Тишина. Две-Восьмерки отчаянно огляделся. В полумраке свисающее с веревок белье казалось армией призраков.
А потом откуда-то из толщи призраков послышался голос:
– Ты отлично справился, Две-Восьмерки. Ты очень храбр.
Две-Восьмерки резко развернулся, трясясь от ужаса.
– Покажитесь, – произнес он. – Я хочу вас видеть.
– Прости, но я пока откажу тебе в этой просьбе, милый, – ответил голос – женский голос. – Думаю, в нашей ситуации мне лучше оставаться вне поля твоего зрения. Надеюсь, ты меня поймешь.
Две-Восьмерки кивнул:
– Хорошо. Ладно.
– Ну вот и славно. Прежде чем мы перейдем к дальнейшим действиям, я должна задать тебе один вопрос. Зачем ты это делаешь?
Две-Восьмерки нахмурился в раздумьях.
Женщина ждала.
– Потому что я хочу быть свободным, – наконец выговорил Две-Восьмерки. Он сказал эти слова вслух впервые в жизни – и сам был шокирован тем, какая в них заключалась сила, как они наполнили огнем все его тело, ускорили ток крови в жилах. – Я хочу стать по-настоящему живым. Мы, Белые ведуны… у нас ведь нет истинной жизни, нам не позволено быть частью мира, вы знаете? Мы только наблюдатели. А я не хочу быть наблюдателем. Я хочу чувствовать все на самом деле, выбирать, куда мне идти и что делать, и быть автором своей истории.
В воздухе повисла краткая тишина.
– Все верно, – произнес голос. – Думаю, что я могу тебе с этим помочь. Но свобода – это нелегкий дар. Твои проблемы никуда не исчезнут. И, прежде чем мы займемся твоей свободой, нам нужно еще кое-что обсудить… Один очень важный момент.
– Мою душу? – горько спросил Две-Восьмерки.
– Да. Твою душу. Ее забрала у тебя госпожа Хестер. Она хранит ее в тайном надежном месте, там же, где и души всех прочих Белых ведунов. Если ты пойдешь с нами, тебе придется оставить свою душу позади.
У Две-Восьмерки все внутри скрутилось от боли.
– Но как я смогу быть свободным без своей души?
Снова пауза.
– Милый, ты когда-нибудь размышлял о том, что отличает тебя от прочих Белых ведунов? Думал ли ты, откуда вообще у тебя взялись мысли о свободе, магии и дружбе, в то время как остальные вполне довольны своим состоянием?
– Конечно думал. И каждый день скрывал ото всех эти самые мысли!
– Силы госпожи Хестер уже не те, что прежде, – произнес голос с глубоким удовлетворением. – Она теряет хватку. Когда ты был малышом, она забрала твою душу – но не сумела вычистить ее всю целиком. Немного промахнулась, оставила кусочек. И этого кусочка оказалось достаточно, чтобы ты мог чувствовать, мечтать и надеяться. И таких, как ты, не так уж и мало. Некоторых из вас нам удалось спасти и перетащить на свою сторону за последние месяцы. Мы надеемся однажды найти хранилище, где она держит ваши украденные души, и вернуть их вам всем, освободить их. Но до той поры мы можем помогать лишь немногим Белым ведунам, таким как ты.
Две-Восьмерки смотрел в темноту, прижимая ладонь к груди. Там, внутри, быстро и громко билось сердце. Он всегда знал, что отличается от прочих, но и подумать не мог, что причина в том, что в нем осталась частичка души. Что эта самая драгоценная часть его существа затаилась, спряталась, сохранила себя. Это было так прекрасно – и одновременно так ужасно, так пугающе.
Голос продолжил:
– Выбор за тобой, Две-Восьмерки. Если ты решишь, что бегство слишком опасно, ты можешь развернуться и уйти. Вернуться в свою постель и забыть о нашей встрече навеки.
– Нет! Я там с ума сойду. Я хочу на волю.
Послышался звук – вроде бы стеклянного шарика, катившегося по полу, – и что-то маленькое толкнулось в ногу ведуна. Он нагнулся и подобрал крохотный сосуд с заклятием, в котором клубилась частица маслянисто-желтой магии. Две-Восьмерки смотрел на нее как завороженный: он никогда еще не видел ведьминского заклятия, но мгновенно догадался, что это одно из них, потому что оно было яркое, теплое, похожее на дикую творческую фантазию. И звук оно издавало совсем другой, отличный от монотонного унылого шепота ведунских заклятий. Это была неровная звенящая трель, кусочек музыки, веселящей сердце. Полная противоположность стерильной и бесцветной магии ведунов – как огонь и лед.
– Что это?
– Заклинание для тебя. Оно поможет тебе в пути, который уведет тебя от большей части твоей души. Ты будешь меньше страдать.
Две-Восьмерки прикоснулся к пробке флакончика.
– Не сейчас, – настойчиво сказал голос. – Чтобы вытащить тебя наружу, нам еще предстоит поработать. Моим товарищам, которые планируют твой побег, нужно время. И заклятию тоже нужно время, чтобы сработать правильным образом. Капай себе на кожу по нескольку капель каждую ночь и жди нашего сигнала. В письме на прошлой неделе я просила тебя найти тайник, где можно спрятать нечто маленькое… ты преуспел?
Две-Восьмерки кивнул.
– Хороший парень. Тайник нужен для заклятия. Храни его там. Когда придет время побега, я пришлю птичку с указаниями. Все понял?
– Думаю, что да…
– Постарайся до того времени не попасть ни в какие неприятности. И будь храбрым.
Две-Восьмерки открыл было рот, чтобы ответить, но услышал словно бы шум маленького смерча, увидел, как простыни по комнате заколебались на веревках, – и ясно ощутил, что теперь он в помещении совершенно один. Встряхнув флакончик, Две-Восьмерки погасил теплый свет заклятия, и музыкальный звон тоже умолк. Сжимая заклятие в кулаке, ведун тихо покрался обратно в дортуар, чувствуя себя хранителем едва ли не главной тайны во вселенной.
Вернувшись в дортуар, Две-Восьмерки присел на корточки у своей узкой койки, окруженный похрапыванием и вздохами во сне, и вытащил из-под матраса столовый нож. Приподняв им половицу, он положил в тайник заклятие и опустил половицу обратно, та прикрыла отверстие с тихим щелчком.
– Что это ты делаешь?
Две-Восьмерки едва не вскрикнул от ужаса. Звук чьего бы то ни было голоса в дортуаре – вообще вещь неожиданная, и уж тем более среди ночи. Он успел спрятать ножик в рукаве и оглянулся через плечо. В изножье его кровати стоял Сто-Три, сонно моргая глазами. Сто-Три было двадцать лет – на год меньше, чем Двум-Восьмеркам, – и последний не мог вспомнить, чтобы когда-либо вообще слышал его голос.
– Мне не спится.
– А почему ты сидишь на полу? – Сто-Три говорил лишенным эмоций бесцветным голосом. В глазах его тоже не было признаков жизни.
– Мышь, – объяснил Две-Восьмерки. – Мне показалось, что я заметил мышь.
Сто-Три смотрел на него долгим пустым взглядом.
– Ложись в постель, иначе я на тебя донесу. После отбоя не положено подниматься с кровати.
– Да, конечно, ты прав, – ответил Две-Восьмерки. – Я уже ложусь.
Сто-Три отошел к своему месту. Две-Восьмерки лег, натянул одеяло до подбородка и повернул голову, чтобы взглянуть на место своего тайника. Половица вроде бы лежала так, как надо, совершенно ровно. Но вдруг Сто-Три успел что-то разглядеть? Нет, не может быть, ничего он не видел.
Две-Восьмерки разрывался изнутри от такого множества мыслей, тревог и планов, сердце его колотилось как бешеное.
Он сомневался, что сможет заснуть этой ночью. И ночь предстояла долгая.
Шепот книг
Дождь все лил и лил.