Походы и кони

Бой

При перемене позиции батареи нужно было ее пристрелять по различным целям. Этим занялся Коленковский и брал меня с собой, чтобы научить. У батареи было три наблюдательных пункта во второй линии окопов. Мы следили за тем, чтобы австрийцы их не обнаружили. Ходили только по окопу и никогда днем в этом месте из окопа не показывались. Там были две землянки: малая для офицеров и большая для телефонистов. Обыкновенно офицеры дежурили на наблюдательном пункте посуточно. Мы пошли на наш главный наблюдательный пункт, против излучины реки, где окопы ее пересекали. Были две великолепных цейсовских трубы. Коленковский пользовался одной, я смотрел в другую.

Он пристрелял несколько целей, которые под номерами записывались на батарее. Так что достаточно было приказать на батарею: – Цель номер такой-то. Огонь! – и цель обстреливалась даже ночью.

Перед самой темнотой Коленковский вдруг вспомнил, что не пристрелял перешеек. Он выпустил несколько шрапнелей и скомандовал «отбой».

Ночевали мы в блиндаже.

За час до рассвета вдруг все австрийские батареи заговорили разом. В телефон все орали – никакого толку добиться было нельзя. Наконец пехота нам сообщила, что немцы вышли из окопов на перешейке.

– Немцы?! – удивился Коленковский. – Хорошо что мы вчера пристреляли перешеек. – И он приказал вести редкий огонь по перешейку.

– Почему редкий? – волновался я.

– Темно же, ничего не видно. А стрелять в белый свет не рекомендуется. Я стреляю только, чтобы поддержать мораль наших в окопах.

– А вспышки выстрелов не выдадут положение батареи? – я хотел все знать.

– Нет. Вся австрийская артиллерия стреляет, и невозможно отличить вспышки от разрывов.

Противник стрелял по окопам и по резервам. Ни наблюдательного пункта, ни батареи он не обнаружил. Так что мы могли стрелять спокойно.

Спокойствие Коленковского передалось и мне и солдатам-телефонистам. А кругом царила паника. Наконец стало светать. Коленковский припал к трубе.

– Действительно, немцы. Вы их видите?

Я таращил глаза, но ничего не видел.

– Ну как же, на перешейке. Хорошо идут, не стреляют.

Я все же не видел.

– Вот, на фоне низкого разрыва две фигуры.

– Ax, вижу. – Стало светлей, и я ясно их видел.

Коленковский стал стрелять беглым огнем и низкими разрывами шрапнелей.

– А, начинают стрелять, значит, волнуются. – Он приказал стрелять комбинированным огнем шрапнели и гранат.

– Хоть шрапнель дает большую поражаемость, но граната действует на нервы, – пояснил он.

Действительно, немцы легли. Вторая цепь вышла из окопов и первая поднялась было, но встреченная беглым огнем, замялась вновь, залегла и потом отошла в окопы.

– Вот и все, – сказал Коленковский.

Конечно, еще с час заливались пулеметы, ухала артиллерия, неистовствовал телефон, но бой был окончен.

Наша пехота не выдержала огня австрийских батарей и покинула окопы. Остались в окопах только офицеры и команды разведчиков. Мимо нас проходили раненые и не раненые. Это был единственный и небольшой бой, который я пережил на фронте. Стало тихо, а потом начались братания.

* * *

В один прекрасный день австрийская дальнобойная батарея обстреляла Бурту новыми снарядами двойного действия. Снаряды эти никуда не годились. Шрапнель задерживалась громадной головкой-гранатой и не имела поражающей силы, а головка-граната летела кувырком и не взрывалась.

Меня назначили адъютантом командира дивизиона, довольно придирчивого полковника. Но он уехал в штаб заменять ушедшего в отпуск командира бригады, генерала Невадовского. Так что я жил один в хате и изнывал от безделья. Ходил по-прежнему дежурить на наблюдательный пункт второй батареи.

* * *

Я сделал глупость: поднял неразорвавшуюся головку австрийского снаряда и поставил на стол, хоть знал, что это опасно. Пришел молодой офицер из первой батареи и стал вертеть головку.

– Оставьте ее, это очень опасно.

– А, боитесь? – И этот недоумок стал колотить по гранате чем-то.

Вижу, что дурак. Чем-то отвлек его внимание. Он ушел, а я разделся и хотел лечь, когда вспомнил гранату. Надо ее немедленно унести, а то такой дурак наделает беды.

На дворе был трескучий мороз. Унесу завтра… Нет, сейчас. Она же может каждую минуту взорваться.

Надел туфли, накинул шинель, взял гранату и вынес. Хотел ее закопать, но земля была как камень – промерзла. Положил гранату в канаву и закрыл ее мусором. Быстро вернулся в теплую хату.

На следующий день пошел дежурить на наблюдательный пункт. Приходит мой денщик с обедом.

– Послушай, Петр, только позавчера дал тебе новую гимнастерку, и она уже разорвана.

– Это от австрийской гранаты. Разорвало осколком.

– Что ты рассказываешь. Австрийцы сегодня не стреляли.

– Нет. Дети нашли давешнюю гранату и стали с ней играть. Я как раз шел около хаты, когда граната у них лопнула и трех убила. Двоих у нашего хозяина.

Когда он ушел, то я подумал: «Наверное моя граната».

Так оно и оказалось.

Брат уехал в отпуск в Москву.

* * *

Большевики захватили власть в октябре. Но до нашего отдаленного фронта их власть дошла в ноябре, и то постепенно. Я очень волновался за брата. Наверняка он участвовал в боях в Москве. Известий не было. Наконец явился его денщик. Брат был ранен в боях в Москве в ногу. Денщик приехал за его вещами и привез мне расписки, чтобы я получил жалование брата.

Метель

По окончании училища я получил прекрасное седло и старался как можно чаще ездить верхом. Часто ездил к зубному врачу, в штаб, в третью батарею, где познакомился с офицерами, между ними с поручиком Абрамовым, но тогда я его не запомнил.

Раз мне пришлось ехать на санях на паре дивизионных лошадей в штаб Перекопского полка, чтобы получить жалованье брата. Мы, солдат-кучер и я, выехали очень рано. Дорога была очень хорошая, снегу не много. Но нам пришлось проехать верст 60, пока мы отыскали штаб полка. Как водится, никто точно не знал, где он находится. Получив деньги, мы поехали обратно и, когда достигли Петничан, стало темнеть. Офицеры штаба предложили мне переночевать у них, но я их мало знал, и мне казалось, что мы легко проедем 12 верст, оставшихся до Бурты. И мы поехали.

Пока ехали оврагом, все шло хорошо, но когда выехали в степь, то стало совсем темно и поднялась метель. Вдоль дороги шли жерди с телефонной проволокой. Но в темноте их было плохо видно. Доехали до большого стога соломы, взяли направление на Бурту. Но вскоре жерди исчезли, и мы снова приехали к стогу. Опять взяли направление и… опять приехали к стогу.