Бог ли каждый Творец?

– Не знаю я. Раз ты ручаешься, тогда открою ему выход. Все мал он для меня. А вот Песах уже скоро, нужно пшено кидать в поле. Слово словом, а мацу просят тоже словом, месяц нисан ведь уже.

Рутра как-то не особо внимание уделил времени года, в котором оказался. Была весна, пора пахать и сеять. (Примечание эксперта: «нисан» происходит от аккадского «нисанну», со значением, толкуемым как «первые плоды». Являлся в еврейском календаре первым месяцем библейского года – где-то между мартом и апрелем григорианского календаря. Хотя, если быть точнее, в Торе он называется «авив».)

Следующие ее слова воздействовали на его слух – как ушат холодной воды на нежелающего оторваться от сладких ласк Морфея.

– Принесла ведь в свет его я в месяц исхода.

Рутра уставился на нее, расширив глаза, хоть и не было сказанное для него невероятной новостью, лишь навело на мысль: боги почему-то с завидным постоянством в легендах и мифах рождались 25 декабря, а реально – по весне. Да… и исход, и пост… Да уж, эпохи и верования меняются, а Земля как вертелась вокруг Солнца, так и вертится, соответственно, и процессы на этой самой Земле слагают эти верования, обычаи и традиции как жизненную необходимость. Весна – пора кидать зерно в поле. Весна – не ешь животных, иначе убьешь приплод их и погибнешь с голоду потом. Ну и басня: стрекоза и муравей… Только муравей тут, наверное, прообраз Авеля-землепашца – Каин убивал животных, был порицаем Богом (читай – природой, явно миф появился в языческом мире).

– Рабби, не страшно мне, скажи? – одернула она его, заметив, как он задумчиво смотрит мимо нее.

– Давай спросим, что ж хотят они, – сказал Рутра, резко посмотрев на нее.

– Ты веди речь. Мне не положено.

– Спрошу, сестра.

Он жестом позвал интересующихся поближе. Те подошли.

– И что ж хотим мы? Можете спросить ее, вот мать его.

– Мы знаем эту женщину, – ответил один из них весьма сухо.

Потом обратился к Марии:

– Мать наша, мать брата нашего, наш брат интерес несет к тебе, вернее, к сыну твоему.

– Слагай свой интерес, – ответила Мария не грубо, но строго.

– Хотим спросить его, тот ли он.

– Кого ж вы все видите в нем? Кого ж вы ищите-то все?

– Все разное, – начал он с волнением. – Кто недруга, врага, мятежника, а кто и брата, учителя и… – он остановился, не выговорив последнее слово, посмотрел на товарища, наклонился к нему и шепнул что-то.

Выслушав друга, тот посмотрел на Рутру, после на Марию и снова на Рутру, открыл рот, но не решался сказать. Рутра кивнул головою, как бы спрашивая. Тот нагнулся к Рутре и так же шепотом сказал:

– Говорят многие, что речи нес он очень богохульные. Объявил себя посланником Бога. Более того, говорит, что отец его на небесах, сам Бог. И угрожает неверующим в это, а заодно и в его изложение Торы смертью. (Примечание эксперта: Тора – в иудаизме первая часть еврейской Библии, так называемое Пятикнижие Моисеево – свиток с текстом Пятикнижия, хранимый в синагоге как предмет религиозного культа иудеев; в широком смысле совокупность иудейского традиционного религиозного закона.) А смерть сия якобы будет божьей карой… ангелы, что послал Бог в помощь Моше, огненными молниями-стрелами разили тех, что поклонялись золотому тельцу, и нас, неверующих, поразят они же.

Рутра по обыкновению своему сделал глубокий вздох, погладил бороду, поинтересовался:

– В его изложение Торы? Не знаю, почему новость то, что он говорил. Для вас и учителя вашего скажу: я понял, что неверующий ты и есть, при этом боишься своего неверия.

– Да, правильно уразумел ты, рабби, да святится имя Яхве, – произнес он речь с трепетом в голосе и восхищением в глазах.

Рутра посмотрел на Марию, зрительным контактом поясняя свои мысли. И она с ним стала обмениваться взглядом, который нес нечто, что мы понимаем без слов, некую таинственную энергию. Рутра кивнул, не отводя глаз от нее, она ответила таким же жестом, потом пошла медленно в дом. Неуверенная походка говорила о раздумьях, сомнении. Вскоре она вышла вместе с мужчиной, который, к удивлению Рутры, совсем не был похож на Иисуса – не только на того Иисуса, которого мы видим со всех икон, но и на того, что был реально в предыдущем мире. То есть на того, кого знал Рутра в том мире… и, возможно, реально был таким и в нашем, и во всех одинаковых параллельных мирах. Второе, что удивило Рутру, – парень был немного пьян, хотя… почему это должно было удивить. Разве не имеет права человек немного выпить, тем более если в этом месяце у него день рождения. Сам день-то никто не соблюдал – дни никто по числам не знал. Считали только по единицам как составляющие месяца, да и то только немногие из старшего поколения, привыкшие к графику сбора податей, постам, Пасхе, ну и, соответственно, те самые государственные и храмовые службы.

Рутра с улыбкой посмотрел на Марию. Она все-таки очень боялась за сына, тревожность читалась у нее на лице. И… это был не наш герой. Видимо, друг, с которым Иисус коротал в тишине время, раз его личностью стали неподдельно интересоваться, вышел вместо него, выдавая себя за него. Это был логичный ход, когда тот, кто передал ему эстафету, попал в опалу власти.

Парень подошел, улыбаясь, поприветствовал легким поклоном Рутру, кивнул двум товарищам, искавшим встречи с ним, а потом вышел за калитку, поцеловал руку рабби и обнялся с двумя парнями. Этот ритуал не очень удивил Рутру, потому как такое было принято тогда, но взгляд его… Удивил взгляд, то, как он смотрел на Рутру, – как на незнакомого человека. И… тут же Рутра опомнился. Ведь этот парень изображал Иисуса. Естественно, Рутру, то есть того, в чьем облике он был, тот не знал. Рутра тоже улыбнулся в ответ, подмигнул ему, как бы говоря «понимаю». Парень оголил левое плечо и показал клеймо. Рутра изумленно посмотрел на Марию, взглядом выражая и удивление, и спрашивая, что это такое, – на плече было клеймо в виде восьмиконечной звезды с разной длиной лучей, похожей на эмблему «роза ветров».

Не успел Рутра оправиться от своего недоумения, как последовал следующий этап. Двое парней, представившиеся Рутре учениками Иоанна Крестителя, спросили парня, который для них был Иисусом… «Неужели они ни разу не видели настоящего Иисуса?» – подумал Рутра и в голове прокрутил все варианты, посредством которых они могли бы знать его. Соображение все же его оперировало логикой человека технологического мира. А тут… можно было только вживую увидеть человека – и все. Вполне возможно, что они не встречались. Рутра сделал опять глубокий вдох, стал разбираться с чувством удивления, что породил вопрос этому парню. А спросили они следующее: «Ты ли тот, который должен прийти (то есть Христос), или ожидать нам другого?» Вроде бы ничего удивительного, но… Неожиданно для себя Рутра обнаружил, как меняется мир. Как родной мир, в котором он уже себя чувствовал своим, как окружающая действительность превращаются в нечто чуждое…

Пока Рутра пытался понять, что происходит или произошло, Иисус или тот, кто выдавал себя за него, отвечал им:

– Пойдите и скажите Иоанну, что слышите и видите: слепые прозревают и хромые ходят, прокаженные исцеляются, глухие слышат, мертвые воскресают и нищие благовествуют.

По поводу такого ответа даже Рутра хотел высказаться о богохульстве, уж точно о мании величия, только мысли его были заняты не этим. Его мысли были далеко, не в этом мире… и самое интересное было то, что он сам не знал – в каком именно.

Диалог между парнями продолжался, что-то говорила Мария, только Рутра не слышал их, его мозг – виртуальный мозг – был занят другим. Он словно был контужен. Контужен логикой понимания факта: как мог Иоанн спрашивать такое у Иисуса? Как мог он такое не знать? Еще не отойдя от стресса, он вдруг ощутил всплеск чувства эйфории. Это был невероятный переход, который контузил и пьянил.

Кто ощущал, насколько родными становятся места чужие, тот поймет сожаление Рутры.

Четверо вели задушевный дружеский разговор, иногда переходили на шепот. Скорее по привычке, от Рутры-то им нечего было скрывать. Или… Взгляд Рутры был направлен в небо. Смеркалось. Стресс первый был результатом понимания невероятной фатальности, второй же – восторженной догадкой… как эврика определения. Определения мира влияния. Того, в котором было это «что-то не то»… и по пониманию той фатальной невероятности он был не тот, в котором должен был оказаться Рутра. Эврика была вызвана следующим пониманием: в этом мире Иоанн почему-то не знает Христа и спрашивает о нем, уже находясь в тюрьме. Неизвестно, как тут прошли события до, но уже были как минимум события, которые привели Иоанна в тюрьму, а Иисуса подвергли опале. Уже никого не удивишь разногласиями в хронологической трактовке библейских событий. Есть даже исследования, в которых доказывается более позднее, чем в Евангелии, описание событий Ветхого Завета. То есть их изобразили (или интерпретировали мифологическую историю) позже, чем составлены евангельские истории. Своеобразный симулякр из симулякра – события, реальность которых не является фактом. И, конечно же, неупоминание столь аккуратными римскими и греческими историками такого важного события, ну по крайней мере как нам его, в нашу эпоху, преподносят – приход Мессии, говорит о многом. Как минимум о том, что это событие если и не было рядовым, то по крайней мере не столь значимым, если еще точнее – и вовсе не имело значения. А зная о почти 7 тысяч казненных (методом распятия, кстати) бойцах Спартака – вполне рядовым. Факт учета в документах имен восставших гладиаторов знаменитого фракийца говорит явно не в пользу отсутствия таких же данных о событиях, связанных с казнью Христа. Да и вообще со всей историей, связанной с ним.

Как бы то ни было, в этом мире и в Евангелии на Земле описывается подобная сцена, что, в свою очередь, опять же говорит о разной трактовке и интерпретации, о нестыковках в повествовании авторов Евангелий.

Немного придя в себя, Рутра решил выяснить, насколько сходятся и насколько расходятся по идентичности миры. Раз он оказался по ошибке в мире, который нарушал синхронность событий параллельных миров, так нужно было выяснить, что нарушало эту синхронность. Он решил войти в диалог, поспрашивать их о событиях этого мира. Ждала ли смерть и в этом мире Крестителя Иоанна? Какие проповеди вел Иисус и вел ли вообще… И… Рутра пристально посмотрел на того, кого вывела Мария. «Так вот ты какой в этом мире, – подумал Рутра. – И… не похож на Марию. Коренастый, кучерявый, темный, густые черные брови. Мария меня знает хорошо, как и в том мире».

– Меня долго не было, – прервал их обсуждения Рутра. – Что произошло с сыном Захарии?

Двое учеников Иоанна переглянулись. На лицах друг друга пытались прочесть ответ им только известного вопроса. Рутра оказался в неловком положении. Быстро поменял их процесс размышления.

– Неужели это правда? – спросил он, вглядываясь в глаза Марии, пытаясь выразить негодование.

– Да, это так, – сказал Иисус. – Отчего я не выхожу на мейдон… Больше из-за… – он посмотрел на Марию.

– Уймись, спаситель всех и вся, – строго одернула его мать, – женился бы уже. Словами учит о грехе убивать, а руками строгает столб. Был бы смирнее – получил бы клеймо фарисеев, собирал бы подать хоть за свои речи. А так порицает их. Вот один порицал, порицал. Хозяйство отца по ветру пустил… ни внуков Елизаветке, ни покоя. Теперь и сына потеряла.

– Да ладно, мать. Что ты сразу о плохом? Отпустят его, – возразил ей сын, взмахивая театрально руками.

Мало того что он выглядел совершенно иначе, чем предстает Иисус с икон, так он и от того, который был в том мире, отличался. У того хоть и был подобный голос – произношение, немного растягивающее концовку слов, так хоть внешность больше походила на местных семитов.

«Значит, подобное клеймо было знаком некого титула, разрешения на сбор денег», – размышлял Рутра. Мейдоном у них назывались большие площади, обычно в городах, это он знал. Выражение «строгает столб» скорее всего означало – делает столбы для казни преступников. А вот почему такое клеймо на плече ставили – вот это нужно было узнать.

– Так как именно это случилось? Говорят, он и в темнице пытался призвать стражников на бунт против Ирода, обвинил его в прелюбодеянии. Будто бы тот споил жену своего брата и насилует периодически его дочь.

Двое помощников Иоанна снова испуганно переглянулись, почему-то при этом всегда выпучивали свои и так крупные глаза. Они были обросшие волосами, да и тела, судя по непокрытым частям, были густо покрыты растительностью, невысокого роста, темнокожие, поэтому смотрелись то ли как гопники, то ли как гоблины. Простите, по-другому их не описать. Кстати, «местный» Иисус сильно внешне от них отличался.

– Такое было? Каиафа мне так поведал его историю, – Рутра специально первосвященника упомянул, чтобы обозначить свой статус, что и вызвало очередное перемигивание учеников отшельника. – Мне-то вы можете признаться, – попытался успокоить их Рутра.

– Насчет стражников… это как обычно у нас. И я был стражником, и он, – стал отвечать один из них, показывая на друга, – а насчет Ирода… а чего он жрет труды отца его и бахвалится своим величием?

– Так при чем тут это и жена с дочерью брата? Как было дело?

Двое опять переглянулись, замялись.

Их заметили соседи. Некоторые стали выходить к заборам дворов и слушать, о чем они говорят. Одна окрикнула Марию: