Гвардии майор

Мы шли по Екатерининской которая, несмотря на поздний час, была довольно ярко освещена, да и людей на ней хватало. Правда теперь здесь преобладали военные, но попадались и штатские, и даже, изредка, дамы. Настроение моё совершенно изменилось. Теперь я понимал младенцев, которые с наивной радостью исследуют открывшиеся перед ними просторы, но, в отличие от них, я осознавал и понимал явившееся мне чудо. Поэтому к гостинице Томсона, где жил полковник я подошёл весело улыбаясь, с любопытством прислушиваясь, приглядываясь и, что греха таить, иногда принюхиваясь.

Временами я ощущал спешащих куда-то вампиров, иногда чуть не сталкивался с ними. Мелькнуло несколько офицеров, виденных мной неделю назад в кабачке перед посвящением. Они весело приветствовали нас, но не задерживались.

– Всё потом, – несколько туманно пояснил Прокофьев.

Я не очень понял его, но соглашаясь кивнул. В гостинице, куда мы вошли, располагалась одна из лучших кондитерских города. В неё мы заглядывать не стали, хотя, пожалуй, я не отказался бы перекусить. Но перед тем как подняться к себе в номер учитель небрежно напомнил проходящей мимо горничной о заказе, который сделал перед уходом.

– Так что, милочка, – пробасил он, – ужин принесите прямо сейчас.

– Сию минуту, господин полковник, – девушка присела в реверансе и добавила, – я постелила в кабинете, как вы и приказали.

– Благодарю, – полковник потянул меня за собой.

Номер был роскошен. О таких я только слышал, но доселе никогда не видел. Гостиная, спальня, кабинет, ванная комната. Я растерянно замер. А учитель негромко сказал:

– Осмотритесь, пока, Петя, – и скрылся в спальне.

Дверь он не закрывал и я, не удержавшись, заглянул внутрь. Полковник стоял у шкафа и выбирал рубашку. Меня он конечно чувствовал, но даже не обернулся. А я смутился. Почему-то меня поразила обыденность его действий. А, собственно говоря, почему? Ведь переход в новое качество не отменяет повседневной жизни и её забот. Я тихонько прикрыл дверь. Неудобно-то как. С детских лет не подглядывал, и вот на тебе.

Чтобы хоть как-то прийти в себя я решил последовать совету учителя и отправился дальше. Гостиная мне понравилась, хотя такое обилие лепнины – только пыль собирать. Матушка всегда старалась, чтобы в комнатах было как можно меньше углов, где могла скопиться грязь. Убирала у нас, конечно, служанка, но маман всегда помогала ей. На отцовское жалованье достойное количество прислуги нанять было трудно. А ведь ещё приходилось содержать дом, растить меня, ну и мало ли ещё какие расходы были в семье. С такими мыслями я покинул гостиную и заглянул в кабинет. Он мне понравился гораздо больше.

Здесь был огромный стол, заваленный бумагами и книгами, книги стояли в шкафах вдоль стен, часть книг лежала в больших ящиках прямо посреди кабинета. Видимо полковник путешествовал со всеми удобствами. У стены против шкафов находился большой диван. Он был полностью застелен, как я понял, для меня.

Я вздохнул. Спать не хотелось совершенно, можно было только удивляться, как быстро мой организм приспособился к новому режиму и тем изменениям, которые произошли в нём за последнюю неделю.

В дверь постучали. «Горничная», – почувствовал я, а через минуту учитель позвал меня к ужину. Уже входя в гостиную я вдруг понял, что этот зов прозвучал не вслух, а прямо в голове. Полковник, обернувшийся при моём появлении, увидел мои вылезшие из орбит глаза и, добродушно усмехнувшись, заявил:

– Это мне надо глаза таращить, друг мой. Вы что, Петя, думаете в госпитале я всё время говорил? Честно признаюсь – удивлен, могу добавить к вашему сведению, в столь нежном возрасте, ментальные способности ещё не проявляются, – он вздохнул и добавил. – Давайте быстренько ужинать и на позиции. Магистр там сейчас днюет и ночует. А с представлением тянуть нельзя.

Наскоро перекусив мы покинули гостиницу. Около крыльца нас ждали осёдланные кони. Благодаря этому мы довольно быстро добрались до Малахова кургана. Здесь кипела непрекращающаяся работа. Люди, словно муравьи, вгрызались в твёрдую землю круглые сутки. Стройка не прекращалась ни на минуту, уставших солдат сменяли свежие силы, и дело двигалось вперед семимильными шагами. Я невольно вспомнил, как выглядели подступы к городу всего несколько месяцев назад.

До приезда в Севастополь Тотлебена оборонительных сооружений, как таковых, не имелось, они были лишь условно обозначены на карте, но не более.

Пока мы ехали на курган, учитель рассказал, что днём были затоплены корабли, а значит, попыток высадить десант непосредственно в бухте, мы можем не опасаться. Также с сегодняшнего дня город считался осажденным, поскольку противник подтянул к Севастополю основные силы.

Правда я очень удивился что союзники разбили лагерь с южной стороны, в общем там, где фронт осады был меньше, а оборонительных сооружений, по донесениям их разведки просто не было. Думаю, завтра они будут очень разочарованы, увидев, как мы подготовились к их прибытию. А уж когда они поймут, что именно на Северной стороне находятся все корабельные стоянки и дороги, связывающие город с остальным миром – будут «обрадованы» еще больше.

От раздумий меня отвлекло приближение собратьев. Хоть я и ожидал их появления, но всё равно не смог сдержать удивления, когда мне на встречу вышел – Тотлебен. Именно он, как выяснилось, и был Севастопольским Магистром. Увидев нас, он кивнул:

– Ждём-с, ждём-с, господа! Только прошу вас, побыстрее! Дел невпроворот!

Пока я пребывал в изумлении, меня ввели в палатку, где временно располагался Эдуард Николаевич.

Само представление я запомнил плохо. Всё было в спешке, все были чертовски заняты. Времени не было совершенно. В памяти хорошо запечатлелось, как Эдуард Николаевич, крепко пожав мне руку, сказал:

– Прошу прощения молодой человек. Когда выдастся свободная минутка мы обязательно встретимся с вами. А сейчас, извините, дела.

Он указал на бокалы с шампанским:

– Прошу! – мы выпили, и он добавил, – Уводите господина поручика, господин Прокофьев, ему ещё ко всему привыкать надо. Честь имею.

И тут, я неожиданно для себя, возмутился:

– Господин полковник! Ну, что это такое! Все работают, один я бездельничаю! Позвольте принять участие в строительстве! Хотя бы по ночам!

– Похвальное рвение! – Тотлебен неожиданно улыбнулся, – Александр Никифорович, проследите, чтобы молодому человеку дали лопату, или что-нибудь, на ваше усмотрение. Но пока, без особых нагрузок, – с этими словами он повернулся к карте и принялся что-то чертить.

Выйдя из палатки, полковник хмуро глянул на меня и наставительно произнёс:

– Я вас, милый мой, не для того выбирал из толпы чтобы флеши рыть, это любой дурак сможет. А в нашем деле такие умения не требуются.

– Но Эдуард Николаевич сказал, что я могу остаться…

– Магистр сказал, чтобы вы не переутомлялись, не более того. К тому же, ваш учитель я, а не он. И я лучше знаю, чем вам надлежит заняться. А заниматься вам надобно тренировками! К тому же, сегодня у нас, пусть небольшой, но банкет по случаю вашего приобщения. Так что, поторопитесь.

Говоря всё это, полковник быстро вёл меня к нашим лошадям. А навстречу непрерывным потоком, словно муравьи, поднимались люди, нагруженные снаряжением, скрипели колеса телег, туго хекая, матросы и солдаты, толкали вверх по склону тяжёлые пушки. Всё это освещали костры, превращая людей в плоские тени. Почти спустившись с кургана, мы услышали звук лопнувших канатов, вопли людей и разъярённые крики унтер-офицера. Мы едва успели посторониться, когда мимо нас пронеслась пушка, несколько совсем молодых матросиков пытались догнать её, но пушка, словно живая, прыгала по ухабам, не желая ни останавливаться, ни, тем более, ловиться. От её темной несущейся с сумасшедшей скоростью громады с трудом уворачивались идущие наверх солдаты.

– За мной! – скомандовал полковник, бросаясь в погоню, – Лови её, пока не убежала!

Я с недоверием глянул на него. Но, судя по всему, он был совершенно уверен в своих силах, и ждал того же от меня. В голове промелькнуло: «Кто-то говорил, что мне не следует утомляться!». А ноги уже сами несли меня за учителем.

К моему изумлению пушку мы поймали, причём получилось это у нас достаточно быстро. Восторженные возгласы свидетелей нашего поступка, были нам наградой.

– Вот так Петя поступать нельзя, – сообщил мне полковник, когда мы, закатив пушку на батарею, ушли, – именно таким образом возникают нездоровые суеверия. Готовьтесь к тому, что в ближайшее время, нам влетит от Магистра…

ГЛАВА III

…Начало моего нового положения оказалось омрачёно трауром. Во время первой бомбардировки города с суши погиб адмирал Корнилов. Последними его словами были: «Отстаивайте ж Севастополь!». Место, где был смертельно ранен адмирал плачущие матросы отметили крестом из ядер, собранных здесь же, на батарее.

Чувствовал я себя более чем странно. Я совсем не знал господина адмирала. А видеть мне его довелось только один раз, на параде, да и то издали. Но меня не оставляло такое ощущение, что я потерял бесконечно родного и близкого мне человека.

Невольно вспоминалось, как буквально пару недель назад полковник, посмеиваясь, рассказал, что охранять Владимира Андреевича, негласно разумеется, был приставлен матрос Кошка. Пётр Маркович весьма ответственно подошел к заданию. Он словно клещ вцепился в своего подопечного, и следовал за ним по всему периметру обороны. Противник ещё только строил свои укрепления, поэтому стрельба велась редко и неприцельно. Ружейные выстрелы практически не звучали, а пушки подавали голос только когда очередная из них становилась в подготовленный редут. И вот тут шальная бомба залетела в окоп – прямо под ноги адмиралу. Все оцепенели. А Кошка спокойно подошел к страшному снаряду, подхватил его и, недолго думая, опустил в котел с кашей. Фитиль погас, взрыва не произошло. Для Кошки этот поступок мог обернуться трагедией – если бы бомба взорвалась у него в руках он не выжил бы, даже будучи вампиром.

Когда все пришли в себя, Корнилов от души поблагодарил своего спасителя, а Кошка, донельзя довольный, лихо ответил:

– Доброе слово, ваше высокоблагородь, и Кошке приятно!

Эта фраза уже стала крылатой в городе. А на днях Кошку освободили от обязанностей охранника. И вот теперь никто, даже Кошка, не сможет поднять адмирала из гроба.

День похорон был скорбен и сумрачен. Погребальный звон разрывал душу. Этим вечером, учитель вместо занятий пошёл вместе со мной в наш кабачок, где собрались севастопольские вампиры во главе с Магистром. Сегодня все присутствующие вместо вина налили в стаканы водку. И стоя выпили за помин души адмирала. Никто не хотел говорить. В кабачке царило подавленное молчание. Здесь я получил ещё один урок: не смотря на долгую жизнь и некоторую отстраненность от человеческого общества – вампиры высоко ценят талантливых людей и тяжело переживают их безвременную кончину. Посидев так около часа, мы потихоньку разошлись.

Учителю было легче, чем мне. Он мог отвлечься от тяжёлых дум на передовой. А я сидел в номере и мрачно переживал случившееся. Как говаривала в таких случаях моя матушка, меня посетил приступ жестокой ипохондрии…

…Именно в это тяжёлое время меня навестил Кошка. Он ввалился в номер весёлый, румяный и довольный жизнью. От него вкусно пахло порохом и табаком, а щёгольские усики были лихо закручены вверх.

– Ну шо, ваше благородь, как дела? – весело вопросил он.

Я тоскливо посмотрел на него: