– Что случилось? – спросила Сандрайн у мальчика. – Чего этот бродяга хотел от тебя?
– Он приказал мне лечь на землю, а потом два раза ударил меня палкой. – Мальчик снова закашлялся и выплюнул кровь на дорогу.
– Это не бродяга, – сказал стрелок. – Это бывший одноклассник моего сына.
Он схватил Марата за ручку рюкзака и рывком поставил на ноги.
– Что ты сделал?
Марат молчал. Гилла повернулся к ребенку.
– Мне опять плохо, – пробормотал Сулиман.
– Куда он тебя бил? – спросила женщина. – По лицу?
– Нет, по спине.
– А откуда кровь?
– Я стал кашлять.
– Повернись, – попросил отец Клавинго у ребенка.
Маленький баскетболист послушался. Гилла поднял его майку. Толпа охнула. К пострадавшим подошла еще одна женщина.
– Сандрайн, ты сама-то в порядке?
– Нет, – сказала Сандрайн. – Кажется, он сломал мне руку.
Марат видел кругом лица. На него смотрели. Кто-то толкнул его в плечо. Он подумал, что его сейчас убьют, пристрелят, как бешеную собаку, а тело бросят на помойке.
– Сулиман, – спросил Гилла, – ты теряешь сознание?
– Я хочу лечь, хотя бы на землю, – жалобно ответил мальчик.
– Держись, – приказал мужчина, – сосредоточься.
Мальчик посмотрел на него. В его глазах на мгновение стало чуть больше ясности.
– У него был хоть один повод ударить тебя?
– Нет. Я даже никогда его не видел. Я просто играл в мяч. Он пришел с палкой.
– Сулиман! – сквозь толпу пробился красивый светлокожий араб лет тридцати. Было видно, что он напуган до полусмерти. Мальчик увидел отца и потерял сознание. Гилла поймал его за плечи. Араб подбежал, поднял сына на руки.
– У него кровь идет горлом, – сказала женщина со сломанной рукой.
– Идите к бензоколонке, – посоветовал кто-то. – Там найдете машину. Это самый быстрый путь в больницу.
– Что ты хочешь, чтобы мы с ним сделали за твоего сына? – спросил стрелок у араба.
– Где твой отец? – спросил кто-то у Марата.
– Он круглый сирота, – ответил Гилла за Марата, – и он достаточно взрослый, чтобы самому за себя думать. Так что ты хочешь, чтобы мы с ним сделали? – повторил он свой вопрос к арабу.
Отец оторвал взгляд от бледного лица сына.
– Можно отдать его ООНовцам, – предложил один из соседей.
– Они не по-нашему судят.
Марат видел, что араб смотрит на него. Он подумал, что мужчина сейчас прикажет убить его. Решение пришло мгновенно. Марат бросился бежать. Ему удалось сбить с ног двух женщин, потом он попытался обогнуть какого-то толстяка-марабу в красной майке и запутался в чужих руках. Его швырнули обратно.
– Ты сказал, он сирота, – повторил араб.
– Да, – подтвердил кто-то из толпы. – Он живет у старого пьяницы Роберта. Его мать была шлюха.
– Шесть ударов прикладом твоей винтовки, Гилла, – решил араб. Он повернулся и большими скачущими шагами помчался вниз по улице. Теперь его интересовала только жизнь сына.
– И шесть за меня, – пожелала женщина со сломанной рукой. – В три раза больше, чем он нанес мне и мальчику.
Толпа одобрительно загудела.
– И пусть он не показывается в нашем районе. Нам такие не нужны.
– Ты можешь оправдаться? – спросил Гилла. – Зачем ты его бил? Хоть один повод.
Марат молча оскалился. Он думал лишь о том, что будет жить. Все эти люди опять проиграли. Они оставят его ходить по земле. Ему казалось, что у него есть причина смеяться над ними, смеяться над Гиллой, который не знает, что у него в руках убийца его сына.
Отец Клавинго снял рожок со своего автомата, выкинул патрон из затвора и бросил его в нагрудный карман. Потрогал дуло – оно уже не было таким горячим – перехватил автомат за ствол, как дубину. Марата пинками поставили на колени и сорвали рюкзак.
– Жаль, что мой сын погиб, – сказал Гилла. – Я знаю, он много раз бил тебя. Похоже, недостаточно.
Марат смотрел на землю перед собой. После пятого удара он повалился в дорожную пыль. Он снова был в багровой тьме пульсирующей боли, которую мог бы назвать своей родиной.
– Не убей его, – испуганно попросила какая-то женщина.
– Это сложнее, чем кажется. – Теперь Гилла бил снизу вверх. После восьмого удара Марат завыл, загребая руками песок. Ему казалось, что его позвоночник горит огнем. На его губах тоже была кровь. Так его еще не избивали. Потом Марату стало все равно. Можно и умереть. Можно и здесь. Боль больше не давала сил. Она поместилась глубоко внутри, заставляла дрожать и съеживаться.
– Двенадцать, – сосчитала толпа.
– Уходите все, – сказал Гилла. – Передайте другим, чтобы ему не подали хлеба, и пусть Роберт выкинет его на улицу.
– Он уже на улице, – возразил кто-то в толпе. – Роберт сегодня утром умер.
– Вот как, – удивился отец Клавинго. Он присел на корточки рядом с Маратом. Несколько последних зевак помялись на краю дороги и пошли по своим делам. Гилла вернул рожок в автомат. Марат перевалился на бок и смотрел на него.
– Только не ври мне, – тихо сказал Гилла. – Ты ведь был на берегу реки, когда крокодил стащил моего сына в воду? Эту случилось из-за вашей очередной драки?