Начальник штаба полка, который привез на вокзал Знамя полка и офицера-шифровальщика с его шифровальной машиной и часового для охраны Знамени части, непонятно для чего тоже бегал вдоль железнодорожного состава, матюгами учил всех, как правильно погрузить технику на железнодорожные платформы. Он, вероятно, не осознавал, что даже с помощью великого русского мата машину на платформу не загонишь и тем более к платформе стальными тросами, не пришвартуешь. Этому в военной академии не учат, а может быть, по курсу матерного или командирского языка, а это одно и то же, экзамен на «хорошо» и «отлично» начальник штаба не сдал, выражений не хватило, поэтому работа по погрузке шла медленно. Затем он, устав материться, уселся рядом с офицером-шифровальщиком, хлебнул из своей фляги, и его сморил сон.
Используя три составляющих философской науки, диамат, истмат и просто мат, погрузку техники и личного состава завершили с опозданием. Эшелон тронулся, но, проехав метров двести, кто-то сорвал стоп-кран. Поезд, заскрежетав колесами о рельсы, остановился. Причина экстренной остановки оказалась банальной, у железнодорожной ветки, где проходила погрузка в эшелон, забыли Знамя полка, шифровальную машину, часового, охранявшего Знамя полка, спящих офицера-шифровальщика, начальника штаба и офицера железнодорожных войск, сопровождавшего эшелон. Сморил их сон после матерной помощи при погрузке на платформы эшелона автомобильной техники и выпитого спирта!
Через пять минут поезд помчал нас по единственной железнодорожной ветке в сторону железнодорожной станции Мары, навстречу неизвестности.
Все происходило, как по сценарию хорошо продуманных учений. Интерес вызывало все, ежедневные информационные совещания, на которых доводили экономическую и военно-политическую обстановку в Афганистане, сообщение о том, что на острове Диего-Гарсия сформирован американский корпус морской пехоты, который «озверевшие империалисты» собираются ввести в Афганистан для подавления народных восстаний свободолюбивого афганского народа. Даже редкие случаи употребления спирта рассматривались, как боевые «сто грамм», и закусывались черным хлебом, мясной тушенкой из жестяных банок и луком. Все с нетерпением ожидали молниеносной войны, с обязательно победоносным завершением. Пока шел процесс ожидания войны, все готовились к встрече нового года.
Новый год на территории Союза встречать не пришлось. Двадцать девятого декабря передовая команда получила команду на вылет, загрузилась в самолет, взлетела, и самолет взял курс на Афганистан. Основная задача передовой команды заключается в подготовке аэродрома для встречи основного состава летной группы, которая должна совершить перелет с аэродрома Мары на аэродром Шинданд.
Ан-12 с передовой командой, куда входили человек двадцать – двадцать пять офицеров, приземлился на аэродроме Шинданд, пробежал по взлетно-посадочной полосе и «зарулил» на дальнюю стоянку. Экипаж заглушил двигатели, и весь состав передовой команды дружно вывалился через заднюю рампу на бетонное покрытие. Шинданд встретил тишиной. Перед группой офицеров, куда включили меня по боевому расчету, стояла задача захватить командный пункт и организовать посадку основной группы самолетов. Каждый имел план аэродрома и четкие инструкции действия.
Как только передовая команда покинула самолет и сгруппировалась под его крылом для выполнения поставленных задач, на аэродроме отключили огни, и аэродром окутала сплошная темень.
На небе зарево звезд, но ночь такая темная, что в двух шагах невозможно ничего рассмотреть. Ночь и тишина, окутавшие аэродром, вызвали чувство страха, который тяжестью сковал мышцы ног и рук. При такой кромешной тьме план аэродрома с обозначенными на нем объектами стал не нужным, а сцены захвата командного пункта, которые мысленно представлял себе во время полета, показались смешными и глупыми.
В начале взлетной полосы показался свет автомобильных фар, который двигался в сторону нашего самолета. В груди похолодело от предчувствия чего-то страшного. Быстро заняли круговую оборону и приготовились к бою.
Тревога оказалась ложной, а страх быстро исчез, когда из подъехавшего автомобиля нас окликнули на русском языке и из автомобиля вышли наши, русские парни, которые в афганский авиационный полк были направлены советниками и специалистами.
Пересев в автомобили советских специалистов, мы двинулись к командному пункту. При подъезде к командному пункту напряжение достигло предельного уровня, мне казалось, что из груди выскочит сердце, ждали боя. Бой не последовал. У двери командного пункта нас окликнул афганский часовой, сопровождавший нас офицер, из числа советских специалистов, что-то ответил часовому на фарси, и тот беспрепятственно пропустил нас в здание. Оружие у часового забрали, на всякий случай!
По той же схеме были захвачены остальные здания и строения аэродрома.
Впоследствии мне часто приходилось слышать рассказы о тяжелых боях при захвате аэродрома, где высадившиеся десантники встретили упорное сопротивление подразделений афганской армии. Говорили, что несколько человек за мужество и отвагу, проявленные при захвате аэродрома, были удостоены звания Героя Советского Союза, остальные участники штурма награждены орденами и медалями.
Смотрел на свое отражение в зеркале, пытаясь рассмотреть на груди отблеск золота высокой награды, но не находил. Ничего, кроме пыли!
Могут же в армии байки сочинять! Скажу честно, слушать эти байки было приятно!
На аэродроме Шинданд военного городка не было. Вокруг аэродрома находились склады с боеприпасами, продовольственный склад, солдатская и летная столовые, охраняемые часовыми.
Первые дни под расположение летного состава выделили три комнаты командно-диспетчерского пункта, остальные нашли приют на стоянке самолетов под открытым небом. Спать было холодно, укрывались куртками и шинелями, повезло тем, кто нашел приют под брезентовыми чехлами самолетов. Для согрева принимали спирт.
Спирт надо уметь пить, чтобы выпитый спирт не обжигал горло, а утром голос не сипел, чтобы в нем звучали командирские нотки.
Нас, молодых лейтенантов, учили пить спирт старые «технари», объясняя, что в авиации спирт пьют, закусывая водяной прослойкой. Дело не хитрое, под язык вливаешь полглотка воды, затем выпиваешь полглотка спирта. Прежде чем проглотить спирт, глотаешь воду из-под языка, затем глотаешь спирт, а сверху запиваешь глотком воды. Спирт получается не чистый, а с водяной прослойкой, как бы с закуской. При таком способе употребления спирта горло не обжигаешь, слизистую оболочку желудка вода предохраняет от ожога. Утром можно не только командовать, но и песни петь.
Со временем убедился, что пить спирт могут только в авиации, сухопутные вояки культуру употребления спирта не постигли!
Позднее для размещения личного состава поставили палатки, некоторые офицеры нашли приют в крытых прицепах автомобилей, используемых для целей технического обслуживания автомобильной техники.
Поражало, что зданий на аэродроме хватало, но размещались солдаты и офицеры в холодных палатках и коморках. Видно таково было указание командования, не ущемлять подразделения афганских авиационных частей. Спустя неделю привезли железные печки для отопления палаток. К тому времени во многих палатках установили самодельные отопительные печи, их называли «паларисы». Состояли они из обыкновенной трубы, в нижнюю часть через приваренную боковую трубу заливался керосин, а над уровнем керосина высверливались небольшие отверстия, через которые поступал воздух для горения. В палатках было тепло, но порой случались пожары. Во время такого пожара мне на грудь порывом ветра сорвало кусок брезента. Прямо скажу, приятного было мало.
Каждую ночь после постановки задач все офицеры, прапорщики и солдаты во главе с командиром полка подполковником Горбенко Валерием Михайловичем дружно выходили на аэродром и, разбившись попарно, катили бомбы, упакованные в бомботару, от склада авиационного вооружения к стоянке, где стояли самолеты. Расстояние было метров пятьсот. Учитывая, что каждый самолет за один вылет забирал в полет четыре бомбы АФАБ-250, а самолетов было двадцать два, и вылетов совершал каждый не менее шести в день, то ежедневная бомбовая нагрузка на все самолеты составляла более пятисот штук бомб весом двести пятьдесят килограмм каждая. Плюс после крайнего вылета к каждому самолету требовалось подкатить по восемь бомб, из которых четыре надо было подвесить на пилоны самолета, а оставшиеся разложить рядом с самолетом.
Да, война не загородная прогулка, а тяжелая работа. Утром, после крайнего вылета, возвращались в места расположения, еле волоча ноги. Тело ныло от усталости. Выпив полкружки спирта и закусив куском хлеба с салом или консервами, валились на кровать. От физического напряжения сон не шел. Средство для сна нашли быстро. После того как все ложились в кровати, я громко начинал читать шестой том речей и статей Леонида Ильича Брежнева «Ленинским курсом». Все засыпали, едва начинал читать четвертую страницу.
Стало понятно, за что членам ЦК КПСС вручают государственные награды! Не заснуть в зале заседаний, когда Леонид Ильич, «овладевший» ораторским искусством, читает свои вирши, уже подвиг!
Напряженный ритм боевой работы выматывал. В таком ритме пролетели шесть месяцев первой командировки в Афганистан.
Хочу заметить, что во время ночных работ по подготовке бомб к предстоящим вылетам на стоянку самолетов устанавливали клубную машину. Всю ночь из репродуктора клубной машины разносились по окрестностям аэродрома русские песни. Учитывая, что грампластинок было мало, репертуар песен был скудный. До сих пор в память врезалась мелодия песни, как на поля выходил молодой агроном, и песня о комсомольцах-добровольцах. Иногда между ними звучал Гимн Советского Союза.
Около клубной машины стояли столы, на которых были выставлены лотки с хлебом и тушеным мясом в банках, канистра со спиртом и бачок с водой. Выпить глоток спирта и перекусить мог каждый желающий, но не было ни одного случая, чтобы кто-то злоупотребил спиртом и не смог работать. Меру знали все, и никто не хотел подводить своих товарищей.
Как бы смешно это ни звучало, но первая трудность, с которой пришлось столкнуться при перебазировании на аэродром Шинданд, отсутствие туалетов. Трудно сказать, как эту проблему решали афганцы, но нам пришлось начинать войну с обустройства сортиров.
Сортир построили на скорую руку, не в полный рост человека, а в полроста, голова возвышалась над дверью и обозревала прилегающие окрестности. Однажды, зайдя в это заведение и уютно устроившись, вижу, как подошли два афганских мальчишки, их называли «бача», лихо сорвали с меня и моего товарища шапки и пустились бежать. Пока мы оделись, натянув ползунки от теплых комбинезонов, мальчишек след простыл. Товарищ закатил в адрес «бачат» матерную присказку с такими переливами, что, услыхав их, а главное, поняв их смысл, близкие родственники мальчуганов, укравших шапки обходили бы каждого русского десятой дорогой, а я поблагодарил мальчишек, что сорвали только шапки, и не тронули оружие, которое мы повесили на вбитые гвозди рядом с входом. Интересно, как бы мы описывали причину утраты оружия на допросе в особом отделе? Тогда было бы действительно смешно.
Пришлось к строительству подобного рода объектов относиться с большей серьезностью.
Во время первой встрече с представителями местного населения я с товарищами лишился шапки. Вторая встреча произошла на следующий день. По территории палаточного военного городка ходили мальчишки. Карманы их пиджаков, пазухи были набиты всяким мелким товаром, китайскими ручками, игральными картами, на картинках которых были изображены мужчины и женщины во всех пикантных позах, удовлетворяющих половую страсть похотливых людей, очки и другая торговая мелочь. Мой товарищ, помня о своей новой шапке, которую у него сняли с головы при удовлетворении физиологических потребностей человека, отстегнул с пояса флягу со спиртом и предложил «бачатам» выпить. Они не отказались. Налив полкружки спирта, протянул мальчишке.
Мальчишка взял в руки кружку со спиртом и начал пить спирт. Глаза вылезли из орбит, но от кружки он не оторвался, пока не выпил все содержимое кружки. Второй «бача» повторил подвиг первого. Молча отдал кружку, и оба мальчишки пошли в сторону от нас. Пройдя метров пятьдесят, оба упали на траву.
Не буду давать оценку нашему поступку, но коробейники с товаром в карманах исчезли и больше не появлялись в городке. Кстати, мелкие кражи тоже прекратились.
Солдаты афганской армии стали частыми гостями наших столовых. Простые и бесхитростные, они приходили с посудой и просили что-либо поесть. Поварами были женщины, которые, глядя на голодных солдат, выносили им остатки каши, борща и всего, что оставалось после приема пищи нашими солдатами и офицерами.
Сначала пришли двое афганских солдат, затем они привели своих товарищей, потом пришли всей ротой. Пришлось выставить около столовых пост и запретить пропускать к месту приема пищи посторонних.
С офицерами афганской армии встречались часто, иногда обращались к ним за помощью в решении вопросов, связанных с работой воинских частей.
Почти все афганские офицеры учились в военных учебных заведениях в Союзе и знали русский язык. У некоторых остались семьи в России, на Украине, в других республиках Советского Союза, где обучались афганские «братья».
Слова песни: «Зачем нас только бабы балуют, и губы, падая, дают?» – оказались жизненной проблемой для некоторых представителей прекрасной половины человечества.
Общаясь с афганскими офицерами, впервые попробовал курить «косячок». Несмотря на запрет Аллаха употреблять спиртное, афганцы с удовольствием в компаниях с советскими офицерами, прикладывались к кружке со спиртом, даже закусывали салом. Все, как в Союзе! Во время одной из таких встреч, или дружественной попойки, мне предложили попробовать покурить «косячок». Набили при мне какой-то коричневой дрянью мою же папиросу, объяснили, как затягиваться табачным дымом, чтобы получить «кайф», и с интересом стали наблюдать мое восприятие процесса употребления наркотической гадости. Большей отравы никогда в жизни не пробовал. Меня так рвало, выворачивая наизнанку, что думал, кишки вывалятся на землю. На этом мое пристрастие к легким наркотикам, или, как там называли эту гадость для курения, анашой, или «дурью», закончилось.
Встречаясь с афганцами, проживавшими в районе аэродрома, мы не испытывали друг к другу ненависти. С виду нам они казались гостеприимными и доброжелательными людьми. Удивляла их тяга к торговле. Имея крошечную торговую лавку, афганец мог весь день просидеть в этой лавке, торгуя товаром, который, с моей точки зрения, не пользовался никаким спросом.
С офицерами, служившими в авиационных частях на аэродроме, отношения были ровными и доброжелательными. В гости домой ни к кому не ходили. В Афганистане не заведено было ходить к афганцам в гости. Вести с афганцами разговоры на темы их семейных отношений нам не рекомендовали, а расспрашивать о жене или женах, у некоторых было по нескольку жен, категорически запрещалось.
Несколько раз приходилось принимать участие в доставке гуманитарной помощи. Сначала это были учебники, портфели и тетради для школьников. Дети радовались подаркам, когда принимали их из наших рук.
Позднее, в Файзабаде, это было продовольствие, одежда и обувь, которую афганцы с радостью брали из наших рук. Чаще гуманитарную помощь передавали представителям власти. При встрече с местным населением до нас доходила информация, что полученная гуманитарная помощь, через торговые точки «кантины» и «дуканы», продавалась населению. Так наглядно перед нами «звериное лицо империализма» показывало свой облик, забирая последние гроши у населения за гуманитарные грузы. По статистике население Файзабада самое бедное в Афганистане. Они рады были любой помощи, а когда на вертолетах доставляли семена для посева, муку и крупы для питания населения, радости местного населения не было предела.
В 1980 году в провинцию Бадахшан не мог пробиться ни один гуманитарный конвой, все дороги были перекрыты душманами. Гуманитарная помощь в Файзабад и кишлаки доставлялась вертолетами 181-го отдельного вертолетного полка. Большинству населения провинции грозила голодная смерть. Руку помощи протянули советские войска.
Душманы противились, обстреливали вертолеты, отнимали у населения доставленную помощь, но благодаря советским летчикам провинция не погибла от голода. Было трудно, но помощь приходила вовремя.
Однажды в один из горных кишлаков мы доставили семена для весеннего сева, продовольствие, одежду и обувь, учебники для школьников. Люди радовались, помогая разгружать вертолеты. Особенно радовались дети, получившие учебники, тетради, портфели, карандаши, пластилин для уроков в школе.
Через несколько дней мы приземлились в этом же кишлаке по вызову партийного руководства провинции Бадахшан. У населения весь гуманитарный груз отобрали пришедшие в кишлак душманы, детей, получивших учебники, повесили, а учителя изрубили на куски и скормили собакам.
Смотреть на жестокость душманов, которые себя считали моджахедами, было страшно. От ненависти к этим нелюдям кровь стыла в жилах. Дикость и жестокость вызывали только одно желание, уничтожить нелюдей, приносивших своему народу смерть и страдания. Они нам платили той же монетой. Попавших в плен советских военнослужащих подвергали жестоким пыткам, а потом зверски убивали. Изуродованные трупы подбрасывали и оставляли вблизи расположения воинских частей, пытаясь запугать тех, кто видел эти жертвы. Объяснения этой жестокости я не находил. Ни одна религиозная и человеческая мораль не призывает к жестокости, неписаные правила войны запрещают измываться над человеком, даже если он твой враг. Врага следует уничтожить, но не подвергать пыткам и издевательствам.
Приказ о выводе полка истребителей-бомбардировщиков в Союз, на основной аэродром базирования в Кизил-Арват, вызвал ликование. До командировки в Афганистан по поводу Кизил-Арвата мы придерживались другого мнения, повторяя старую армейскую поговорку о том, что «черт на небе создал ад, а на земле Кизил-Арват». Сейчас каждый из нас хорошо понял, где находится ад и как там приходится выживать! Первая командировка на войну окончилась!