Байки под одеялом

– Привет. – Я притянул ее к себе и поцеловал.

– Ты это, извини. Я Боцмана не смогла никуда сплавить. Но мы провели серьезный разговор, и он пообещал вести себя хорошо, под угрозой ночевать на балконе. И вот, – девушка протянула мне стакан и таблетку. – Это от аллергии, если ее нет, то ничего не будет, а если есть, то поможет.

– А это не снотворное? Сейчас накачаешь меня, привяжешь, и возьмешь в сексуальное рабство.

– Для этого мне тебя накачивать не надо. – Кира прильнула к моим губам. По всему телу побежали мурашки и в животе разлилось приятное тепло.

Мы перебрались в кровать откуда опять не вылезали весь вечер. В перерывах между сексом обсуждали планы на завтра и просто мило болтали. Я начал понимать, что влюбляюсь по уши. Всю неделю только и думал, о том, как приеду к ней. Все мои мысли сводились к этой милой девушке в очках. Слова брата о женитьбе уже не звучали в моей голове так шутливо. Уснули опять за полночь, прижавшись друг к другу.

Проснулся от чувства, как что-то холодное и скользкое залезло мне в рот. Бесцеремонно раздвинув челюсти, царапая небо и язык, пробиралось в горло. Я задыхался. Все тело было скованно, я не мог пошевелить даже пальцами. Открыв глаза, увидел что-то черное и пульсирующее. С десятком длинных лап, как у паука. Извивающийся отросток, похожий на хобот-щупальце, существо засунуло мне в рот и погружало все глубже и глубже. Где-то в районе впадины между ключицами, я почувствовал острую боль, словно от укола большой иглой и резко начал терять силы. Мне словно выпивали через трубочку. Я хотел кричать, отбиваться, но не мог даже замычать. Киру я не видел, потому что не мог повернуть голову. Меня обуял страх, холодной рукой сжав все органы. Прошибло в холодный пот. Из окна упал свет выглянувшей из-за туч луны, и я смог лучше разглядеть создание. Оно было очень похоже на человеческое сердце, так же трепыхалось и пульсировало, окутанное сеткой сосудов. Только цвет у него был черный и десять паучьих лап. Да еще этот хобот-отросток, через который они вытягивало всего меня. Возникло ощущение что мое тело сдувается, как спускающий воздух надувной шарик.

Внезапно я почувствовал, как что-то приземлилось мне на ноги. За телом существо сначала показалась пара ушей, а затем и морда кота. Он с шипением вцепился в создание зубами. Сердце-паук замахало всеми лапами, и я только сейчас понял, что каждая из них не меньше тридцати сантиметров в длину. Существо пыталось отбиться, не прекращая высасывать меня. Кот обхватил его всеми лапами, как клубок ниток и перекинул через себя. Хобот с длинной иглой вырвался из моего рта. Боцман вместе с созданием упали на пол, и они начали кататься кубарем. Я смог подняться. Горло драло, дышать смог только после того как прокашлялся. Из легких вылетели сгустки слизи месте с кровью. Я повернулся к Кире и заорал. Девушка лежала в неестественной позе. Голова запрокинута, глаза открыты, но в них жизни, как у трупа. Рот широко распахнут, словно она кричит. Руки застыли в жутком жесте, как будто Кира корчилась от боли. Кожа серо-землистого цвета.

С пола донеслось яростное шипение. Я поднялся еще выше, превозмогая боль. Кот оторвал от сердца-паука несколько лап, и прижав его к полу, зубами отгрызал хобот. Существо билось в агонии, одна конечности проколола лапу Боцмана, но он не обращал на это внимания. Оторвав отросток, кот переключился на само сердце. Он начал его пожирать, так словно не ел месяц. Острые клыки отрывали куски, и кот их тут же глотал даже не прожевывая. Существо несколько раз махнуло лапами и застыло.

Когда Боцман проглотил последний кусок, на полу остались лишь ноги создания. Боцман спокойно запрыгнул на кровать и прошел мимо меня, застывшего от ужаса, лишь смерив своим надменным взглядом. Лапы существа на полу начали таять, превращаясь в черный дым, который вскоре расселся. Кот залез на грудь своей хозяйки, и застыл, держа морду над ее раскрытым ртом. Его тело содрогнулось от хвоста до макушки. Он выгнулся дугой издав звук, словно собрался выблевать комок шерсти. Еще одно судорога. Изо рта кота начало вылезать нечто темно-бордового цвета. Кота трясло, он захрипел и опять весь содрогнулся. Субстанция из его рта начала увеличиваться в размерах и трепыхаться, приобретая форму и размер человеческого сердца. Орган упал в рот Киры, и она сразу закрыла глаза. Руки девушки выпрямились и опустились рядом с телом. Кожа приобрела естественный цвет. Она мерно задышала. Всего через несколько секунд Кира выглядела простой спящей девушкой.

Кот повернулся ко мне, сделал несколько шагов и прыгнул на грудь, прижимая меня к кровати.

– Испугался, человек? – Услышал я в своем мозгу.

– Ты… ты разговариваешь? – Сказал я в слух.

– Не кричи, дурак, девушку разбудишь. Просто думай. И я не говорю, у меня связки только мяукать и шипеть умеют. – Кто подставил придвинул свою морду в упор к моему лицу.

– Что это было?

– Это? Это было Зло. Зло из ее сердца. Оно вылезало ночью, как и в первые две ночи. В одну меня не было, оно насытилось и ушло. Во вторую я его прогнал, а сегодня убил. Так часто бывает. Только вы не видите.

– Что оно хотело?

– Оно хотело тебя. Сначала выпило бы. А потом ты бы стал таким же. Точнее твое сердце. Вы бы начали ругаться, расстались. Ты бы нашел другую девушку, и так же заразил ее Злом.

– Но как ты? Что ты сделал?

– Я его сожрал. И вернул ей сердце. Теперь она нормальная. Потратил одну из жизней, всего пять осталось, но предназначение исполнил.

– Откуда ты знал?

– А мы видим. Всегда. Ты думаешь, что мы просто так везде сидим? Мы ищем людей со Злом. Сообщаем друг другу. Именно поэтому люди нас содержали с самых древних времен. Мы боремся со Злом. Когда можем. Но сейчас люди забыли об этом, поэтому приходиться крутится самим.

– Это же сумасшествие! Так не бывает! Коты говорят! Сердца превращаются в пауков и вылезают из людей! Я просто сошел с ума!

– Может быть. – Кот повернул голову на бок. – Вы и так все сумасшедшие. Живете, и ничего не видите. Ладно. Я устал. Хочу спать, а ты меня утомляешь.

Боцман протянул лапу и шлёпнул меня по лбу. В глазах потемнело, и я отключился.

Пробуждение было очень приятным. Я очень хорошо выспался и чувствовал себя на все сто. Настроение было отличное. Постарался вспомнить, что мне снилось ночью, но мне это не удалось. Скорее всего проспал, как убитый, утомленный за вечер. Я поднялся на кровати, потянулся и повернулся к Кире. Девушка спала, тихо посапывая в подушку. Выйдя на кухню, я заварил кофе, и начал готовить бутерброды, подумал о том, что не отказался бы от шаурмы на завтрак.

На запах проснулась Кира. Зашла на кухню и чмокнула меня в щеку.

– Привет! Как спалось? – Сказала она, повернувшись чуть в сторону, чтобы скрыть несвежее дыхание.

– Замечательно. Я готов весь Крестовский оббежать. Давно себя таким бодрым не чувствовал.

– Подожди, а это что? – Девушка нагнулась и посмотрела на свежие царапины на моей груди и горле. – Ах тыж зараза. Опять он тебя ночью третировал. Все, терпение лопнуло. Я сейчас его просто на улицу выкину.

Кира направилась к коту, полная решимости избавиться от паршивца. Я подошел и взял ее за руку.

– Подожди. Успокойся. Я же себя нормально чувствую, а кот просто ревнует. – Я не знал, почему я остановил девушку, но внутри возникла сильная привязанность к коту, которого еще вчера я недолюбливал. Я посмотрел на его мохнатую морду, и внутри, в области сердца разлилось приятное тепло. – Классный же кот. Как там говорят? «Без кота и жизнь не та»? Дай ему еще один шанс, думаю мы поладим.

Кира грозно посмотрела на Боцмана, который сидел на полу и облизывал лапу, словно залечивал рану. Кот оторвался от своего занятия, посмотрел на девушку и перевел взгляд на меня. Может я сошел с ума, но мне показалось, что он мне улыбнулся.

Относительность счастья.

Алмаз проводил взглядом удаляющийся по дороге УАЗик и достал и из кармана помятую пачку сигарет. Небрежно сжав губами желтоватый фильтр, он крутанул барабан зажигалки. Алые сполохи заплясали на белой бумаге, постепенно пожирая её миллиметр за миллиметром. Глубокий вдох и горьковатый дым наполнил легкие. Отдернув рукав, он посмотрел на циферблат "Командирских". Одиннадцать часов, двадцать восемь минут. Восьмое августа. Первый день на его новой работе.

Еще раз обвел глазами здание заброшенного санатория. Трехэтажный исполин, облицованный белым камнем, резко выделялся на фоне окружающей его сочной зелени грабов и буков. Словно медленно дрейфующий айсберг, в незыблемых водах ледовитого океана. Ведущие к зданию дорожки из разноцветных бетонных плит потрескались от времени и кое-где уже пробились тонкие стрелки травы. Легкие порывы теплого ветра колыхали заросли сорняка на бывших газонах. Воздух пьянил. Прямо за санаторием разворачивалась великолепная панорама кавказских предгорий – невысокие покатые горбы, густо покрытые кучерявой зеленью, простирались до самого горизонта и терялись в синеватой дымке.

Выкинув в сторону, докуренную сигарету, Алмаз вдохнул полной грудью и прошелся к воротам. Взвизгнули старые ролики, и массивная створка покатилась по направляющей, пока не уперлась в столб. Защелкнув замок, он подобрал свою сумку и зашагал к трехэтажке, осматриваясь по сторонам и любуясь пейзажем. Ему очень нравилось, что на ближайшие два месяца он останется один в огромном здании, наедине с собой и своими мыслями.

Две недели назад Алмазу позвонил его старый армейский друг и предложил непыльную работенку. Крупная туристическая компания выкупила здание санатория на Северном Кавказе, которое пустовало со времен развала Советского Союза. И теперь им требовался охранник – присмотреть за объектом до начала восстановительных работ. Кое-что в санатории уже сделали: вставили окна, вывезли мусор и возвели забор по периметру. Но работы пришлось временно заморозить, в ожидании финансирования. На вакансию охранника желающих было не много, так как охранять нужно было в полной изоляции – ни сотовой связи, ни интернета, ни других людей. Алмаз, не раздумывая, согласился, деньги платили хорошие, и по личным причинам он хотел уйти подальше от окружающего мира.

И вот, проехав около пятнадцати километров от ближайшего городка, он стоял возле входа в его, на ближайшее время, келью. Открыв массивную входную дверь, Алмаз прошел в комнату, которую специально приготовили для охраны. Мягка койка, телевизор с ДВД-плеером, высокий холодильник, забитый продуктами, электрический чайник и газовая плитка, все, что нужно человеку, чтобы ни в чем не нуждаться. Завалившись на кровать, он ненадолго закрыл глаза и расслабился.

Наконец-то он остался абсолютно один: ни родственников, ни знакомых, никого. И самое главное, больше не будет этих сочувствующих голосов по телефону. Три месяца назад он узнал страшный диагноз – бесплодие. Алмаз с Ириной долго пытались завести детей, но все их попытки были тщетны. Ирина начала больничную эпопею, проходя различные анализы и обследования, и в итоге выяснила, что она абсолютно здорова. Причина оказалась в нем. Врачи точно не сказали почему, может из-за травмы, перенесенной в детстве, может из-за службы рядом с источником повышенной радиации, вариантов много. Но одно он теперь знал точно – отцом ему не быть никогда, и все его мечты о большой и дружной семье пошли прахом. С Ириной они расстались, по его желанию. Алмаз не хотел обрекать молодую и полную сил девушку на жизнь вхолостую и настоял на разрыве. Ирина долго сопротивлялась и искала выход. Она любила его, но не понимала, что просто потеряет с ним время. Она уговаривала взять его ребенка с детского дома, но Алмаз, не отошедший от шока диагноза не поддавался на эти уговоры. Он хотел своих детей, плоть от плоти, кровь от крови. С красивыми глазами жены и его смуглой кожей. Он не понимал, как ребенок из детского дома может заменить своего, родного. Его мир рухнул, а она пыталась собрать его обратно, но тщетно. Родственники звонили и выражали сочувствие, только усугубляя его состояние. И словно брошенный спасательный круг, подвернулась эта работа. Три дня на сбор документов, сутки в дороге, и он на месте. Теперь он наслаждался каждой секундой тишины, каждым ударом своего сердца в одиночестве.

Нехотя открыв глаза и встав с кровати, Алмаз решил прогуляться по зданию и осмотреться. Поднявшись на второй этаж, он прошелся по широкому пыльному коридору, пропитанному запахом сырости и плесени. Под потолком занудно гудели и потрескивали лампы дневного освещения, разбрасывая бледный свет. Одинаковые бежевые двери без ручек вели в номера, и Алмаз открыл ближайшую. Небольшая комнатка без душа, бетонный пол, покрытый толстым слоем серой грязи. Вроде ничего необычного, но в последний момент он обратил внимание на кафельную плитку, которой был покрыт один из углов комнаты. Вроде, раньше в санаториях не делали умывальники прямо в комнате. Немного задумавшись, Алмаз прикрыл дверь и, выйдя в коридор, поднялся на крышу здания. Отсюда открывался просто великолепный вид: с одной стороны, в ярких лучах солнца, словно чешуя огромной рыбы, переливалось золотом море, с другой раскинулись волны гор, пестря всевозможными оттенками зеленого. Алмаз ненадолго засмотрелся пейзажем, закуривая очередную сигарету. В одном из углов крыши он увидел специально оборудованное место для принятия солнечных ванн: небольшая ровная площадка со слегка проржавевшей оградой. Алмаз сразу подумал притащить сюда койку из какого-нибудь номера и лежа на ней наслаждаться закатами. Вид багряного диска солнца, медленно скрывающегося в синеве вод, был лучше любого телевизора.

Весь день он бродил по санаторию, осматривая вверенную под его охрану территорию. Новый забор возвели добротный – бетонная стена, высотой около двух метров, прямо как в воинской части, где он служил по молодости, только "колючки" не хватает. В отдаленном от самого здания закутке, он нашел несколько яблонь. Деревья немного одичали, но продолжали плодоносить. Вся земля возле стволов была усыпана желто-зелеными шариками падалицы. Подняв несколько яблок, Алмаз вытер одно из них об себя и надкусил. Кислятина. Надо подождать еще с недельку, пока дозреют.

Кроме главного корпуса, на территории санатория было еще два здания поменьше: какое-то подобие клуба в его советском понятии, и столовая. Но двери и окна обоих зданий были накрепко заколочены и заварены стальными прутьями.

В главном корпусе, или как его прозвал Алмаз – ските, запертой была лишь одна дверь, которая вела в подвал. Тяжелые створки были перекрыты металлическим засовом с амбарным замком. Алмаз попробовал подобрать к нему какой-нибудь ключ из связки, но подходящего не нашел и бросил эту затею. Врядли за этой дверью есть что-нибудь, кроме котельной и прочих коммуникаций здания.

За осмотром санатория, Алмаз совсем не заметил, как наступил вечер. Закатное солнце бросило в окна алый свет, словно лучи проходили через фужер красного вина. В этом отдаленном от цивилизации месте, восприятие красоты обострялось, и Алмаз старался уловить каждое мгновение великолепия, происходящего вокруг него. В суете повседневной жизни люди часто не замечают, насколько превосходны и шедевральны картины, которые пишет природа в своем непринужденном ежесекундном воплощении.

Он оперся руками на подоконник одного из номеров на третьем этаже и смотрел на закат. Солнце опускалось и восходило точно так же уже миллиарды раз, и ничего не изменит эту константу.

Жизнь теперь ему самому казалась просто пустым и бессмысленным существованием. Еще с армии он мечтал о большой семье, и не понимал своих сверстников, жалеющих о ранних детях. Постоянно нянчился с детьми братьев, радовался любому их успеху и достижению. Искал любой повод побыть с детьми, и просьбы взять их на несколько часов или день были для него как праздник. Одно имя «Аймас» произнесенное детским голосом дарило ему больше счастья, чем любая посиделкам с друзьями, баня, шашлыки и рыбалка. Он грезил услышать «папа», только уже от своего ребенка. Известие о бесплодии было для него, как гром среди ясного неба. Из веселого и разговорчивого человека в один день он превратился в нелюдимого и замкнутого.Алмаз чувствовал, как что-то внутри него умерло, что-то важное и дающее ему силы жить. Он превратился в пустую оболочку без содержания, продолжающую жить по инерции. Но здесь, наедине с природой он чувствовал себя лучше. Как безмолвный зритель, он наблюдал за, пожалуй, лучшими декорациями в своей жизни.

Слегка перекусив на ночь, он уснул, как не спал уже давно. Все мысли, словно косяк вспугнутой рыбы, исчезли из головы, и Алмаз погрузился в объятия Морфея как младенец. Утром он проснулся легко, как вынырнул из прохладной воды: освеженный и полный сил. Приготовил нехитрый завтрак и с тарелкой в руках поднялся на крышу. Сел на самом краю, свесив ноги. Воздух был кристально чист и свеж, пахло утренней росой. Наблюдая за восходом, Алмаз поел и раскрошил остатки хлеба по потрескавшемуся гудрону. До приезда проверяющего оставалось еще шесть дней: проверки будут проходить каждую неделю. Все остальное время он был предоставлен полностью себе, с внешним миром не было никакой связи, даже сотовые здесь не ловили.

Алмаз решил еще раз пройтись по главному корпусу и осмотреть его. Зайдя в один из номеров на втором этаже, он внимательнее осмотрел кафельную плитку, которая его давеча заинтересовала и нашел места крепления умывальника с остатками водопроводных труб. Это удивило его еще сильнее: так умывальники размещали только в палатах больницы, но никак не в номере санатория. Природное любопытство взяло свое и он решил осмотреть «скит» внимательнее. Но как он не искал, больше ничего не указывало на то, что пансионат был вовсе не пансионатом: ни операционных, ни ординаторских, ни комнат обследований. На каждом этаже, кроме номеров, был только кабинет дежурного по этажу, да пара технических кладовок. Только на лестницах между этажами он нашел небольшие отверстия от крепежных стержней. Скорее всего, раньше здесь были направляющие для подъема больничных каталок. Хотя и в санатории легко могли использовать пандусы на лестницах, но червь сомнения уже поселился в его голове. Возникла куча вопросов, но еще как минимум шесть дней он не получил на них ответы. Больше всего ему не давало покоя одна вещь: зачем скрывать истинное предназначение строения? Может это был туберкулезный диспансер, и новые хозяева боялись огласки, которая негативно могла повлиять на репутацию нового санатория? Решив дождаться проверяющего и у него подробнее расспросить о прошлом здания, Алмаз оставил обыск и вернулся к прогулкам по территории.

Странное тревожное чувство засело, где-то глубоко внутри, и прежняя умиротворенность улетучилась, как утренний туман при первых солнечных лучах. Но что настораживало больше это возникшее чувство, что за ним постоянно кто-то наблюдает. Часто он чувствовал на себе пристальный взгляд, но осмотревшись по сторонам, понимал, что это просто мираж. Искал объективы камер наблюдения, но не находил. И все равно, идя по коридору, поднимаясь по лестнице или при выходе на улицу, это чувство, как легкий укол, от которого подниматься волосы, и ты затылком чувствуешь чужое присутствие и пристальный взгляд. Резкий поворот, но никого. Все та же пустота и безмятежность.

На всякий случай, Алмаз прицепил к поясу кобуру и начал носить с собой табельный ИЖ-71, так он чувствовал себя спокойнее. Он бродил по всей территории до вечера, все чаще чувствуя, что он здесь не один, но как бы он не искал, никого не мог найти, даже следы на тонком слое пыли были только его. Может это была паранойя или отголоски шока, который он пережил после своего диагноза, но нервы это не успокаивало. Чувство, что вот-вот что-то случиться, что-то плохое, хотя ничего этого не предвещает. Противное, липкое ощущение, от которого постоянно хочешь в туалет, пропадает аппетит и разыгрывается воображение. Этой ночью он почти не уснул. Лежал в темноте, прислушивался, изредка выходя в коридоры и пытаясь найти того, кто за ним наблюдает. Но он был один. Может он сходит с ума и его воспаленное воображение просто играет с ним? Может это просто панические атаки, или развивающееся пограничное расстройство? Уж слишком тяжело он перенес новость о своем бесплодии, и это могло подорвать его психику. Еще и разрыв с Ириной, который добил его окончательно, хотя он внешне этого не показывал. Тут у любого нормального человека могла крыша уехать. Алмаз попытался успокоить себя, повторяя вслух, что это просто миражи. Но как он ни старался, чувство чужого присутствия его не покидало.