– Доброе утро, месье.
Затем она повернулась к Жан-Люку и посмотрела на него своими теплыми глазами шоколадно-коричневого цвета.
– Месье, откройте, пожалуйста, рот.
Он послушно сделал то, о чем его попросили, рассматривая ее, пока она ставила ему градусник под язык. Он почувствовал, как растянулся порез на его щеке, будто он мог снова раскрыться. Жан-Люк сжал губы вокруг стеклянного корпуса градусника, пытаясь выровнять дыхание, и изучал медсестру. Она выглядела очень молодо, ее гладкая светлая кожа была безупречна и напомнила ему чистый холст.
– Где я?
Он попытался установить с ней зрительный контакт, но та внимательно смотрела на градусник.
Неожиданно девушка посмотрела прямо на него, сверкнув своими темными глазами.
– В госпитале Божон.
Она говорила тихо, почти шептала, как будто хотела, чтобы ее слышал только он.
– В госпитале Божон?
– Это немецкий госпиталь.
Его сердце забилось чаще, пульс гулом отдавался в ушах. Ну конечно! Вот почему они все говорили по-немецки. Но зачем его отправили в немецкий госпиталь? Он окинул взглядом палату, отмечая, как здорово подсуетились боши: все вокруг было такое накрахмаленное и белоснежное. Видимо, он был в надежных руках. Но почему ему не дали какое-нибудь обезболивающее, прежде чем зашивать его рану? Это потому, что он француз? Или потому, что они подозревали его в чем-то?
Наверняка, если бы они догадались, что он пытался устроить диверсию на железной дороге, они бы послали его в государственный госпиталь или прямиком на допрос. Значит, они не подозревали. Они не могли. Но что случилось с его ногой?
Медсестра заправляла края простыни под матрас. Он ждал, пока она закончит, и когда она повернулась снова к нему, спросил:
– А вы знаете, что… что случилось с моей ногой?
Она молча взяла историю болезни, которая, видимо, висела на изножье кровати. Она посмотрела в нее и нахмурилась.
– Мне жаль, но я не знаю. Тут все на немецком…
– Дай-ка мне взглянуть, – громко вмешался бош с соседней кровати.
Не поворачиваясь к нему, она передала ему историю болезни.
– Перелом бедра. – Бош замолчал. – Тебя что, поезд сбил?
– Нет. – У Жан-Люка снова закружилась голова. – Часть железнодорожных путей отошла, и я попал под нее.
– Ты работаешь на железной дороге?
– Да, сэр.
– Ну, будь осторожнее в следующий раз.
Жан-Люк кивнул и повернулся к медсестре. Он понял, что та собирается уходить, но ее присутствие успокаивало его. Она хотя бы была француженкой.
– Сколько я пробуду здесь, сестра? – Он попытался улыбнуться, но было слишком больно.
– Я не знаю. Вам нужно спросить это у доктора.
И она ушла, оставив его наедине с бошем.
Глава 11
Шарлотта
Париж, 4 апреля 1944 года
Как будто мне не хватало комендантского часа, установленного бошами, и мои родители установили свой. Я должна была возвращаться домой к восьми, хотя в свои восемнадцать лет я мечтала выходить вечерами в кафе или на танцы на один из секретных балов, о которых все взволнованно шептались. Я могла развлекаться только по пятничным вечерам, когда мне разрешали пригласить парочку друзей. Мама позволяла нам собираться в библиотеке, она была намного уютнее гостиной, в которой стояли жесткие кушетки эпохи Людовика Шестнадцатого. В библиотеке же была мебель, привезенная из нашего загородного дома, – из потертой мягкой кожи. Нам нравилось развалиться в ней и притворяться, что мы курим и что мы такие декаденты, когда на самом деле мы всего лишь жевали твердые лакричные палочки и пили чай, который мама заказала из Англии еще до войны.
– Ты знаешь, что Марк уехал? – Агнес облизывала свою лакричную палочку, искоса поглядывая на меня.
– Но он ведь католик! – Мое сердце забилось чаще. Они не могли его забрать.
– Нет, глупенькая. Он присоединился к Маки.
– Нет!
– Он что, не приходил попрощаться с тобой?
Мне нравился Марк, и Агнес знала это. Я покачала головой. Они обе смотрели на меня с жалостью.
– Не переживай, – сказала Матильда, – он ни с кем не попрощался. Мы узнали это только благодаря тому, что его мама встретила мою маму в очереди за пайком. Она очень расстроена, конечно. Боши убьют его, если найдут.
Я не понимала, как она может говорить о таких вещах таким будничным тоном.
– Ну, он хотя бы что-то делает. – Я замолчала, собираясь с мыслями. – Разве вам не хочется что-нибудь сделать?
Я переводила взгляд с одной на другую, но они смотрели на меня с каменными лицами
– Это слишком опасно, – наконец выдавила Агнес. – Я не стану бежать в горы, чтобы присоединиться к Маки. Они живут как дикари, спят на улице. Можете себе представить?
– Но они хотя бы пытаются, не так ли? Они делают все что могут. – Мне хотелось защитить их.
– Думаю, они очень храбрые, – добавила Матильда. – Я бы так не смогла. От меня не было бы никакой пользы – я бы сдала все их секреты за секунду, если бы меня арестовали.
Она поежилась.
– Боши творят с ними ужасные вещи, если им удается их поймать.
– Представь, что тебе пришлось бы нести секретное послание. Я бы с ума сошла от нервов, – тихо произнесла Агнес.
Я выдохнула.
– Я тоже. Но если хотите знать, я бы попробовала.