Военная тайна варягов

Из окна трехэтажного здания бывшей школы, Иванцову была видна окраина леса. До войны эта школа являлась гордостью современного, благоустроенного, большого поселка, который месяц назад превратился в арену жестокой битвы. Многократно переходил из рук в руки, отчего уцелевших домов здесь теперь осталось едва ли не меньше чем почерневших, подбитых танков. Одна из этих сгоревших машин, стояла в заросшем травой огороде, через который вчерашней ночью, вышел к своим, возглавляемый Фроловым отряд. Остов этого танка, вокруг которого суетились местные пацаны, и сейчас был виден старшему лейтенанту.

Фролов, потемневший от бессонных ночей, утративший лоск и выглядевший почти стариком, сидел напротив командира особого эскадрона, с которым успел сдружиться. Оба они разглядывали отобранные у пленного немца трофеи.

– Удивительно, товарищ Иванцов, как ему все-таки удалось выжить, – покачивая головой, говорил Фролов, с интересом рассматривая пистолет системы “Зауэра”, добротный немецкий компас на кожаном ремешке, колоду порнографических карт и странный, напоминающий крупную пуговицу, предмет на шнурке.

– От пилота мокрое место осталось, а этот выжил, – повторил подполковник, и старлей в очередной раз кивнул.

Иванцов смертельно устал. Поиски сбитого самолета, блуждание по болотам, короткая, но крайне ожесточенная схватка с немецкой группой, которая, возможно, бродила в этих лесах с той же целью, что и отряд Фролова – вконец измотали молодого старлея. Немцы атаковали из лесных дебрей, в момент, когда люди Фролова переправлялись вброд через маленькую, спокойную речушку. Попав под плотный ответный огонь кавалеристов, немецкая разведка предпочла отступить. Схватка закончилась быстро и главное – благополучно, если не считать царапины, которую получил сержант Бульба.

Иванцов поморщился, встряхнул головой, избавляясь от чувства тревоги, которое буквально преследовало его последние дни. Единственное, что сейчас хотелось, так это спать. Однако следовало дожидаться группу оперсостава из контрразведки фронта, которая была выделена начальством в помощь подполковнику. Схваченный возле сбитого “Шторьха” ганс упрямо молчал, и Фролов пока не решался отправить его в Москву.

– Зауэр тридцать восьмого года, калибр 7, 65 миллиметров, – со знанием дела сказал Фролов, продолжая крутить в руках пистолет, – хорошая немецкая машинка, между прочим.

– А вот эту пакость, показывать начальству возможно и ни к чему… – Подполковник вытащил наугад из колоды карту, с усмешкой взглянул на грудастую “даму бубен”. – Хотя, если наш немец и в самом деле такая важная птица, то в его арсенале пустяшных вещей быть не может.

– Чертовы капиталисты. Ни стыда, ни совести… – Поддакнул подполковнику Иванцов.

– Компас хороший, – продолжил подполковник, в очередной раз, трогая указательным пальцем трофейный прибор. – А насчет капиталистов – вы правы… Разложение капитализма налицо, так сказать. В гражданскую войну мне случилось воевать против генерала Каппеля. Так вот однажды, под Красноярском, в декабре девятнадцатого года, захватили мы штабную машину. Беляков в ней перебили всех до единого, и стали делить трофеи. Вот значит, наш комроты – беззаветной храбрости и большого ума человек, хотя и малограмотный, подарил мне, для смеха, колоду таких же карт, но изготовленных еще в прошлом веке. У погибшего штабс-капитана эту колоду нашли. Так там дамочки в белье все были… Такого паскудства, как вот у этих, не наблюдалось еще и в помине…

– А это вот, что за штуковина? – не шибко заинтересовавшись эволюцией капиталистического разврата, спросил Иванцов, кивая на четвертый трофейный предмет – ту самую блестящую бляху на шнурке.

– Амулет какой-то… – Подполковник пожал плечами. – Такое впечатление, что здесь изображено какое-то древнее божество. Видите, доспехи еще совсем допотопные. Шлем с крылышками, а ноги босые.

– Древнее божество германцев? – уточнил старлей Иванцов.

– Навряд ли, – помотал головой Фролов. – Я хоть и не крупный специалист в истории, но думаю, амулет не имеет к древним германцам никакого отношения. Что-то восточное… Не могу объяснить почему, но мне глядя на это приходят на ум Шумер или Вавилон. Нечто более древнее, чем Германия. Однако не исключено, что перед нами простая безделица, купленная на рынке или отобранная, при грабеже мирных граждан.

– У меня в эскадроне есть парень по фамилии Шорин. До войны в МГУ учился. По-моему, как раз на истфаке. Может ему это стоит показать? – предложил Иванцов. – А то заберут амулет вместе с пленным гансом, и никогда не узнаем, кто это был? Бог войны вавилонцев, или может кто-то еще.

– Ваши люди на отдыхе, – с сомнением пососав губу, вновь пожал плечами Фролов.

– Пока смершевцев нет, товарищ подполковник… – Иванцов умоляюще посмотрел на командира. – Жутко интересно, что скажет бывший студент об амулете.

– Ну, ладно. Сходите к своему Шорину… Хоть и не вижу особого смысла в этих немецких безделушках, но, поинтересоваться можно. – Фролов снова взял в руку “зауэр”. – Удобный пистолет, – сказал он, когда Иванцов уже закрывал за собою дверь.

Выйдя на улицу, с наслаждением вдохнув свежего воздуха, старлей зашагал в направлении поселкового центра, насвистывая бодрую “пионерскую” мелодию. Полусонное состояние требовало дополнительной энергетической подпитки. А, как известно, ничто так не укрепляет боевой дух, как бравая песня, вовремя прибывшая полевая кухня и крепкое “фронтовое” словцо, прозвучавшее своевременно из уст командира.

Поселок, в котором остановился особый эскадрон Иванцова был, видимо, возведен недавно – в тридцатые годы – и носил современное название – Новостройка Социализма. Немцы организовали здесь мощный оборонительный узел и в ходе весеннего наступления, этот населенный пункт был существенно изуродован артиллерийским огнем. Вся центральная часть поселка была сожжена и разрушена, однако окраины в некоторых местах имели нетронутый мирный вид.

Проходя мимо медсанбата, расположившегося в двухэтажном здании, над дверями которого сохранилась табличка с надписью: КУРСЫ МЕХАНИЗАТОРОВ, Иванцов обратил внимание на брошенную немцами штабную машину. Видимо гансы пытались поспешно ретироваться, однако безнадежно застряли в канаве. Мощный немецкий джип фактически уцелел. В тот момент, когда старлей Иванцов поравнялся с ним, его тщетно пытались стронуть с места несколько советских бойцов. Руководил этим действом седой старшина медицинской службы, переругивавшийся с шофером на предмет, выталкивать ли машину передним ходом, или попробовать сдать назад.

– Бог в помощь, славяне, – весело обратился к трудягам старлей. Затем подбежал к бойцам и, ухватившись за запасное колесо, которое инженерный гений арийцев расположил на боку между дверцами, весело матерясь, включился в работу. – А ну вместе, взяли! – покрикивал Иванцов, стараясь расталкивать машину в такт с остальными.

Наконец, покрытый пятнами маскировки монстр выкатился из канавы на ровное место.

– Молодцы, черти, давно бы меня послушать, говорю же, вперед толкать надо, – хлопая по плечу долговязого молодого бойца, сказал старшина. – И вам спасибо, товарищ старший лейтенант. Куда направляетесь? Если случайно, в штаб артиллерии корпуса, могём подвезти… Трофей этот к штабу приказано буксировать. А он, значит, это самое, своим ходом способен… – Старшина почти ласково хлопнул ладонью по запылившемуся капоту трофейного автомобиля.

Эскадрон Иванцова располагался на территории моторно-тракторной станции. Это было, как раз-таки, рядом с указанным старшиной объектом. Правда интересовал Иванцова вовсе не Шорин, а корреспондент фронтовой многотиражки, у которого имелся фотографический аппарат. Мнение студента истфака вряд ли играло здесь важную роль, а вот фото амулета старлею сохранить захотелось. Корреспонденту, писавшему статью о героических буднях военной разведки, очень уж нравились байки сержанта Бульбы, а потому Иванцов надеялся, что искать журналиста следует в расположении особого эскадрона.

– Спасибо, – весело кивнул Иванцов. – Неплохо бы подвезти… Ноги совсем отваливаются, если честно.

Через минуту, немецкий трофейный джип, управляемый чертыхающимся, молодым шофером, выкатился на проселочную дорогу и, медленно объехав воронку, оставленную крупнокалиберной фугасной миной, двинулся вдоль поселковой окраины, мимо одноэтажных кирпичных домов и заброшенных огородов.

– Наши, как раз вот отсюда, со стороны Белой Горки вели наступление, – рассказывал Иванцову, сидевший с ним рядом в трофейной машине, сержант, указывая в сторону леса.

– Стрелковый полк наступал при поддержке танков, – выдержав паузу, продолжал этот сорокалетний, уже поседевший боец, стараясь говорить громче натужного подвывания немецкого двигателя. – Выбили фашистов с окраины, закрепились. А дальше никак… Немцы тут хорошо подготовились к обороне: артиллерии, минометов, танков у них тут было… – Сержант помотал головой. – Вспомнить жутко, товарищ старший лейтенант.

Иванцов поглядел на черные заскорузлые пальцы сержанта, которыми тот вцепился в зажатый между коленками карабин, и молча кивнул.

– Тут нам бы артиллерию подключить, и снарядов нема!.. – С досадой высказался собеседник старлея, махнув кулаком. – Ох, и тяжко тут нам пришлось. Потом, однако, и немцам стало несладко. Когда по ним “илы” ударили с воздуха!

Иванцов все кивал сержанту, однако слушал его вполуха. Историю эту старлей уже слышал от капитана связистов, с которым вчера пил спирт за знакомство. Потом они долго говорили “за жизнь”, покуривая в темноте трофейные сигареты из смятой зеленой пачки. Капитан захмелел, матерился, ругал начальство. Иванцов его слушал, пока не провалился в сладкую, приятную дремоту.

– Фашисту тоже досталось, – продолжал разговорчивый спутник старлея, не замечая, что его больше не слушают. – Как значит “илы” по йим долбанули, оно совсем по-другому все стало… А грохоту было! А дыму! В эфире сплошной русский мат! Огонь вокруг! Гарь!

Стоявшие посреди дороги красноармейцы, возглавляемые старшиной, почему-то встревожили Иванцова. Бойцов было четверо. Ни молодой шофер, ни старлей, ни увлеченный рассказом, сорокалетний сержант, не заметили, как эта команда оказалась у них на пути. “Как из-под земли выросли”, – рассказывал потом смершевцам единственный уцелевший свидетель…

Глава вторая: Тень Апокалипсиса.

"Из протокола секретного совещания в Ставке Гиммлера 12 июля 1943 года”.

"Гиммлер. Фюрер изложил мне свою точку зрения на то, каким образом следует расходовать денежные средства на научно-технические исследования в области создания новых видов оружия. Вам, доктор Крайпе, следует четко усвоить: если ваш проект не принесет ощутимого результата в течение ближайших шести месяцев, вы рискуете лишиться всякого финансирования и оказаться под следствием. Мы не можем сейчас позволить себе тратить силы на бесплодные поиски и футуристические идеи, не сулящие в самой близкой перспективе практического эффекта.

Кальтенбруннер. Лично я убежден, что Ваши исследования, доктор Крайпе, не что иное, как чудовищная профанация! Объясните нам, какую выгоду мы можем получить от Вашего дорогостоящего проекта? Мы, как вы понимаете, это, во-первых, армия, а потом уже гестапо, СС, и СД.

Крайпе. Проект, о котором Вы говорите – это ключи от ворот всей планеты! Завершив работу, мы получим тотальное превосходство над всеми врагами рейха, возьмем их за горло и никогда уже не выпустим.

Гиммлер. Давайте прямо посмотрим правде в глаза. Вы обязаны максимально скоординировать все усилия, на решении вопросов, которые могут непосредственно повлиять на исход войны. Я читал Ваш отчет о новых возможностях, открывшихся нам в ходе Ваших экспериментов. Постарайтесь, как можно больше внимания уделять решению практических задач! Именно в этом направлении мы ждем от Вас скорого результата. Прежде всего, хотелось бы знать о проекте “Меч Немезиды”!

Крайпе. Я понимаю Ваше нетерпение рейхсфюрер. Меч Немезиды скоро будет готов к практическому применению. Я просил Вашей санкции на первое, экспериментальное использование этого всесокрушающего оружия, из арсенала наших всемогущих предков, владевших этим миром тысячи лет назад! Все же позвольте заметить, что мы не должны отказываться от исследований в области фундаментальной науки. Ведь именно пробный запуск установки на объекте Мордкассель, позволил нам вплотную приблизиться к созданию всесокрушающего Меча. Это обычная практика в нашем деле.

Кальтенбруннер. Если Ваш Меч Немезиды, или как Вы там называете свое изобретение, в самом деле, готов к использованию, следует, не откладывая уничтожить наиболее значимые для врагов Германии исторические центры… Мне представляется, если Лондон, Нью-Йорк, Иерусалим и Москва, а также возможно, Санкт-Петербург превратятся в руины, исход войны будет предопределен. Вид ужасающих пепелищ и развалин на месте этих, жизненно важных для противника мегаполисов, устрашит и деморализует наших врагов настолько, что они утратят последнюю волю к борьбе.

Крюгер. Хочу предупредить Вас доктор, что к нам в IV отдел РСХА неоднократно поступали жалобы от преданных рейху лиц, о Вашей крайней неразборчивости в отношении славянского и еврейского вопросов. У Вас в лаборатории, как нам известно, работают люди с весьма сомнительной наследственностью. Хочу предупредить Вас, что на объекте Имперского значения, национальный вопрос может стать решающим! Проведите самую тщательную проверку всех, кто у Вас работает. Или этим займется гестапо!

Гиммлер. Вам следует более гибко смотреть на вещи, Крюгер. Если деятельность лаборатории Мордкассель, приведет в скором времени к уничтожению жизненно важных очагов противника, думаю, мы можем провести Ваше расследование, либо после нашей окончательной победы, либо, в крайнем случае, после завершения акции по уничтожению перечисленных Кальтенбрунером городов. Кстати, Крайпе, Вы ничего не сказали нам, по поводу предложения обергруппенфюрера… Вы просили у меня санкцию на проведение испытаний Меча Немезиды. Что, если, не откладывая, направить удар на указанные им цели?

Крайпе. Рейхсфюрер, я все же просил бы, произвести испытания по более упрощенной схеме. Я уже выбрал два предварительных объекта, для пробного использования Меча. Мои сотрудники готовят для Вас предложение в письменной форме. Среди объектов две малозначительные цели, которые не вызовут в стане врага большого переполоха, и одновременно дадут нам пищу для анализа. Возможно Меч Немезиды еще нуждается в доработке…

Кальтенбруннер. И что это за цели?

Крайпе. Одна из них находится в Бирме, где мы впервые произвели полигонные испытания Меча. Вторую цель, мы планировали выбрать на русском фронте. Там, правда, возникли некоторые сложности случайного характера. В ближайшее время мы будем готовы доложить Вам, что подготовка завершена.

Кальтенбруннер. На кой черт нам сдалась Ваша Бирма, Крайпе? Бирма входит в сферу интересов Японии.

Гиммлер. Бирма дает нам прямую дорогу в Индию, Кальтенбруннер, не думаю, что мы отдадим Индию в руки японцев!

Кальтенбруннер. Индия – это прекрасно!