Ludi права. Сборник людологических сочинений

Ludi права. Сборник людологических сочинений
Р. П. Чернов

В настоящем издании представлены доклады научных конференций и статьи людологической (ludo – играю, logos – знание) школы права. В сборнике освещены вопросы методологии юриспруденции, сущности права, правоотношения, власти, концепции прав человека, свободы, уголовного процесса и другие. Универсальный метод познания, примененный автором, позволяет читателю по-новому взглянуть на фундаментальные проблемы Теории права.

Ludi права

Сборник людологических сочинений

Р. П. Чернов

Иллюстратор Джон Кольер

© Р. П. Чернов, 2018

© Джон Кольер, иллюстрации, 2018

ISBN 978-5-4493-8586-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сочинение 1. Людологический метод исследования применительно к юриспруденции[1 - Опубликовано: Известия вузов Сев.-Кав. регион. Обществ. Науки -2000-№1-с. 66—74]

В свое время Георг Вильгельм Фридрих Гегель обосновал то положение, что анализ права необходимо не должен быть связан анализом нормы права, что следует найти «точку опоры», находящуюся вне правовых категорий, дабы их употребление, при доказывании того или иного тезиса, не детерминировало конечного вывода рассуждений, образовывая так называемый «круг в доказательстве». Такой точкой стала «Философия права» Гегеля, явившаяся генезисом Теории государства и права.

Она стала тем методом (формой познания), который определяет формы и пределы бытия правовых реалий. Но задумаемся над тем, что такое метод вообще, действительно ли реальность познается (то есть существует как нечто, находящееся за пределами метода и испытывающее его непосредственное воздействие), или же все-таки форма познания необходимо определяет предмет познания, то есть структурирует его сущность таким образом, что его свойства являются зеркальным отражением приемов метода познания?

Необходимо понимать, что метод детерминирует само знание, иными словами, восприятие мира зависит от того, как оно осуществляется. В архаичных эпохах познавать означает называть – такова сущность мифа, где существует только то, что названо. Позднее философия станет структурирующим началом познания, где «предмет» формообразуется благодаря использованию исключительно умозрительных приемов – логике. Далее наука провозгласит, что знание, истинное знание, возможно только в пределах опыта, то есть чувственного восприятия, которое посредством формирования количественного частного превращается в качественность общего (индукция). Все эти три формы познания по-разному преломляются в нашей жизни, но сущность каждой из них остается неизменной: это три разных метода неосознанного структурирования реальности, ибо восприятие последней зависит от того, что мы можем в ней увидеть посредством того или иного метода.

Вопрос о методе в рамках юридического знания тем более актуален, что научные взгляды в данной области находят свое непосредственное воплощение в действительности, – достаточно вспомнить теорию разделения властей Шарля Монтескье, правовое государство Иммануила Канта, идею коммунизма Карла Маркса. Более того, юриспруденция сегодня выполняет функцию, которая принадлежала в прошлом лишь философам – мудрецам, а позднее – церкви: она указывает направление целесообразной деятельности масс. К сожалению, до сих пор не существует четкой парадигмы восприятия бытия, которая позволяла бы с достаточной степенью уверенности анализировать, прогнозировать и структурировать реальность, что приводит к тому положению вещей, когда юридическая мысль становится «прислужницей» политических установок государства.

Любая наука вне зависимости от своей направленности необходимо должна с самого начала выработать метод, позволяющий четко разграничивать две области бытия: в «возможности» и в «действительности». Бытие в «возможности» (потенциально сущее) – это бытие вещей, опосредованных мыслью, это бытие мысли. Бытие в действительности (актуально сущее) – это чувственно воспринимаемый мир, весь тот универсум, существование которого возможно подтвердить благодаря чувственному восприятию. «Возможность» и «действительность» – это не две разных формы бытия, это его рамки, ибо возможность всегда реализуется в действительность – нет ничего такого в области мысли, чего бы мы не находили в реальности. Не поймите это буквально, мы не имеем в виду идентичность идеи и «предмета», речь идет лишь о том, что наша мысль всегда находит подтверждение своему существованию в чувствах, благодаря которым мы воспринимаем «вещи». Возможность, таким образом, с необходимостью реализуется в действительность. Процесс перехода и конечный результат его (актуально сущее) Стагирит (Аристотель) называл энтелехией. Существование чего-либо возможно только в энтелехии, то есть в форме перехода от «возможности» к «действительности». Соотношение этих двух сфер бытия можно выразить через противостояние материи и формы. Тот же Аристотель указывал на то, что материя усматривается в «возможности», а форма в действительности. Материя – это всегда хаос, выраженный в нестабильности. Действительно, нашей мысли имманентно присущи противоположности, которые являются полярными относительно самих себя, именно поэтому в «возможности» вещи присущи самые противоположные атрибуты, каждый из которых кажется неоспоримо истинным, и только в процессе энтелехии данные противоречия снимаются посредством чувственного восприятия мыслимого предмета. Причем во временном континууме действительность может быть представлена различными формами при наличии одной «возможности», это объясняется тем, что всегда реализуется только одно из противоречий. Так, например, философия, вся история философии представляет собой картину конституированных противоречий мысли, превращенных в систему восприятия реальности, modus vivendi, именно мысль детерминирует наше чувственное восприятие: мы не можем испытывать тех чувств, которых не знаем (причем под «знанием» следует понимать и знание о незнании). В этом ошибка и недостаток философии; сковывание чувственного на основе универсальной системы восприятия бытия является позитивным только в условиях, подобных тем, что предлагал Платон в своем Идеальном государстве. В заданной же системе изменчивых форм (течение времени наносит хрестоматийный глянец, искажая подлинное восприятие) это вносит хаос, порождая нестабильность. Именно наличие этого хаоса в области бытия в возможности явилось причиной чрезмерного доверия научному знанию. Наука не объясняет мир, она его истолковывает по принципу называния, что в большей степени позволяет поставить знак тождества между мифологическим и научным знанием, по способу структурирования предмета познания. Однако, следует отметить, что последствия такого онаучивания бытия человека выразились в полном смещении границ между «возможным» и «действительным» – современному человеку достаточно воспринять какую-либо информацию через медиа-средства, чтобы уже убедиться в ее неоспоримой истинности. В целом же парадигму бытия, продуцируемую наукой, можно свести к тому тезису, в соответствии с которым именно чувственное восприятие (опыт) структурирует знание, что является неверным, так как восприятие опыта всецело определяется теми «установками», которые были привнесены в нас в детстве. Таким образом, наука не дает целостности и законченности в отношении предмета познания, что необходимо порождает чрезмерное расширение бытия в возможности при отсутствии его зеркальной реализации в действительность. Данная ситуация есть основание для экзистенциальных страхов, откровенного нигилизма, перетекающего в необратимый процесс сужения сознания до самосознания.

Для того, чтобы разделять «возможность» и «действительность», необходимо знать, почему и как происходит переход из одной области в другую; почему наши идеи, образы, понятия находят самое себя в реальности. Именно тогда можно будет говорить о самодостаточной парадигме бытия. Здесь мы подходим непосредственно к рассмотрению людологического метода исследования, к методу людологии. Людология (ludo – играю, logos – знание) – это форма познания, предметом которой является мир как универсум, а методом – анализ любой формы бытия как игры. Именно игра понимается как то, благодаря чему многообразное в явлении упорядочивается определенным образом. Людологический метод презюмирует, что любая форма бытия является игрой. Причем под игрой мы понимаем именно формообразующую константу бытия вообще всего биологически живого. Игра есть то, что одухотворяет и приводит в жизнь «мертвую» материю, придавая ей законченную форму.

Обращаясь к Аристотелю, отметим, что в то время понять игру как то, благодаря чему возможна энтелехия, было невозможно, как невозможно видеть свой собственный глаз без чего-либо отражающего. Жизнь древнего грека была именно игрой в самом обыденном значении этого слова, протекающей в рамках закрытого, выключенного из внешней реальности пространства (полис): подчиняющейся своему особому ритму (у греков отсутствовало деление времени на прошлое и будущее); наполняющей мир зрелищными образами, которые сегодня воспринимаются нами на уровне детских сказок (пантеон олимпийских богов); детализирующей реальность в ритуалах, наполненных радостным забвением экстаза (теория Ф. Ницше о дионисийском и аполлонисийском начале в греческой культуре). Таким образом, игра есть тот самый фактор, который переводит возможность в действительность. На примере экзистенции человека это можно охарактеризовать следующим образом. Бытие в возможности – это область бытия мысли, то есть существование человека характеризуется следующим образом: cogito ergo sum (мыслю, следовательно, существую), а бытие в действительности человека характеризуется как ludo ergo sum (играю, следовательно, существую). В области мысли человек существует на уровне «третьего человека» Платона, как «идея», в жизни же он персонифицируется, и это происходит вследствие того, что человек существует как комплекс масок, которые он меняет в течение жизни.

Игра формирует и структурирует бытие человека. Причем, если мир животных – это мир необходимости, ибо там форма всегда уже существует до субъекта игр, мир человеческий – это мир дифференцированного комплекса игр, имманентно присущими чертами которого являются свобода выбора, временные рамки, способность управлять, творить свою собственную индивидуальную игру, управляемость игр, осознанность.

Дадим теперь общую парадигму бытия, вне которой бытие как таковое невозможно; именно поэтому, приступая к анализу любого явления, следует исходить из исследования:

1. Бытия в возможности. Из того, как оно сформировано (в процессе ли сознательной деятельности, или же посредством неосознанной констатации, являющейся по своей сути навыком). Какой формой оно представлено (символ, образ, модель). Количество противоречий, которые присущи ему по природе, исключая, конечно, два формообразующих (бытие – небытие).

2. Бытия в действительности, то есть той конечной формы бытия, которую возможно чувственно воспринимать соответственно ее бытию в возможности. Следует также помнить, что данный предмет есть продукт, лежащий вне самого формообразующего начала (игры), и поэтому его бытие (с точки зрения четырех причин Аристотеля) всецело определяется той игрой, в которую он вовлечен в качестве предметной стороны энтелехии.

3. Энтелехии. Энтелехия возможна только в форме игры, причем началом игры является завершенная «возможность» (будь то истекший срок, по окончании которого закон вступает в силу, или договоренность детей о правилах: и там, и там игра начинается сразу же, безостановочно), а концом – достижение результата (цели), сформированной в потенциально сущем.

Следует понимать, что игры дифференцируются:

1. По степени алеантности (то есть в зависимости от того, насколько радостна и весела игра, что в свою очередь зависит от мотивации игры, субъекта формирования бытия в возможности и его тождества субъекту реализации).

2. По кругу участников. Отметим, что в каждой игре две стороны: участники и зрители. Непонимание этого в свое время привело к необходимости описывать эмоции «зрителей» через понятие серьезности. На самом же деле серьезных игр не бывает, бывает серьезное восприятие игры.

Сами участники игры могут принадлежать только к двум группам:

– личность, чье сознание продуцируется и всецело определяется догмами общества (то есть общественное бытие в возможности, рассчитанное на неперсонифицированный круг лиц, находит свою персонификацию в сознании индивидуума, причем сам индивидуум не осознает себя заложником своей сущности, считая, что его сознание выработано им самим и является крайне индивидуальным (таково большинство людей, таковы и законопослушные граждане);

– личность как самостоятельность в высшем ее проявлении, то есть субъект, который руководствуется подлинно своими идеями и образами жизни. Здесь существует несколько этапов становления такого бытия в возможности:

а). Сомнение, представляющее собой ни что иное, как полную противоположность общественному вообще.

б). Отрицание, которое выражается либо в непосредственном уничтожении бытия в действительности, продуцируемого общественным, либо в замене его собственной «возможностью», собственной картиной мира. В первом случае мы говорим о преступнике, во втором – о творческой личности, еретике.

в). Воплощение своей «возможности», своего видения мира, в действительность (сначала это личный modus vivendi, затем оформление бытия в возможности неперсонифицированного круга лиц по своему образу и подобию).

3. По степени свободы энтелехии. Под свободой реализации мы понимаем то состояние, когда только от предпочтений участника игры зависит, какое из противоречий будет реализовано в действительность. Свободе противостоит понятие «зеркальности» энтелехии, когда уже в самой возможности (существующей в форме образа, которому присуще долженствование) заранее определено, что необходимо должно быть воплощено в реальности. Такова природа власти, например, ибо именно власть есть игра, которая обеспечивается различными формами насилия, начиная от убеждения и заканчивая принуждением с целью получения в действительности именно того, что планировалось в «возможности».

В целом же игра однозначно определяет:

1.Место действия, причем структурируется само пространство.

2. Время, которое понимается как ритмичность, имеющая место в отрезке «возможность» – «действительность» (отметим, что само понимание времени как системы отсчета возникает только на основе единобытия в рамках совместной игры).

3. Порядок, который выражается в том, что мысль всегда обнаруживает себя в чувственном, тем самым убеждаясь в своем существовании.

4. Значение, то есть то, что позволяет ориентироваться личности на основе эффекта «узнавания» себе же подобного. В категорию значения входит бытие «маски» – это сущностное взаимодействие определенных форм деятельности, в целом составляющее образ бытия. Сущностная характеристика «маски» выражается в том, что она есть детерминированный набор признаков, реализация которых влечет за собой структурирование психического состояния, как самого субъекта (человека), так и внешней среды посредством взаимодействия с ней.

Исходя из вышеизложенного, следует отметить, что игра есть формообразующая константа бытия, обеспечивающая осуществление возможного в действительное.

Теперь, когда у нас в руках своего рода органон, позволяющий анализировать реальность без отрыва от связки «возможность – действительность», попытаемся дать краткий анализ некоторых юридических вопросов с точки зрения людологии.

О государстве и праве

Положение о том, что государство – это абстракция, лишенная конкретного содержания, пагубно и недопустимо. Прежде всего, невозможно разделять бытие права и государства, ибо право есть бытие в возможности государства, а государство есть бытие в действительности права. Действительно, довольно трудно представить нечто государственное, лишенное правового характера, базирующееся, например, на норме морали или нравственности. Соотношение понятий права и закона точно такое же, как государства и государственного органа, то есть понимание государства как нечто ведет только к одному – к апории, выходить из которой приходится на основе агона, который может выражаться, как в обычном споре, так и в войне.

Под государством следует понимать все то, бытие в возможности которого закреплено в нормах права и реализовано в действительность в точном соответствии с «возможностью». Если этого нет, следует говорить о замене государства совершенно иной формой организации материи, например, организованной преступностью, которая сейчас несет в себе все признаки государственности.

Сами признаки государства есть признаки игры. Мы остановимся на них позже, пока же проанализируем форму реализации права в действительность. Нельзя не согласиться с тем, что предписания права мертвы без соответствующих игровых форм, так, например, форма одежды сотрудника милиции (удостоверение, эмблемы и пр.) есть то, что реализует наше знание о нем как о субъекте правоприменительной деятельности, наделенном определенными полномочиями. Без этого он не будет восприниматься нами как таковой, не будет существовать в данном качестве. То же самое мы наблюдаем в сфере судопроизводства, где осуществление правосудия (под правосудием мы понимаем снятие противоречий возможности, уже реализованных в действительность) невозможно без игровой атрибутики, выражающейся в том, что: место, где творится правосудие, как бы выключено из обыденной жизни, помещено в сферу чего-то магического; субъекты данного действа связываются определенной игровой атрибутикой (судейские мантии, парики и пр.); весь процесс осуществляется определенными масками (так, не Петров, Сидоров, а истец и ответчик, прокурор и защитник и пр.). В гражданском праве четко расписаны «маски» и способы структурирования этих масок, нарушение которых ведет к ничтожности действий субъекта игры. Причем это единственная область права, где налицо высокая степень алеантности игр, в силу того, что энтелехия не контролируется непосредственно, ее обеспечение возложено на субъектов игры, которые по своему усмотрению могут обратиться с иском в суд, тем самым задействовав другое бытие в возможности, конституированное в нормах права и имеющее своей целью обеспечение зеркальности процесса реализации.

О правоотношении

Зададимся вопросом, что есть норма права? Именно возможность, не более того, чтобы буквы, из которых соткана душа закона, стали нормой нашей жизни, они должны быть реализованы в действительность. До этого закон – это абстракция, лишенная какого-либо значения без того понимания, которое мы придаем ему после того, как эмпирически прочувствуем его воздействие.

Законодатель должен четко понимать, что реально закон существовать сможет только тогда, когда будет предусмотрена форма его реализации, то есть форма игры. Для этого необходимо:

– четко детализировать маски;

– конституировать игровую атрибутику;

– стараться в наибольшей степени повысить алеантность игры.