Ludi права. Сборник людологических сочинений

Реализация материи в форму в пределах сознания отдельного индивидуума носит форму «бытие в возможности (мысль) – реализация (воплощение) – конечный результат (форма бытия)». Соответственно, первична мысль, вторично действие по ее реализации, и конечен результат реализации. В случае, если результат реализации соответствует заранее задуманному (мысли об этом результате, бытие в возможности), то соответственно общая схема выстраивается следующим образом: «будущее (мысль о том, что необходимо сделать) – настоящее (реализация, процесс становления формы) – прошлое (ставшая форма, то, что к моменту своего становления есть завершенность и является, следовательно, прошлым)». Таким образом, в области индивидуального, в области чувственно – персонифицированного бытия в возможности, временная парадигма строится в ракурсе «будущее – настоящее – прошлое». Следует отметить, что степень противоречивости данной системы может быть прямо пропорционально усиливаться при индивидуальности бытия в возможности, которое подлежит реализации. Ситуация такова, что индивидуум живет в дифференцированном мире временной полярности, но при этом в области отсчета времени остается приверженцем общественной парадигмы «прошлое – настоящее – будущее». Это связано с специфическим структурированием общественных парадигм. Право в данном поле структурирования занимает одну из ведущих позиций. Рассмотрим формы структурирования непосредственно правовой нормы. Прежде всего, это субъект власти, законодатель. Бытие в возможности законодателя может представлять собой индивидуальное сознание, персонифицированное общественным бытием в возможности (суверен, например), и в противоположность первому деперсонифицированное – парламент, который в процессе работы (регламент, традиции и прочее), поглощает и снимает возможные противоречия. В любом случае можно констатировать автономность субъекта структурирования нормы права, его противопоставленность объекту познания (предметному содержанию нормы права). К моменту принятия закон отражает ту действительность, или нацелен на ту действительность, которая была доступна «сознанию» законодателя. Создается модель идеального (внечувственного, рационального) бытия по отношению к действительности, которая выступает предметом правовой нормы. Реализация правовой нормы, формообразует значение действительности (право, обязанности, объект правоотношения) в соответствии с содержанием правовой нормы. Правовые последствия реализации, вынесены за пределы правоотношений (будем придерживаться именно данной позиции), но синкретично связаны в области познания с элементами правоотношения (реализацией нормы права). Таким образом, схема, которая перед нами: «формирование бытия в возможности- его реализация – конечный результат». То, что закон по времени предшествует правовым последствиям, образуемым в результате его принятия, вещь очевидная, то, что правовые последствия являются вторичными по отношению к реализации закона – тоже. Получатся, что схема бытия права, его перехода в действительность выглядит следующим образом: «бытие в возможности (будущее действительности) – реализация (настоящее: правоотношение, регулирование общественных отношений) – конечный результат реализации (прошлое: правовые последствия)». Соответственно схема структурирования времени выглядит как «будущее – настоящее – прошлое».

С точки зрения системы отсчета времени это является полнейшим абсурдом. Вот это «с точки зрения» для нас очень важно, так как здесь мы подходим к основному моменту нашей работы. Позиции временного восприятия в процессе структурирования социальной материи (переход бытия в возможности в форму) и со стороны наблюдателя, не участвующего в самом процессе структурирования, не совпадают.

С точки зрения третьего наблюдателя, первым появляется непосредственно результат структурирования материи (бытия в возможности). Действительно, познание мысли, приобщение к мысли возможно только в отношении собственного мыслительного процесса, и в отношении форм выражения мысли (бытия в возможности). Вне этого мы можем лишь подобно Аристотелю и Платону презюмировать наличие бытия в возможности. Сам процесс становления бытия в возможности в форму, превращение мысли в овеществленный результат (пусть даже в части самореализации) так же недоступен стороннему наблюдателю, если он не обладает первоначальным бытием в возможности процесса становления. Здесь возможна неверная интерпретация факта, неверная трактовка и прочее. Доступен только конечный результат структурирования в форме сопричастности идеальной стороне (бытия в возможности) предмета познания. Соответственно, процесс познания строится по обратной схеме. То, что для субъекта реализации есть уже прошлое, для субъекта стороннего познания является первичным. Связанность субъекта реализации в восприятии конечного результата по части реализовавшегося бытия в возможности воспринимается сторонним наблюдателем как реализация предназначения конечного результата реализации.

Если учесть так же смещенность временных рамок в области общественного отсчета времени, исходя из периодизации самих рамок перехода возможного в действительность в отношении народов, стран (эпохи), то исторический анализ предстает перед нами в форме последовательных алгоритмов шагов, цепь которых в конечном счете должна сводиться к адекватной всесторонней оценке факта действительности, как с позиции современников (среди которых – очевидно и субъекты структурирования, наблюдатели и прочее), так и с позиции современного дня, которому порой достаточно только бытия в возможности (для истории права ситуация намного легче – бытие в возможности в виде правового памятника практически не изменяется).

У истории государства и права существует уникальная возможность полноценного мониторинга эпохи с точки зрения сопоставления изменения бытия в возможности, представленного в форме правовых памятников. Но как мы полагаем, производить данный анализ необходимо с учетом тех моментов методологии, которые мы попытались коротко изложить выше. Сочетание понимая временных рамок именно таким образом позволяет во многом облегчить работу с источниками, уменьшить удельный вес гипотетического в познании истории, главное – сохранить преемственность познания правовых реалий.

Таким образом, в отношении методологии познания следует отметить, что дифференцированный временной анализ по бытию в возможности и бытию в действительности (в той части, в которой данное учение модернизировано людологический школой познания) может быть использован как часть методологии, наряду с прочими методами. Соотношение предмета и метода может быть уточнено в рамках комплексного исследования целостных алгоритмов и парадигм, они могут быть детализированы универсальным методом исследования, который, как мы полагаем, необходимо структурировать в дальнейшем. Создание данного метода для юриспруденции позволит не только обезопасить данную науку от политической зависимости, но и дополнительно включить в ее предмет те области познания, которые до сих изучались и преобразовывались для юриспруденции другими отраслями научного знания.

Сочинение 5. Людологический анализ понятия нормы права[7 - «Людологический анализ понятия нормы права»// Реализация международных норм о правах и свободах человека и гражданина в РФ: материалы конф. – Пенза: Изд-во ПДЗ, 2001.]

Вопрос о сущности нормы права всегда был для Теории государства и права одним из главнейших. Для международного права он является вообще принципиальнейшим, так как его нормы не опираются на непосредственный аппарат принуждения, носят в основном рекомендательный характер и обязательны лишь в силу присоединения к договорным конструкциям. Однако отрицание на практике в природе актуально сущего такого признака права, как принудительность исполнения вовсе не лишает нормы международного права сущности норм права как таковых, но с другой стороны размывает «отечественное» представление о норме права, которое в основном не лишено позитивизма в своем содержании представления и формализма в теоретической оценке.

На пороге международной интеграции встает так же вопрос относительно унифицированной формы реализации норм права. Отечественная теория опять же исходит из стандартного понятия правоотношения, которое является трафаретом «живучести» нормы. Однако герменевтические теории права (Дж. Кауфманн) в корне разбивают наше представление о норме права как о том на основе чего возникает правоотношение, т.к. сама норма может формообразовывать самое себя в процессе смены составляющих фактической жизни (например, исследование в судебном заседании). Таким образом, норма права выступает как некоторая стабильная форма, по отношению к содержанию, подверженному изменениям в заданной стабильности социальных форм, продуцируемых стабильностью системы законодательства в целом.

Противоречий в теории относительно понятия нормы права намного больше, чем мы думаем, чем нам кажется. Сегодня возникает своего рода необходимость в новой «Бритве Оккама», которая бы позволила свести все противоречия теории к жестким рекомендациям практики, при том, что сама практика не расплывается в круге «все действительное разумно, все разумное – действительно» (Гегель).

Прогрессивным следует назвать людологический подход в определении нормы права. Право понимается как специфическая форма бытия в возможности. При этом действует формула, что право – это бытие в возможности государства, а государство это бытие в действительности права. Сама категория бытие в возможности определяется через понимание материи, противоречия которой сняты в процессе ее структурирования (принципы парламентаризма). Соответственно, целевая причина (бытие в возможности) в замкнутой парадигме бытия (государстве) предстает как цельная форма, идеальный прототип, будущего бытия в действительности, отсутствие которого, может восприниматься как социальная девиация.

Позитивной нормой права можно назвать текстуально закрепленное бытие в возможности, которое явилось материальной причиной бытия вследствие снятия противоречий универсума познания на определенном уровне создания самого бытия в возможности (разработка и принятие закона). Норма права в естественно – правовом смысле складывается как совокупность бытия в возможности относительно движущей причины и девиации формальной по отношению к целевой.

Формой реализации нормы права могут быть лишь определенные парадигмы, где формообразующим началом является игра с различной степенью алеантности, право мертво без форм понимания его содержания неперсонифицированным кругом лиц. Унифицированность результата такого понимания достигается за счет единого способа перехода «возможности» в действительность, который является игрой.

Можно ли говорить о норме права вне восприятия ее неопределенно широким кругом лиц? Нет, именно на это направлена норма о вступлении закона в силу только после опубликования.

Для международного права характерно то, что сами значения (содержания нормы права) должны носить интернациональный характер (в этом его сущность). Именно поэтому формализация значений не на основе текстуального, описательного формообразования смысла (закон как текст), а на основе людологического подхода является весьма перспективным для России, которой в реально короткие сроки предстоит стать правовым государством.

Сочинение 6. О праве как бытии в возможности государства и государстве как бытии в действительности права. Людологическое эссе[8 - Научная мысль Кавказа-Ростов н/Д: Северо —кавказский научный центр Высшей школы, 2000- №7 (приложение) -С. 37—42.]

В данной публикации предпринята попытка тезисно определить ту область теоретического исследования, которая обозначена в заглавии. Само содержание эссе – лишь визитная карточка научного направления, которому еще предстоит развиваться в области юриспруденции.

Вопрос о соотношении государства и права никогда достаточно не актуализировался в силу того, что определить государство вне права было настолько же затруднительно, как и право вне государства. Причем плеяда знаменитых «отцов» естественного права не доказывает самостоятельность права вне государства, а наоборот, указывает на то, что терминологический спор действительно может превратиться в оправданно -методологический, если этого очень сильно захотеть. Попытаемся определиться в терминологии, чтобы приведенная нами методология познания государства и права не выглядела инструкцией к толковому словарю без алфавита.

Понятия государство и право – не просто правовые абстракции, корреспондированные неперсонифицированному кругу лиц, наделенных сознанием, трансформированным в знание об этих абстракциях, а, следовательно, – в чувственное ощущение всего того, что есть содержание данного знания (равновесие эмпирического и вербального) – вопрос решался бы тогда на уровне умозаключений. Нет, государство и право – это представление общего характера, оформленное и стабилизированное таким образом, что совокупность индивидуально-чувственного восприятия данного представления должна быть унифицирована в отношении любого конкретно-частного. Применительно к Теории государства и права того же сказать нельзя, ибо важнейшей и первостепеннейшей задачей она видит именно дифференцированность и полярность научных «точек зрения» относительно «государства и права», в то время, как само государство заинтересовано в точном и единообразном понимании и применении закона. Желание оправдать полярность точек зрения вынуждает мириться с кругом закономерных противоречий выводов, ибо современная методология не в состоянии разрешить вопросы, касающиеся:

– происхождения государства и права с точки зрения первичности и вторичности, дифференцированности данного процесса во времени;

– точной дефиниции (достаточной для политического правоприменения) государства и права без того, чтобы не абстрагироваться от практической стороны вопроса. Сила необходимых абстракций очень велика, так же, как и желание их использовать;

– предела бытия государства, помимо замкнутых пределов самое себя, которые трансформируются в логическую последовательность – «государство – право». Сходство и отличие опять же вне пределов самое себя;

Данные затруднения являются следствием того, что методология, составляющая первичное основание теории государства и права, представляет собой одновременно и результат, и метод познания, т.е. образовывается порочный круг в рассуждении, где сами доказательства суждения составляют в своем сложении по содержанию (а не форме) само суждение. Право и государство оцениваются именно с правовых позиций, сформированных в прошлом. Эти позиции утилизованы и трансформированы современным сознанием в объективные положения, корреспондированы в качестве объективных и, в конечном счете, признаны Предметом исследований (что уже предполагает единое унифицированное эмпирическое восприятие). Противоречия же, которые все же продолжают возникать несмотря на молчаливое согласие «пытливых» умов, сглаживаются необходимостью самих себя и приобретаю форму «вечных вопросов», «реальной жизни», «случайности», «данного законодателя» и пр.

Такое положение вещей не может быть признано удовлетворительным. Ничто из того, что пребывает в становлении (в том числе и то, что называемо нами катастрофой и упадком), не есть сущее до тех пор, пока из хаоса материи не появилась новая форма, но сама форма необходимо отрицает любое становление, возникновение самое себя, ибо возникновение есть предшествие от противного по качеству уже существующему, а следовательно – противоречие ему. И наша неспособность сегодня к определению, охватывающему все стороны чувственного, – это не положительный момент, свидетельствующий, что истина рождается в агоне плюрализма научных точек зрения, а фикция состояния становления Представления о государстве и праве. В конечном счете это может приобрести именно Форму, которая будет определять и детерминировать чувственное уже вне зависимости от научного основания (история демонстрирует нам такие Формы на промере фашизма, коммунизма и пр.)

Юриспруденция как наука должна понимать, что сегодня она выполняет функцию, принадлежавшую ранее только таким формам организации, как церковь, религия, философия.

Мы предлагаем использовать абсолютно не юридический метод познания, не связанный рамками позитивного права (а следовательно, и оправдываемый им) или элементного состава заимствования спектра философских систем (а не философии как метода определения мира – сделать философом юриста может только обладание государственной властью).

Наш метод называется людологией. Сущностью его является анализ любого явления по четырем причинам бытия, выстроенным в целостную парадигму бытия, которая образовывается исходя из элементной упрощенной связи – бытие в возможности (БВ) – бытие в действительности (БД).

Обратимся непосредственно к анализу государства и права. Дифференциация единой Формы перехода бытия в возможности в действительность продиктована прежде всего тем, что право представляет собой редкий случай «возможности», стабилизированной и реализованной в пределах самое себя, а следовательно, обладающей достаточной замкнутостью, самодостаточностью и известных пределах, т.е. чувственное восприятие рождается не только как свойство мысли (при достаточной степени автоматизации перехода БВ в БД), но и как вторичный продукт непосредственно восприятия БД по форме. Таким образом, то, что составляло только часть целостной парадигмы (БВ), воспринимается само по себе как целостная парадигма, а следовательно, как целостность и замкнутость в отношении самое себя и противостоящее миру во вне.

Таково восприятие права сегодня. Государство, являясь (в теоретической конструкции) вторым элементом энтелехии бытия в возможности (бытием в действительности), выносится восприятием в сферу не только самодостаточности, но и абсолютной независимости как предмет анализа.

То, что мы называем «государством» и «правом» (подразумевая некоторую дифференциованность и независимость, позволяющую ставить союз «и») есть одна и та же парадигма бытия, разделение которой нецелесообразно и ошибочно. Действительно, бытие в возможности – это весь тот универсум вещей, бытие которых опосредовано мыслью, это само по себе бытие мысли. БВ может сколь угодно дифференцироваться относительно неопределенно-известного круга элементов, но в целом оно необходимо сохраняет качество противоречивости, где каждое из противоречий является истинным, так как разрешение противоречий до реализации в действительность невозможно. Право, а точнее, закон является БВ, в котором:

– изначально сняты противоречия мысли (посредством агональных форм, стабилизация и систематизация которых есть законотворчество, законодательная власть);

– налицо стабилизованная форма восприятия относительно форм восприятия (текстуальный характер при том, что язык – это автоматизированный способ корреспондированя БВ, при котором сохраняется однозначность восприятия исходя из позиции корреспондирующего);

– субъектом восприятия необходимо должен являться неперсонифицированный круг лиц.

Здесь неперсонифицированность представляет собой общее содержание БВ, в то время как под общественным следует понимать то БВ, качественность которого абсолютно независима от качественности носителей. Более того, такое положение вещей может быть достигнуто только при достаточно точной стабилизации «масок».

Это основополагающие признаки БВ, которое получает название права (закона). Его реализации, т.е. появление в замкнутой системе движущей, материальной и формальной причины в дальнейшем порождает чувственное-восприятие, которое, однако, уже оторвано от непосредственной ассоциации самое себя с первичным БВ (законом).

Оно также лишено подобия самой первоначальной возможности (что, кстати, является признаком слабости, атрофированности государственной власти). Теоретики государства и права неоднократно пытались свести понимание государства к движущей причине (субъект реализации БВ, субъективное БВ, «маска»). Так, например, Просвещение (Гоббс, Локк, Монтескье, Руссо и др.) отождествляло государство с элементным составом движущей причины – человеком, разница позиций между ними сводилась к различной оценке сущности отдельно взятой единицы суммы составляющих – человека.

Лев Петражицкий сделал акцент на эмоциональной стороне вопроса, трансформировав и синтезировав БВ трех групп участников: непосредственно БВ субъекта реализации, стороннего наблюдателя (подчиняющегося) и законодателя – субъекта структурирования БВ). Были и другие попытки, на которых мы подробно останавливаться не будем, отметим только, что в силу узкой специфики научных методов, используемых их авторами, ими анализировалась лишь отдельные элементы элементов общей парадигмы бытия.

Целостная парадигма представлена как ячейка циклов подобных парадигм, дифференциация которых образует основу для возможности обнаружения сходства и различия. Важность людологической парадигмы обусловлена тем, что она позволяет точно определить границы того чувственного в действительности, что есть следствие бытия в возможности (мысли). Поскольку целевая причина в случае с государством является правом, а бытие в возможности обладает вышеописанными признаками, то под материальной причиной следует понимать именно государство. Поэтому государство в целом необходимо отнести к явлениям статики по отношению к переходу «возможности» в действительность.

Такие понятие, как власть, следует отнести к свойству перехода БВ и БД, ибо власть есть обеспечение зеркальности перевода «возможности» в действительность. Таким образом, точное соответствие материальной причины целевой образует показатель надлежащей формы (формальная причина равна здесь энтелехии). Синхронизация переходов, дифференцированность способов обеспечения переходов, знание и согласие неперсонифицированного круга субъектов о данных способах формирует представление, восприятие которого отождествляется с государством, а теоретическая научная мысль переносит это восприятие на предметную сторону энтелехии, а подчас в том числе и на правовую атрибутику.

Государство как материальная причина целостной парадигмы бытия обнаруживает свое бытие только там, где данное бытие в действительности – необходимое следствие перехода определенного бытия в возможности в действительность.

Государство как абстракция не существует. Есть наличное бытие, являющееся следствием «возможности», обладающей особыми признаками, которое и есть государство. Природа бытия государства – только актуально суща, природа права – лишь в возможности…

Сочинение 7. Игровые элементы в познании государства и права[9 - Опубликовано в журнале «Рубикон: сборник научных работ молодых ученых»/отв. Ред. В. Е. Максименко – Ростов-на-Дону, РГУ, 1997г- Вып. №1 стр. 82- 84]

Данная работа представляет собой сравнительный анализ учений Аристотеля и современных теоретиков, имеющих своим предметом познания игру. Целью работы является попытка разработки существенно нового метода в познании явлений государства и права.

Как мы увидим в дальнейшем, этим методом является понимание некоторых элементов государства и права как игровых форм бытия.

Любая наука изначально или на более поздних этапах своего развития сталкивается с проблемой выявления четкого критерия оценки двух форм бытия – бытие в «возможности» и в «действительности» (энтелехия). В возможности (т.е. в нашем понимании вещи, представлении о ней), предмету познания могут быть присущи совершенно противоположные атрибуты, которые будут неподвластны критическому анализу, т.к. каждое из противоречий будет казаться истинным. Энтелехия – это осуществление того, что было в «возможности» (того, что было задумано), и уже здесь, в реализации, являющейся вольным или безвольным действием, и только действием, противоречия «снимаются» (Гегель), ибо согласно Аристотелю не может быть такого положения вещей, при котором в одно и то же время, в одном и том же месте «вещь» обладала бы противоположностями. Поэтому если не подобрать метода разделения этих двух форм бытия, можно бесконечно долго доказывать и утверждаться в истинности диаметрально противоположных положений, имеющих место в рамках определенного предмета познания.

Как было уже сказано, энтелехия является действием. Согласно определению другого мыслителя, человека, жившего в XX веке Йохана Хейзинги и ряда других всемирно известных философов – Шеллинга, Плеханова, Фробениуса… – любая человеческая деятельность является игрой. Имея ввиду, что учение о бытии Аристотеля применимо только к сфере деятельности человека, мы с необходимостью получаем вывод о том, что процесс осуществления (реализация) того или иного ранее планируемого события является игрой. Таким образом, говоря о реальном существовании чего-либо, имеющего социальную природу, мы, прежде всего, должны говорить об игре и анализировать это как игру.

На основе этого следует выделить следующий принцип энтелехии – реально существовать может только то, что может иметь форму игры. В этом контексте становится понятна мысль Стагирита о том, что материя усматривается в «возможности», форма же только в действительности, таким образом, игра оформляет материю.

Игра – это совокупность таких деятельных признаков бытия, которые в целом составляют его форму (форму бытия).

Теперь мы непосредственно переходим к анализу игровых принципов, имеющих основополагающее значение для нашей работы. Данный анализ основан на трудах вышеприведенных авторов.

1. Игра – это свободное занятие. Здесь понимание свободы складывается из двух принципов: во-первых, добровольное участие в игре – человека нельзя заставить играть, иначе это будет псевдоигра (метаигра), во-вторых, свобода, как ее понимал Руссо – «поступай так, чтобы твоя свобода не ущемляла свободу других». В игре существует аналогичное положение – игрок может делать все что хочет, кроме того, что нарушает общие правила игры или право на игру другого игрока.