Здесь. Философия данности

Болезнь «проникла… исподтишка, капля по капле… А угнездившись… затаилась, присмирела». Рокантен старался убедить себя, что с ним ничего не происходит, «что тревога ложная» и никакой болезни нет. Но симптомы были налицо, «с того злополучного дня, когда я [Рокантен] хотел бросить в воду гальку. Я уже собрался швырнуть камень, поглядел на него, и тут-то все и началось. Я почувствовал, что он существует». Затем у Рокантена было еще несколько приступов, и все они были одинаковы. Антуан чувствовал, что вещи, окружавшие его, существуют и испытывал Тошноту. Что значит «существуют»? Вещи есть, но почему они есть сказать нельзя. Антуан знает об основаниях, о том, что у всего в мире есть свои основания, и что не может быть ничего, что оснований бы не имело. Но подыскать такие основания даже для самых обыденных вещей Рокантен не может. Отсюда его удивление, например, перед пивной кружкой. Антуан записывает в дневнике: «я избегаю смотреть на эту пивную кружку». Почему? Потому что хочет, чтобы она «стала необходимой», то есть, чтобы у нее нашлись основания. Рокантен совсем не хочет испытывать приступы Тошноты, он стремится вернуться к держащемуся основаниями миру и иногда это у него получается. Тогда он чувствует, как образует с миром «некое единство, неподвижное и законченное». В этом единстве Рокантен находит счастье. Тошнота же его пугает, он испытывает страх, который вынудил человека подчиниться разуму.

Мгновений счастья у Антуана становится тем меньше, чем больше усиливается Тошнота, переходящая от удивления перед миром к отчаянию. Переход этот ознаменован тем, что удивленный человек продолжает искать основания, и отчаивается, убедившись в том, что отыскать их нельзя. В отчаянии Рокантен понимает, что «случиться может все что угодно, все что угодно может произойти», видит «зыбкие предметы, которые в любую минуту могли рухнуть». Находясь в библиотечном зале, Антуан понимает, что если раньше печка, зеленые лампы, большие окна и лестница ставили «рамки будущему», являясь основанием этого будущего, то «сегодня они не очерчивали ничего», не были такими основаниями, будущее от них не зависело, потому что не только оснований нет, но они и не нужны.

Перед отчаянием человека разум должен отступить. Так случилось с Антуаном Рокантеном. «Пелена… прорывается… я увидел» – говорит он перед тем, как ему открылось в городском саду, что «существовать – это быть здесь, только и всего».

* * *

В заключение описания образов я должен коротко написать о мыслях Сартра, Шопенгауэра и Шестова, которые хоть и не дают образы, но могут помочь лучше понять философию очевидности.

Сартр не оставил законченного образа страха, который человек испытал перед данностью. Однако герою романа «Тошнота» Рокантену это чувство знакомо. Удивленный миром, который его окружает, Антуан испытывает страх перед ни на чем не основанной действительностью. Видя пивную кружку, видя, что она существует, Рокантен убеждает себя, что бояться-то нечего. Но, несмотря на это, ему противно видеть эту кружку, потому как Антуан понимает, что оснований находиться здесь у нее нет. Рокантен понимает, что страха нет только в мире, в котором «все идет заведенным порядком».

У Шопенгауэра тоже нет образа страха, но и он понимал его значение для подчинения человека разуму. Поэтому философ пишет, что «человек… понимает опасность своего положения и ему тяжело сознавать свое существование ненадежным, всецело обреченным случайности». Была знакома Шопенгауэру и данность, как противоположное миру возможного и невозможного. В мире как представлении «люди живут, люди ожидают и создают науки», и даже «достигают счастья». Человек в этом мире приобретает немалые выгоды, к которым Шопенгауэр относит, кроме науки, еще и язык с обдуманной деятельностью.

Как понимает Шопенгауэр данность? Как идею вещей, как вещь-в-себе, «их [вещей] что и как, а не почему». Идея вещей – это вещи вне их отношения с другими вещами, то есть вещи, свободные от подчинения закону достаточного основания. Перед человеком, способным видеть идею вещей, «вещь выдает себя за то, что она есть, высказывает себя до конца и не отсылает от одной вещи к другой».

Кое-что есть у Шопенгауэра и о пути к очевидности. Так, философ пишет, что человек должен перестать «интересоваться взаимными отношениями различных представлений» и помнить, что вещи «таинственны, загадочны, абсолютно непонятны».

Более полно о пути к очевидности говорит Лев Шестов. Философ считал, что первый шаг к обретению «свободы неведения» – «приучить себя не считаться с достаточными основаниями» и видеть, что «даже там, где все людям представляется ясным и понятным, [там] все необычайно загадочно и таинственно». Иными словами, человек должен удивляться миру. Удивленному человеку «мировая гармония… кажется приятным, но унизительным даром. Мир по-прежнему [его манит], но уже не дает чистой радости». Человек приучается «жить с одними вопросами – без ответов». Несмотря на это, «пока человек удивляется – он еще не коснулся тайны бытия… Только отчаяние подводит его к граням и пределам сущего». Отчаяние – это состояние, в котором человек понимает, что «всякая дальнейшая борьба [за основания] бессмысленна, когда человек испытывает свое полное бессилие» отыскать основания, превратить данность в мир возможного и невозможного. Отчаявшийся человек понимает, что «все что угодно может произойти из всего что угодно», например, «могло бы быть, что камень обращался бы на наших глазах в растение, а растение – в животное». Именно отчаявшийся человек понимает: того, что он «искал – не найдешь». И тогда все «гарантии несомненностей и прочностей падают: мы должны жить в постоянной неизвестности, всегда терпеть и быть готовыми к чему угодно». «Для разума страшнее всего беспочвенность», поэтому разум оставляет человека, который теряет ведение, становится неведающим и обретает веру.

* * *

После того как я представил тебе образы очевидности, я должен вернуться к схеме, раскрыть ее смысл, после чего привести словарик категорий философии очевидности, и тем самым окончить свое письмо.

В этой схеме три яруса: «страх – разум – вера», «данность – мир возможного и невозможного – очевидность», «желание устроиться на земле – подчинение – обретение», есть также промежуточный ярус «ведение – неведение» и две вставки: между вторым и промежуточным ярусом, а также находящаяся под нижним ярусом. Элементы ярусов соединены вертикальными и горизонтальными линиями. Начну с горизонтали первого яруса.

Открывая себя как человека, человек открывает данность. Это предполагает, что открываемое человеком, когда он открывает себя как человека, это данность. Но, открыв данность, человек испытывает страх. От страха перед данностью человек бежит к разуму, который данность заменяет миром возможного и невозможного, делая человека ведающим. Однако человек, преодолевая разум, а значит и свой страх, обретает веру.

Горизонталь второго яруса показывает, отчего человек бежит (данность), к чему он бежит (мир возможного и невозможного) и к чему он должен вернуться (очевидность). Открывая себя как человека, человек открывает данность. Но страх, сопутствующий этому, ведет человека к миру возможного и невозможного, который знаменует собой переход от страха к разуму, этот страх уничтожающий. Однако от мира возможного и невозможного человек переходит к очевидности. Каждый из элементов яруса показывает раскрытие данности. Изначально, данность есть то, что открывается человеку. Когда же он подчиняется разуму, то, благодаря ведению, данность подменяется миром возможного и невозможного, которая есть данность, представленная как основания. В мире возможного и невозможного к данности добавляются основания. Добавка эта делается разумом, а человек «видит» ее благодаря ведению. В очевидности, когда человек преодолевает разум и обретает веру, данность предстает как данность, лишенная оснований, данность, только и всего. Иными словами, данность предстает как данность, в которую человек верит, но не испытывает перед ней страха. Ярус этот важен и тем, что здесь хорошо видно, что такое сведение к данности. Но для этого нужно разобрать вставку между вторым и дополнительным ярусом.

В этой вставке показано, что под основаниями понимается согласованность и необходимость. Чтобы описать эти категории, во вставке приведены понятия «одно и другое», понятия, аналогичные тем, что используются в законе достаточного основания: «каждое есть посредством другого». Итак, когда мы говорим о согласованности, то имеем в виду, что есть такое «одно», для которого есть «другое», посредством чего оно существует. Когда же мы говорим о необходимости, то имеем в виду, что «одно» и «другое» связаны обязательной силой, то есть, что раз есть «другое», то будет и «одно».

Вернемся к сведению к данности. Во втором ярусе показано открытие данности. Данность открывается человеку, когда он открывает себя как человека. Данность открывается и в мире возможного и невозможного, но только через основания, то есть через согласованность и необходимость, или еще иначе, через «одно» и «другое», связанные обязательной силой. В очевидности же данность открывается после того, как предстала в образе мира возможного и невозможного, то есть после разделения на «одно» и «другое», связанные обязательной силой. Поэтому, если мы хотим свести мир возможного и невозможного к данности, то есть узнать об очевидности без того, чтобы пройти путь к очевидности, то мы должны отказаться от того, чтобы рассматривать данность через призму связанных «одно» и «другое».

Переходим к промежуточному ярусу «ведение-неведение». Ведение – это то, что человеку дает разум, чтобы он мог увидеть мир возможного и невозможного. Иными словами, ведение – это знание об основаниях, знание о согласованности и необходимости. Отсюда неведение – это как раз отсутствие такого знания. Причем, если само по себе неведение кажется только чем-то отрицательным, то, внимательно присмотревшись, можно увидеть, что неведение – это лишь открытие данности.

Третий ярус показывает отношение человека к «страху-разуму-вере». Перед страхом человек пасует, желая устроиться на земле. Разуму человек подчиняется, а веру обретает.

Теперь остается рассмотреть вторую вставку. Здесь показан путь к очевидности – от удивления через отчаяние. Удивление – это состояние человека, который уже усомнился в основаниях, но все еще ищет их, в надежде найти покой, избавиться от вновь охватывающего его чувства страха. Но удивление уже не может пройти, какие бы основания человек не находил, он в них не верит. Тогда наступает отчаяние, состояние в котором человек понимает, что в данности оснований нет и для данности основания не нужны.

Так читается схема по горизонтали, здесь мы можем видеть последовательное изменение или, лучше, открытие данности и чем это сопровождается. Если же мы прочитаем таблицу по вертикали, то можем увидеть во всей полноте каждое открытие. Первая вертикаль описывает первоначальное открытие данности. Здесь видно, что это открытие сопровождается, с одной стороны, страхом, а с другой стороны, желанием устроиться на земле. Именно поэтому совершается переход от данности – к данности, представленной через основания, то есть к миру возможного и невозможного. Во второй вертикали мы видим, что мир возможного и невозможного предстает перед ведением человека, подчинившегося разуму. Третья же вертикаль – вертикаль веры. Человек, обретая веру, как неведающий открывает очевидность.

Так можно прочитать таблицу, хотя это прочтение, думаю, не единственно возможное.

* * *

Теперь мне остается привести словарик важнейших категорий философии очевидности, чтобы считать свою задачу исполненной.

Данность – то, что открывается человеку, когда он открывает себя как человека.

Мир возможного и невозможного – данность, предстающая через основания.

Очевидность – данность, лишенная оснований, данность, только и всего.

Страх – чувство, испытываемое человеком перед данностью.

Разум – то, чему подчиняется человек, испытавший страх перед данностью; то, что создает из данности мир возможного и невозможного, а человеку дарует ведение.

Вера – то, что обретает человек, пройдя путь к очевидности, открывая очевидность как неведающий.

Основания – категория, указывающая, что в данности одно может быть только благодаря другому.

Необходимость – обязательная связь согласованных элементов.

Согласованность – выделение из данности элементов, таких, что «одно» не может быть без «другого».

Ведение – знание об основаниях, способность согласовывать и связывать частицы данности так, чтобы данность представала через основания.

Неведение – отсутствие знаний об основаниях.

Путь к очевидности – путь от удивления через отчаяние к очевидности.

Удивление – состояние человека, усомнившегося в основаниях, но все еще ищущего основания, которые могут его удовлетворить.

Отчаяние – состояние, в котором человек понимает, что в данности оснований нет и они для данности не нужны.

* * *

В этом письме я постарался максимально полно раскрыть положения философии очевидности. Для этого я дал тезисы, схему и ее прочтение, словарик и образы очевидности. Особенно подробно я писал о данности, поскольку это центральное для всей философии понятие. С той же целью я описал сведение к данности. Мне приходилось часто повторяться, но это объясняется поставленной целью. Изложение философии у меня сбивчивое, но я не могу сейчас написать лучше.

В конце хотел бы отметить, что не считаю философию очевидности истиной и истиной для всех. Я не считаю, что философия очевидности истинна, что она правильно отражает мир или говорит правду о человеке. Кроме того, я не считаю, что философия эта истинна для всех или должна быть ей. Что же она такое? Это моя реакция на пережитое и мое отношение к миру, и в философии очевидности меня заботит не то, насколько хорошо я доказал ее положения, а то, насколько полно я сформулировал свои взгляды. Надеюсь, что в этом письме они изложены с достаточной полнотой.

    Октябрь 2011 г.

Раздел III. Лекции по философии Л. Шестова

Лекция первая. Данность

Первую лекцию о философии Льва Шестова мы должны посвятить двум вопросам. Во-первых, надо понять предлагаемое объяснение наследия философа. Для этого важно объяснить, что такое образы философии. Во-вторых, поскольку лекция эта первая, мы ставим себе задачу рассказать о центральном для философии Льва Шестова понятии – данности. Имея в виду эти два вопроса, мы и начнем. Однако перед этим мы вынуждены сделать небольшое отступление.

Философия Шестова, как она предстает в нашей трактовке, была названа философией очевидности. Мы вполне допускаем, что это название введет некоторых слушателей в замешательство. Ведь мало того, что под именем философии очевидности выступал философ, ничем не похожий на Шестова, но и сам Шестов выступал против самоочевидностей. Затруднение это понятно и решать его здесь, как нам кажется, не место. Только после того, как мы познакомимся с предложенной трактовкой Шестова, мы сможем обсудить, что же означает философия очевидности в применении к Шестову.

Учитывая это замечание, приступаем.

* * *

Как принято смотреть на идеи великих философов? Искать в них систему. Философ от своего первого и до последнего произведения развивал определенную систему мыслей, все больше углубляя идеи, ставшие для него основными, уточняя формулировки. Задача же потомков – свести весь путь, который проделала мысль философа, к более или менее полной и четкой системе. Применим ли подобный подход к философскому наследию Льва Шестова? Нет.

Прежде всего, сам Шестов не стремился к тому, чтобы создать законченную философию. В его произведениях невозможно отыскать хотя бы тезисного обобщения основных идей и выводов. Объясняется это, скорее всего тем, что Шестов не ставил перед собой подобной задачи – создать систему. Философ хотел показать лишь то, что возможна философия до этого невиданная, которая стоит в стороне от главных направлений человеческой мысли. Другими словами, Шестов хотел показать образы философии, которые, по его мнению, и не могли быть сведены к системе.