Опекун. Вне закона

– Она устроила голодовку, – вздыхаю я, откинувшись на спинку мягкого дивана.

Чего-чего, а денег на свой бизнес Агафонов не жалеет, именно поэтому он у него и процветает. «Розалия» – одна из самых элитных гостиниц нашего города, и он чуть ли не каждый год что-то да делает: покупает новую мебель, стены перекрашивает, даже европейского дизайнера привозит, и тот диктует, как лучше и моднее.

– Ну не страшно, стройнее будет, – махнув рукой, друг опять куда-то смотрит.

– Она и так, как доска…

– А вот брехать не надо, я видел эту девицу, всё при ней, – хитро улыбается, глаза горят, а у меня кулаки сжимаются до хруста костяшек.

– Коньки отбросит, и это будет на моей совести, – решаю игнорировать эту странную реакцию на слова друга.

Не первый раз девок каких-то обсуждаем, мы вместе полжизни, трахали девиц на соседних кроватях ещё в общежитии. Так какого чёрта меня злят его слова в адрес Каролины?!

– Сам виноват, – пожимает плечами Сеня, вызывая у меня недоумение.

– Я никому не позволю сесть мне на шею, ты знаешь, – сквозь зубы проговариваю.

– Знаю, – кивает друг. – Но давай по-честному, – поставив стакан на стол, он подаётся вперёд. – Приехал какой-то дядя и забрал из дома, ничего толком не объяснив. Запер в своей квартире, приставил охрану, и опять без объяснений…

– Она видела документы, что я её законный опекун, – раздражённо перебиваю друга.

– Хрень собачья твои бумаги, – махнув рукой, он допивает свой виски. – Девка взрослая, не дура, судя по твоим же словам, а значит, если бы ты сел с ней за стол, поговорил и объяснил всё как есть, она бы и вела себя по-другому, – заканчивает, состроив умное лицо, и, откинувшись обратно на спинку дивана, подзывает к себе официанта.

Я же сижу в ступоре. Такого варианта я не рассматривал, потому что это не мои методы. Не привык кому-то объяснять свои действия, отчитываюсь я только перед самим собой. Именно поэтому много лет назад я кинул друга – чтобы не приходилось докладывать обо всём второму человеку. А тут девка вдвое младше меня, что ей, чёрт возьми, я должен объяснять? Взрослый сказал, что так будет, всё, ты выполняешь без возражений.

– Иди домой, сядь за стол переговоров и скажи девке правду, не всю, конечно, но часть, увидишь, как всё изменится. Плохого я тебе не посоветую, ты мне как брат, – Сеня говорит, но его взгляд устремлен в зал ресторана.

– Куда ты, блять, смотришь всё время? – выбешивает меня уже.

– Меня одна блондинка глазами пожирает, – довольно играет бровями.

Проследив за его взглядом, я чуть не поперхнулся виски. Блондинка, и правда, глазами пожирает, только не Сеню, а меня, и, скорее всего, она в своих фантазиях меня к стене прижала и расстреляла, как дезертира.

– Забудь о ней, дорогой мой, – усмехаюсь я.

– А что? – прищуривается Сеня.

– Помнишь, я говорил про подругу Каролины, которая работает в этой гостинице? – друг кивает, уже начиная понимать, куда я клоню. – Так вот, та разъярённая фурия, которая грозится меня отравить каждый раз, когда я переступаю порог «Розалии», а я тут частый гость, как ты знаешь, вот это она и есть, – криво улыбнувшись, я бросаю взгляд на… как её там, Юля, кажется.

– Люблю укрощать строптивых, но к подруге твоей Каролины не полезу, – поджимает губы с явным разочарованием на лице. – Ладно, ты езжай домой и поговори со своей… как её назвать? Дочерью? – откровенно смеётся надо мной.

– Иди к чёрту! – выплёвываю я и встаю на ноги. – Сам счёт оплатишь, раз остроумный такой, – бросаю через плечо под его весёлый смех и иду на выход в окружении охраны.

Воспользуюсь советом друга и попробую поговорить с демоницей, вдруг прокатит. И она свой бойкот закончит, и я спокойнее жить буду.

Глава 4

Лина

Сдулась. Крылья отрезали и оставили на вершине мира мучиться от безысходности, ведь летать больше не можешь. Я просто устала. Попытка сбежать из золотой клетки провалилась, и я потеряла силы и надежду. На меня давит всё вокруг, и только оставаясь одна в доме после ухода новой домработницы, я усаживаюсь в гостиной у панорамного окна на теплый пол и, укутавшись в плед, попиваю горячий шоколад. Голодовку я с лёгкостью переношу: пью чай, кофе с молоком и мой любимый горячий шоколад. Знаю, что это неправильно, что могу посадить желудок, но пусть это будет на совести тирана-бандюгана.

Сидеть в своей комнате, конечно, неплохо, но я всё равно пользуюсь тем, что Марата нет дома допоздна, и прогуливаюсь по квартире, больше ведь негде гулять. А я такой человек – на одном месте долго не могу, тело ломит, если долго сидеть. Не понимаю тех, кто может целыми днями лежать на диване и пялиться в экран телевизора. Мне нужно двигаться, что-то делать, и без разницы что, лишь бы не тухнуть.

Думала убраться в доме, но Марат нанял эту женщину, которая, к слову, плохо свои обязанности выполняет. Она больше время убивает, чем делом занимается. А у меня глаз намётан на это всё: мама страдает *рипофобией и в своём стремлении держать дом в идеальной чистоте приучила к этому и меня. Я могу найти пыль даже там, где её нет, и это стало частью меня. Даже ненавязчиво, не пытаясь что-то разглядеть, ты заходишь в чей-то дом, и глаза сами находят, где грязь. Я пыталась избавиться от этого, но мне не удалось. И вот сегодня, когда я наблюдала за Светой, у меня руки чесались протереть после неё повторно пыль, но сдержала себя, предпочтя не смотреть, как она убирается.

Внезапно из мыслей вырывает звук поворачивающегося ключа в замке. Вздрогнув, я бросаю глаза на часы на стене, которые показывают время на всех континентах мира. Совсем рано, за окном-то ещё светло, а Марат не возвращается домой в это время. Убежать в свою комнату я не успею, да и не хочу. Прятаться от Самойлова нет смысла, как и нет смысла бежать из клетки, всё равно поймают.

Судя по удивлённому взгляду, Марат не ожидал найти меня в гостиной и уж точно не ожидал увидеть с чашкой в руках и укутанной в плед. Бросив короткий взгляд на него, я отворачиваюсь к окну, продолжая смотреть с высоты двадцать пятого этажа на город.

Не слышать приближающихся шагов в пустом доме невозможно, как сильно не пытаться, но я всё равно продолжаю делать вид, что мне куда интереснее смотреть на облака, чем на мужчину в дорогом пальто, благоухающего сводящим с ума запахом, который уже наполнил пространство вокруг меня и проник в лёгкие, напоминая события прошлогодней давности.

Не вижу, но чувствую его взгляд на себе, слышу его мерное дыхание, потому что Марат в паре шагов от меня. Поднимаю глаза и в отражении окна вижу, что он стоит, словно статуя греческого бога на пьедестале, подавляя своей силой и властью. Ноги на ширине плеч, руки в карманах брюк, пиджак расстёгнут, а чёрная водолазка облегает его рельефное тело. Красивый, опасный, злой.

– Встань! – приказывает в своей привычной манере, и мне приходится сильнее сжать кружку в руках, чтобы не реагировать на него. Сделать вид, что его нет, что одна в квартире. – Каролина, встань… пожалуйста, – на последнем слове я резко поворачиваю голову и, округлив глаза, смотрю на него в упор, не веря в услышанное.

Неужели он попросил? Вежливо, не рыча, как дикий зверь, а спокойным тоном?

Марат протягивает мне руку, и я вовсе впадаю в ступор. Может, я сплю? Уснула, прислонившись лбом к прохладному стеклу? Но нет, мужчина стоит с протянутой рукой и смотрит на меня своими серыми глазами. Поддавшись непонятно каким инстинктам, я вкладываю свою руку в его широкую ладонь, и он, сжав её, поднимает меня с пола, словно я и не вешу пятьдесят семь килограмм.

– Поговорим? – спрашивает, внешне оставаясь невозмутимым.

Я от шока не могу и слова из себя выдавить, всего лишь киваю, после чего Самойлов кивком головы показывает в сторону стола и, отпустив мою руку, жестом приглашает присесть. Поплотнее укутавшись в плед, словно он может меня от чего-то защитить, на негнущихся ногах я занимаю место за обеденным столом. Марат садится на другом конце и откидывается на спинку белого стула.

– Начнём с начала, – говорит он, и я слышу, как у меня пульсирует в ушах. – Я знал твоего отца, и когда его… когда он умер, я оформил на тебя опеку, решив таким образом защитить тебя и твою мать, – начинает, барабаня пальцами по чёрной столешнице из массивного дерева. – Катя отказалась брать у меня деньги просто так, и я нанял её на работу, – он смотрит мне в глаза, и я не смею даже сомневаться в его словах. – Теперь, когда она в больнице, и ты осталась одна, я обязан был забрать тебя, – эту фразу он говорит с какой-то злостью, будто говоря «ты идиотка и ничего не понимаешь». – Это не похищение, как ты орала неделю назад, но пока твоя мать не поправится, ты без вопросов будешь жить у меня.

– Почему нельзя было просто приглядывать за мной, если вам так это вдруг… – выделяю последнее слово. – …понадобилось, м? – наклонив голову набок, смотрю на него. – Я ведь не ребёнок, и раз вы говорите, что хотите защитить, пока мама в больнице… не кажется ли вам, что звучит это как бред? Мама у меня женщина хрупкая, она явно и раньше не смогла бы «защитить» меня так, как вы с армией охраны, – проговариваю свои мысли вслух, видя на его лице раздражение. – Или сейчас что-то изменилось, и я нуждаюсь в усиленной защите? – после этого вопроса Самойлов заметно напрягается, и я понимаю, что попала в точку.

– Нет, ничего не случилось, – его ответ звучит искренне и только сильнее вводит меня в недоумение. – Но так будет лучше. Тем более, что когда Кате станет лучше, я привезу её сюда и приставлю к ней сиделку.

– Почему ей может понадобится сиделка? – встрепенулась я, взволнованно смотря на Самойлова. Я ведь ничего не знаю о состоянии мамы с тех пор, как меня привезли сюда.

– Мне будет проще, если она будет здесь, под моим присмотром, – продолжает, игнорируя мой вопрос. – Если ты обещаешь быть послушной, не творить глупостей, я позволю тебе жить, как раньше.

– И на работу смогу вернуться? У меня отпуск уже заканчивается, – с прищуром наблюдаю за ним, заметив недовольство на лице.

– Сможешь, – цедит сквозь зубы, явно не желая этого.

– А маму навестить? А с подругой встретиться? По магазинам ходить? Кофе в кафе выпить? Домой съездить?..

– Я же сказал – будешь жить как раньше! – перебивает, выходя из себя.

Ладно, я специально его раздражаю, убедиться хочу, что он не врёт.

– Хорошо, – киваю после долгой паузы. – Не то, чтобы я была согласна жить с вами под одной крышей, ведь что бы вы не говорили, вы мне совершенно чужой человек, но если выбирать между золотой клеткой, запертой на ключ, и клеткой с открытой дверцей, я выберу второе, – серьёзным тоном проговариваю, пока Самойлов кривит уголки губ в подобии усмешки. – Я могу съездить за своими вещами? – иду уже до конца.

– Тебе их привезёт охрана, – сухо отвечает и встаёт на ноги.

– Я не хочу, чтобы ваши обезьяны копались в моих трусах, – громко говорю, встав следом.