Родня. Пересохшее русло

Прошло два с половиной года.

– Спишь? – услышал он голос Дамира в телефонной трубке.

– Бля… Дамик! Ты чё так рано? У нас еще и пяти нет. – спросонья пробубнил Тимур всматриваясь в часы.

– Глеб умер.

– Во на… Какой, Глеб? – не понимая толком, о ком идет речь, уточнил Тимур. – Глебов много.

– Наш Глеб.

– Да, ладно, – у Тимура перехватило дыхание, – Либерман?

– Да. Утонул в Болгарии, на море.

– Охрене-еееть…. А что, как, когда, известно?

– Да сам толком не в курсе. Брателло, просьба к тебе будет. Ты ж у нас уже почти коренной Алмаатинец. Нужен гроб крутой.

– Да.., вот это новости, с утра. – окончательно проснувшись, молвил Тимур. – Таааак… Ну я гробами-то не занимался, но, по ходу, нужны будут размеры, ну там.., цвет и какая отделка, видимо. А.., ну и по цене. Денег у меня на такой гроб нету.

– Я позвоню там одним, тебе привезут.

– И когда он нужен?

– Завтра должен быть в Костанае.

– Ни фига, ты барин, задачи ставишь.

– Ну больше некого просить.

– Да что ты? А что же Рина «любимому» зятьку с Москвы гроб не притаранит?

– Братан, завязывай, а. Меня озадачили, вот я к тебе и обратился.

– Ладно, не гунди. Попробую найти. Если что-то не срастется, я перезвоню…

– Рахмет, бразе. Давай.

– Давай, пока.

Тимур бросил сотку на кровать и уселся в раздумьях. Прошло два с половиной года, с того дня как его «невежливо попросили» из компании. С тех пор квартиру в Алма-Ате купить у него так не получилось. Да и матери его врачи запретили переезжать в высокогорный климат. Как-то, год назад, Тимур встретился в Костанае с Трояком и он насоветовал ему пообщаться с Глебом, так как тот искал замену директору филиала в Алма-Ате. Тимур долго не соглашался с доводами приятеля, но все же решил написать Либерману письмо. В нем он предлагал забыть старую грызню и начать общаться по-людски. В том же письме он предлагал Глебу свои услуги по руководству Атинским филиалом. Так как на том этапе металлоторгующим предприятием командовал очередной глебовский подхалим. Да и где командовал, в одном из самых застраивающихся городов Казахстана. Персонаж без принципов, чести и знаний, да еще и проктолог по специальности – человек далекий от железа, как ёжик от расчески. Настолько же далек он был и от других составляющих этого бизнеса. Виктор, бывший главный бухгалтер филиала в Алма-Ате, как-то рассказал Тимуру историю, про то как прискакал этот проктолог на растаможку четырех вагонов и, пробегая мимо длинной очереди к окошку, кричал: «Господа, господа, ну пропустите человека, мне надо по быстрому пару вагонов растаможить, все бумаги в порядке, надолго не задержу, у меня тут договоренность. А то мы их уже разгрузили!!!» Ну там, в окошке его конечно услышали и попросили добрых очередников пропустить болезного.., и «нагнули» компанию за эти четыре вагона, по полной программе. У них там как раз шёл рейд по борьбе с коррупцией, и на этом фоне силовики устроили показательное выступление. Потом его же «зам» две недели лихорадочно носился за ним по Алма-Ате, с целью набить ему лицо. Такая вот у Глеба пёстрая публика работала, «на местах».

Глеб ничего на письмо Тимура не ответил, мало того, он растрезвонил на весь Костанай, что Тимур «пал ему в коленки» и попросил прощения. За что только ему было просить прощения, Тимур не понял. Но такое отношение к себе не забыл. Он, вообще, ничего не забыл. И тут такая новость. Ехать он никуда не хотел. И всем своим видом хотел показать, что ему также наплевать на всю эту семейку, как и им на него. Но он не был таким негодяем как они, и если бы повел себя также, то превратился бы в одного из них. А это было не в его стиле. Он точно знал, что основания не помогать им и не ехать на похороны, у него есть. Его там просто не ждали.

Сна, само собой, уже никакого не было, и, слегка перекусив, Тимур решил поехать в ближайший храм поставить свечку за упокой Глебовой души, и на том успокоиться. А потом перезвонить Дамиру и сказать, что не собирается заниматься поиском гроба для тех, кто ему лично таких услуг никогда не окажет. И кому не особо интересно – жив ли он, вообще.

Никольский собор расположен в красивом месте Алма-Аты, в парковой зоне, где Тимур любил гулять в детстве вместе со своим отцом. Они ходили в кинотеатр «Целинный», покупали там билеты на дневной или утренний сеанс и потом гуляли вокруг, перед фильмом. Захаживали на Никольский базар, где отец брал кружку пива или квасу, а сыну покупал мороженое в вафельном стаканчике и потом оба прохаживались в тени деревьев подле храма. Красивый, аккуратный, всегда выкрашенный в голубой цвет – этот храм чем-то манил и притягивал внимание мальчика. И по прошествии многих лет Тимур, уже будучи православным, любил ходить сюда. Он, как и раньше жил неподалеку и его никуда в другое место особо не тянуло.

В левом дальнем углу Никольского собора находились мощи какого-то святого, и до этого дня Тимур не придавал особого значения этой раке. Однако сегодня видимо пришел срок. По крайней мере «наверху» наверное, решили просветить его, в этом смысле. Когда шли посты и внутренний призыв звал его к их соблюдению, Тимур приходил на утренние и вечерние службы, но в обычные, скоромные дни, он просто приходил в храм, когда никого из верующих уже практически не было. Садился в уголок на скамейку и сидел, наслаждаясь тишиной, запахами ладана и глобальным покоем. Он буквально напитывался этим покоем. Вот и на этот раз он пришел к концу службы и уселся на лавочку. Прихожане еще бродили туда-сюда со свечками, бабули что-то терли, скребли, мыли и убирали, а кучка народу, обступив батюшку, получала из его рук какую-то церковную газетку. Краем уха Тимур уловил, что речь как раз шла об этой раке с мощами святого. В раздумьях о правильности и неправильности своего отношения к ушедшему Глебу, он ждал, когда батюшка освободится, и выскажет ему свое мнение. Хотя мнение его было Тимуру известно, но он пытался найти для себя нечто вроде индульгенции. И тут одна из женщин проходя мимо, положила на лавку возле Тимура, какую-то газетку, перекрестилась, и пропала из поля зрения. Пока священник что-то тихим голосом рассказывал пастве, Тимур взял в руки эту газету, пододвинулся к лучу солнечного света, бьющему из окна, и начал читать.

Речь шла о митрополите Алма-Атинском и Казахстанском священноисповеднике Николае (Могилевском). Тимур пробежал глазами очерк, о том как в 2000-м году его причислили к лику святых земли Казахстанской. Точнее его включили в Собор новомучеников и исповедников Российских, пострадавших за веру, свидетельства о которых поступили от Алма-Атинской епархии, но Тимур, как человек не особо разбирающийся в подобных нюансах, посчитал тогда, что этого батюшку причислили к лику святых. В статье была размещена фотография раки с мощами святого и он понял, что оказывается именно его мощи находятся в храме Николая Чудотворца. «Надо же – подумал Тимур – а я и не знал, что хожу в церковь, где лежит не кто-нибудь, а сам святой православный!» Про мучеников Серафима и Феогноста он, конечно, слышал, даже бывал в Аксайском скиту на день их памяти 11 августа, а об отце Николае слышит впервые. Статья эта его заинтересовала и он стал читать дальше, более внимательно:

"…И вслед за этой вестью архиепископа Николая постигло новое испытание – 27 июня 1941 года Владыка был арестован и помещен в тюрьму г. Саратова.

Пробыв в Саратове в общей сложности шесть месяцев, Владыка Николай был направлен в Казахстан, в город Актюбинск, а оттуда через три месяца в город Челкар Актюбинской области.

Когда много лет спустя Владыке задали вопрос: "Как он отнесся к этому переселению? Не было ли в его сердце ропота или обиды?" – Владыка отвечал: "На все воля Божия. Значит было необходимо перенести мне это тяжелое испытание, которое закончилось большой духовной радостью… А вы подумайте, что будет, если человек всю жизнь станет проводить в неге и довольстве, в окружении близких и родных людей? Жизнь, пресыщенная благами земными, приводит к окаменению сердца, к охлаждению любви к Богу, к ближнему. Человек от излишеств становится жестоким, не понимающим чужого горя, чужой беды".

Владыка ехал на вольную ссылку, но в арестантском вагоне. На станцию Челкар поезд прибыл ночью. Охранники вытолкали Владыку на перрон в нижнем белье и рваном ватнике. В руках у Владыки было только удостоверение, с которым он должен два раза в месяц являться в местное отделение НКВД на отметку.

Оставшуюся часть ночи Владыка пересидел на вокзале. Настало утро. Надо было куда-то идти. Но как идти зимой в таком виде? Да и идти было некуда. Владыке пришлось обратиться за помощью к старушкам, и на его просьбу откликнулись добрые женские сердца. Старушки подали ему кто – телогрейку, кто – шапку, кто – залатанные валенки. Одна старушка приютила его в сарае, где у нее находились корова и свинья. Владыке в это время шел уже 65-й год. Голова его была бела и вид его невольно вызывал сострадание. Владыка пытался устроиться на работу, но никто не брал его, – он выглядел старше своих лет. Он вынужден был собирать милостыню, чтобы не умереть с голоду.

Впоследствии, когда духовные чада спрашивали у Владыки: "Почему Вы не сказали старушкам, которые дали Вам одежду, что вы – епископ? – Владыка отвечал: "Если Господь посылает крест, Он же и силы дает, чтобы его нести, Он же его и облегчает. В таких случаях не должна проявляться своя воля, нужно всецело предаваться воле Божией. Идти наперекор воле Божией недостойно христианина, и после того, как человек терпеливо перенесет посланные ему испытания, Господь посылает духовную радость". – Закончил Владыка свое объяснение.

Так, до глубокой осени 1942 года Владыка продолжал влачить свое нищенское существование. Физические силы его были на исходе. От недоедания и холода у него развилось худосочие, тело его было покрыто нарывами, от грязи завелись вши. Силы покидали не по дням, а по часам…

И вот пришел момент, когда иссякли последние силы и Владыка потерял сознание. Очнулся он в больнице, в чистой комнате, в чистой постели. Было светло и тепло, над Владыкой 'склонились люди. Он закрыл глаза, решив, что все это ему кажется. Один из склонившихся проверил пульс и сказал: – Ну вот, почти нормальный! Очнулся наш дедушка!

Поправлялся Владыка медленно. А когда поднялся с постели, сразу же стал стараться принести пользу окружающим. Кому воды подаст, кому судно принесет, кому постель поправит, кому скажет доброе слово. В больнице полюбили этого доброго старичка. Все стали называть его ласково: "Дедушка". Но только один молодой врач знал трагедию этого "дедушки", знал, что выпиши его из больницы, и опять пойдет он просить милостыню и жить рядом с коровой и свиньей. И вот настал день, когда врачу предложили выписать "дедушку" из больницы. Владыка Николай стал молиться Господу, снова отдавая себя в Его волю: "Куда Ты, Господи, пошлешь меня, туда и пойду!" И вот, когда все собрались проститься с добрым "дедушкой", вошла нянечка и сказала: – Дедушка, за вами приехали! – Кто приехал? – спросили все разом. – Да тот самый татарин, который вам иногда передачи приносил, разве не помните? Конечно, Владыка не мог забыть, как регулярно, через каждые десять дней, ему передавали от какого-то незнакомого ему татарина пару татарских лепешек, несколько яиц и несколько кусочков сахара. И еще знал Владыка, что именно этот татарин подобрал его, полуживого, без памяти лежащего на дороге, и отвез в больницу. Ошеломленный, Владыка пошел к выходу. Действительно, у больничных дверей стоял татарин с кнутом в руках.

– Ну, здоров, бачка! – сказал он Владыке и улыбнулся добродушной улыбкой. Владыка тоже поздоровался с ним. Вышли на улицу, татарин посадил Владыку в сани, сел сам и они поехали. Был конец зимы 1943 года. – Почему вы решили принять участие в моей жизни и так милостиво отнеслись ко мне? Ведь вы меня совсем не знаете, – спросил Владыка. – Надо помогать друг другу, – ответил татарин, – Бог сказал, что мне надо помогать тебе, надо спасать твою жизнь. – Как сказал вам Бог? – изумленно спросил Владыка. – Не знаю как, – ответил татарин, – когда я ехал по своим делам, Бог сказал мне: "Возьми этого старика, его нужно спасти".

Для Владыки началась спокойная жизнь. Татарин имел связи и смог устроить так, что через некоторое время в Челкар приехала Вера Афанасьевна Фомушкина, его духовная дочь, которая так же была сослана, но в другую местность. Вера Афанасьевна не стала скрывать от окружающих, кто такой тот "дедушка", которого заботливо выходили челкарцы.

«Вот это ничего себе, – у Тимура от удивления чуть глаза не выпали, – этого, просто, не может быть. Это же он. Он! Ооо-он!!! Это же про него мне мама рассказывала в детстве, как во время войны, то ли у них в сарае, то ли по соседству, жил какой-то христианский батюшка. Как ему помогали выжить – кто чем мог, как потом его кто-то из ее родственников, то ли её отец, которому на тот момент было чуть больше 30-ти лет, то ли кто-то другой, отвез в больницу, и тем самым спас. Мама то с Челкара родом». И дальше он прочел следующее:

В июле 1947 году Владыка должен был лететь в Москву на заседание Сессии Священного Синода.

Во время посадки в самолет Владыка со своими спутниками стоял у трапа и благословлял всех входящих в самолет пассажиров. Владыка ездил и летал всегда в рясе, несмотря на то, что часто подвергался за это насмешка.

И на этот раз пассажиры, заметив что их благословляет духовное лицо, начали над ним смеяться, послышались язвительные восклицания: – Ну, нам лететь не страшно, с нами святой летит! Почти никто из пассажиров не сказал доброго слова. – А я не слушал их, – рассказывал по возвращении Владыка – я их жалел. Ведь люди даже не подозревают, что не от своего ума и понятия говорят хулу, а выполняют злую волю врага рода человеческого. Я спокойно благословлял всех.

Все сели, самолет поднялся в воздух. Прошло некоторое время и вдруг забеспокоились летчики. В конце концов старший пилот объявил об опасности – отказывает один мотор. Положение было угрожающее, надвигалась катастрофа. Среди пассажиров начиналась паника. Но Владыка сказал: – Давайте помолимся! Ни одна душа не погибнет! – а потом добавил, – лишь немного в грязи выпачкаемся. Владыка встал и начал молиться. Волнение пассажиров не спадало. Никто не обращал на Владыку никакого внимания, но через несколько минут все стали затихать, вставать со своих мест и прислушиваться к его молитве. А он молил Господа спасти всех, кто летит этим самолетом. В это время самолет стал падать вниз. Но, к удивлению летчиков, которые знали, каким должно быть это падение, самолет не падал, как обычно, а как бы планировал и тихо опускался вниз. Самолет упал в какое-то заболоченное, но неглубокое озерцо. Когда люди немного успокоились от пережитого ими страха, то стали подходить и благодарить Владыку. Подошел и старший пилот: – Произошло чудо, отец, – сказал он – простите за наши насмешки! – Бог простит, – ответил Владыка. – Бога благодарите и Его Пречистую Матерь, и возлагайте свои надежды на Святителя Николая.

В памяти старшего иподиакона Ария Ивановича Батаева ярко запечатлелось одно из посещений ими города Уральска. "Было это, – вспоминает Арий Иванович, – летом в начале 50-х годов. Владыка совершал богослужение в Михайло-Архангельском соборе города Уральска. После службы он стал беседовать с верующими. Народ пожаловался Владыке на зной и засуху в Уральской области, так как с того времени, как растаял снег, на землю не выпало ни единой капли дождя.

Владыка сказал: – Давайте помолимся Царю Небесному, может быть он услышит нашу молитву. Стали совершать чин молебного пения поемый во время бездождия. И совершилось чудо – небо, на котором не было ни единого облака, потемнело, покрылось густыми тучами и пошел не просто дождь, а хлынул ливень, как из ведра. От страшных раскатов грома дрожали стены старинного уральского собора. Владыка приостановил молитву и сказал: "Православные! Разве это не чудо?!"

Завершив молебен и подождав, когда утихнет ливень, все вышли во двор, вдохнули свежего, чистого воздуха. Владыке нужно было пройти пешком метров 200 от храма до дома настоятеля, но после ливня пыльная дорога стала месивом грязи. Тогда народ, исполненный любви и благодарности к Владыке, тут же выстлал этот путь снятой с себя одеждой".

Из воспоминаний Протоиерея Валерия Захарова, настоятеля Свято-Никольского собора г. Алматы:

В 70-х годах митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф (Чернов) в одной из своих проповедей говорил такие слова: "Мы, алма-атинцы, живем у подножья Тянь-Шанских гор. И, с одной стороны, мы счастливы тем, что красота этих гор радует глаз человека, но, с другой стороны, горы таят опасность землетрясений и селевых потоков. Но Алма-Ата никогда не будет снесена селем и никогда не будет разрушена землетрясением, потому что у нас есть замечательные молитвенники в лице Митрополита Николая и схиархимандрита Севастиана". Владыка Иосиф так говорил, и это я помню точно.

Тимур был в шоке от прочитанного. Таких совпадений не бывает. Мысли его путались, обгоняя одна другую. Вот это новость. А теперь мощи этого святого лежат в храме, куда он иногда ходит молиться. Он встал, подошел к раке святого Николая и прослезился. Его переполняла любовь, гордость и радость одновременно. Словно он нашел могилу своего давно ушедшего отца. «Вот уж воистину, пути Твои, Господи – неисповедимы. – подумал Тимур, – Ну что ж, значит надо ехать». Он прочитал «Отче наш…», сходил в другой придел, где поставил свечку за упокой души Глеба и, понимая, что уже нет смысла подходить к батюшке, перекрестившись, вышел из храма.

Пришлось ему бросить все дела, отпроситься на работе, занять денег и целый день заниматься поиском гроба. В итоге, к 24–00 он уже успел встретиться с людьми, найти необходимое количество денег, отыскать, подобрать и заказать симпатичный гроб (если это прилагательное здесь уместно), купить билет на самолет, потом получить этот гроб, отвезти его на транспортный терминал, упаковать, оформить и отправить в Костанай. А, как оказалось: гробы просто так перевозить запрещено и там еще пришлось кучу взяток пораздавать, чтобы успеть к сроку. Утром – он на одном самолете, а гроб – на следующем, прибыли в Костанай. Его встретили, подождали, пока прилетит скорбный груз и по прибытию последнего, загрузив его в грузовичок, отправились домой к Раисе. Оставшиеся деньги он отдал Дамиру и, как выяснилось позже, Дамик «чисто случайно забыл» отдать их Раисе. Ну, вот такой народ, ну что поделаешь – на похоронах близких готовы заработать.