Сумасшедшая шахта

– Тебя кто послал?.. Менты или Хачик? – спросил он, наконец, чуть срывающимся голосом.

– Какой Хачик? Не знаю никакого Хачика… – удивился я искренне.

– Не знаешь… А это ведь его машина… – указал он в окно перед которым стояла машина Юдолина. Я ее хорошо знаю.

– Это не моя машина, – ответил я после минутной паузы, в течение которой пришел к мысли, что сразу рассказывать ему историю, хоть немного сходную с той, которая привела меня сюда, не имеет никакого смысла. – Вернее, до сегодняшнего дня была не моей. Я купил ее по случаю в Кавалерово сегодня утром.

– Ну-ну… А кореша твои где?

– Нет у меня в этих краях корешей.

– Нет корешей – это хорошо… А если ты не от Хачика, зачем меня убить хочешь?

– Убить?

– Ствол у тебя на спине под ремнем…

– Ствол… Времена сейчас такие, Шурик.

– А ты говоришь – не знаешь Хачика… – полыхнул глазами мой собеседник. – Знаешь… Он все время мне так говорил: "Времена сейчас такие, Шурик"… Я тебя насквозь вижу.

– Ну ты даешь! Ты где свою крышу сбросил?

– В зоне под Хачиком и Саидом… Но мои друзья за это рассчитались. Вместе с Хачиком весь его род похоронили в Степанакерте. Он там, в семье приемных родителей прятался…

– Похоронили… Вырезали, что ли?

– Нет, – демонически улыбнулся Шура. – Спитакское землетрясение помнишь?

– Землетрясение? Твои друзья землетрясение устроили?

– Да! Для них это плевое дело. А второго, Саида, они в Чечне, в Бамуте кончили. Бомбу сбросили. Она сначала ему голову вдребезги разбила, а потом взорвалась.

– А ты лечится не пробовал? Сейчас, знаешь, это просто. Говоришь психиатру "А-а-а" и он сразу определяет, что в твоем организме лития не хватает и потому все за тобой гоняются.

– Два года меня таблетками кормили, – тяжело вздохнул Шура. – И электрическим шоком пытали. Пока сюда не удрал.

– А эти четверо откуда здесь?

– Откуда и ты. Хачик их прислал меня убить.

– Так его же убило? В Степанакерте?

– Убило. Но он послал их за мной перед смертью.

– Ну, тогда все в порядке! Я никогда не бывал в Армении.

– Ничего не знаю. Но чувствую – от Хачика ты.

– Ну и дела… Не знаю, что и сказать. А эти твои четверо друзей или Хачиковских наемных убийц? Ты, вроде с ними в неплохих отношениях?

– Я их достал! Я им рассказал, что с ними будет, если они приказ Хачика выполнят. А потом перезомбировал. Вот они и испугались… А скорее всего – затаились. Выжидают, пока я бдительность потеряю.

– А кто они?

Шура помолчал. Я почувствовал, что он готовится открыть мне великую тайну.

– Инесса – женщина, – ответил он, вдавливаясь в мои глаза своими.

– Очень полная характеристика… – пережив услышанное, закивал я.

– Она забеременеть должна. И родить второго Христа. Но у нее ничего не получается. Не может подходящего производителя найти.

– И ищет методом тыка?

– Ты это брось. Она – святая. Хоть и Хачик ее охмурил меня замочить. Обещал ей: "Знаю, – говорил, – того человека, который тебя обрюхатить сможет. Убьешь Шуру, приведу его".

– А ты откуда это знаешь? – соскучился я разговаривать с сумасшедшим. – Она рассказала?

– Нет. Просто я все про Хачика и его подручных знаю. А Инесса сегодня придет к тебе. Не обижай ее.

Я дернулся, представив ночь с Шуриной коллегой по душевному здоровью. Представление переплюнуло "Вий" по всем статьям и я засуетился, как шестерка:

– Да я, наверное, поеду… Дела у меня… Голова побаливает, радикулит, понимаешь, опять разыгрался.

– Никуда ты не поедешь. Машину твою Ваня Елкин угнал.

– Как угнал???

– Да так, угнал… Клептоман он законченный. Все ворует. Подметки на ходу режет. Да ты не бойся. Он же все равно ее нам продавать будет. Вот только номера поменяет, перекрасит и продавать будет. Вот ты и купи.

– А много попросит?

– Дашь ему что-нибудь. Ну, хоть десяток шишек еловых. Только поторгуйся, да поестественнее. А то он и пырнуть может, если что не понравится. Горячий парень…

– Дела… – протянул я, поняв, что причалил бесповоротно. – А Смоктуновский ваш чем знаменит?

– Он поэт великий… XXI века. Сейчас его стихов никто не понимает, они далеко вперед прошли. И он их в уме копит. "Я, – говорит, – пишу для будущих поколений. Только они поймут мое величие". Все стены в комнате своей исписал на каком-то языке. Счастливый до конца человек. Глаза у него что-то очень хорошее видят. И бормочет он, как убаюкивает. С ним жить хорошо. Радостно очень…

Услышав о расписанных стихами стенах, я чуточку покраснел.

– Ну а пятый кто?

– Да никто. Форменное растение. Он устал от жизни еще до психушки. А в ней и вовсе обессилел. Он как баран за нами ходит. И разговаривает только во сне, но не понять ничего. Хлопот от него никаких нет. Только вечером в палату… в комнату отвести надо и утром вывести. Ест мало и по мелочи помогает.

– А как его зовут?

– Тридцать Пятый. Он в тридцать пятой палате хранился, пока психбольницу в Харитоновке не распустили… Врачи с голодухи ушли куда глаза глядят, а их побросали.