Путаны нелёгкого поведения

Уже через четверть часа, быстро собравшись, они, почти не разговаривая, пили кофе в каком-то маленьком бистро, а ещё через час красный «Москвич» резко притормозил у здания рижского аэровокзала.

– Илга, дорогая, – негромко проговорил Леонид, когда они вышли из машины, – я тебя очень люблю, скажи только, это мой ребёнок?

Она, вытирая выступившие слёзы, устало прошептала:

– Нет, Лёнчик, это мой ребёнок. Прощай! Я буду о тебе помнить. Не забывай меня. Это и есть момент истины, о котором ты спрашивал вчера. Больше этого момента не будет. Никогда!

Глава 3

Первый блин

В Томске в зале для прилетевших пассажиров среди встречающих Леонид заметил Светлану. Вообще говоря, это был нонсенс, полная неожиданность или даже сюрприз. Особенно в момент, когда она подбежала к нему и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала в губы. Этот символический сибирский поцелуй, разумеется, мало походил на французское прикосновение Илги, но Леониду было приятно. Светлана, взяв его под руку, внимательно посмотрела ему в глаза и, улыбнувшись, спросила:

– Ну что, Лёня, много женщин у тебя там было? А то выглядишь ты каким-то особо одухотворённым и обласканным.

Леонид вздрогнул, подумав про себя:

– Что за наваждение? Как она могла догадаться? Ведь не написано на мне, чем я там занимался.

Взяв себя в руки и чуть успокоившись, он сам же себе и ответил:

– Говорят, что в женских мозговых извилинах есть какой-то природный датчик, который каким-то непонятным образом то ли по запахам, исходящим от мужчины, то ли по звукам его речи безошибочно определяет факт измены. Может, поэтому Света, как никогда ранее, поцеловала его.

Вслух же он шутливо произнёс:

– Все женщины, окружавшие меня в поездке, были в возрасте, описанном Оноре де Бальзаком. Все они мне скорее в матери годились, чем в любовницы.

Домой из аэропорта вернулись поздно. Наскоро перекусив, они со Светланой почти одновременно нырнули на свою просторную диван-кровать, которую Леонид иногда называл сексодромом. Хотя именно по этому целевому назначению она использовалась крайне редко. Вот и сейчас, когда он нежно обнял и прижал к себе Светлану, та осторожно отстранилась от него и прошептала ему на ухо:

– Лёня, не надо. Сегодня нельзя: у меня начались месячные.

– Всё, как всегда, – недовольно пробормотал он, – похоже, что ничего не изменилось в Томском королевстве.

Но, откровенно говоря, сегодня отказ Светланы от супружеского праздника после недельного расставания только порадовал его. Вчерашние ночные кувыркания с Илгой настолько вымотали, что он вряд ли нашёл бы силы даже на короткие интимы с любимой женой.

Несмотря на усталость, Леониду не спалось. Сквозь приспущенные веки он всматривался в милое личико посапывающей Светланы. В этот момент казалось, что больше никто ему не нужен, кроме этой умной покладистой и симпатичной женщины. Но уже на следующий вечер, когда он восстановился после рижского адюльтера, а у Светланы продолжалась менструальная декада, Леонид вспомнил об Илге и все связанные с ней приятности. И ох как же захотелось ему этих райских наслаждений, полученных ещё позавчера на видавшем виде матрасе от прибалтийской подруги. Он оказался как бы в двойной реальности: на платоническом уровне любил Светлану и в тоже время страстно желал Илгу в плоскости эротической. Все эти уровни и плоскости никоим образом не хотели совмещаться в одной, отдельно взятой, женщине. Именно эта нестыковка не давала Леониду спокойно жить и даже просто дышать: вместо вдохов у него получались вздохи, а вместо выдоха – извержение отрицательной энергии. Наяву выходило, что этот дисбаланс в сопоставлении духовного и физического образовывал своеобразные ножницы, состоящие из двух одинаковых половинок и винта между ними. Винтом, понятно, являлся сам Леонид Могилевский, а половинками – Светлана и Илга.

Если одним лезвием этих виртуальных ножниц была, действительно, Света, то вторым – могла быть не обязательно Илга, а, по сути, любая женщина, доставляющая Леониду сексуальное удовлетворение. Этот вывод, к которому он пришёл долгими бессонными ночами, не сделал его счастливым. Скорее даже, наоборот. Найти такую страстную и одновременно непритязательную женщину, как Илга, в сибирском городе Томске просто не предоставлялось возможным. Институт продажных женщин в СССР в то время ещё просто не существовал. Такие понятия, как проститутка, путана, гейша и потаскуха, простому советскому человеку были известны исключительно в теоретическом аспекте. Да и вообще считалось, что в Советском Союзе продажного секса не существовало. Заводить же любовницу Леониду не то, чтобы не хотелось, ему это просто было не нужно. Ведь пассию необходимо было любить, обхаживать, дарить цветы, приглашать в театр, говорить красивые слова и делиться сокровенным, да и просто, по большому счёту, отдавать самого себя. Спрашивается, во имя какой великой цели? Во имя чего, если для всего этого у Леонида были тепло, уют, прекрасные дети и, в конце концов, красавица-жена. Кроме всего прочего, любовница означала не что иное, как постоянную измену. Если измену физиологическую, из-за их половой несовместимости, он допускал, то измена духовная для него была абсолютно неприемлема.

Разброд, шатания и постоянное беспокойство в мятежной душе Леонида прекратились только через несколько лет. Так сложилось, что первый и последний президент СССР Михаил Горбачёв открыл дорогу для возвращения советских евреев на их историческую Родину. Так получилось, что отец Светланы Самуил Наумович Вайнштейн и мать Фаина Борисовна Вайнштейн решили репатриироваться в Израиль. Понятно, что оставить любимую дочку и ненаглядных внучек в заснеженном Томске они никак не могли. Светлана, несмотря на успешное продвижение по карьерной лестнице, после долгих колебаний согласилась. Тем более, что отцу обещали на первых порах помочь с работой в одной из израильских больниц. Что же касается Леонида, то он не возражал перенестись из христианского сибирского края на родину того же Христа на святую землю в Израиль, ещё не подозревая, что на голубой бесконечности Средиземного моря в его жизни наступят существенные перемены.

Перемещение из точки А в точку В, в какой бы части нашей уникальной планеты не находились эти точки, всегда сопряжено со значительными трудностями для переселенцев. Несмотря на то, что Родина называлась исторической и что, по преданию, Моисей привёл иудейский народ на Землю, текущую молоком и мёдом, большинство репатриантов из СССР именно в материальном аспекте почувствовали себя там поначалу более чем неуютно. Семей Вайнштейнов и Могилевских эти переездные неурядицы не очень коснулись. Родному брату Самуила Наумовича, который уже долгое время проживал в Израиле и занимал какую-то важную инженерную должность в оборонной промышленности, уже через несколько месяцев без особого труда удалось устроить Светлану бухгалтером в институт национального страхования, а Леонида – инженером в электрическую компанию. Это означало, что, не успев приехать, семья Леонида практически сразу достигла финансового уровня среднестатистического израильтянина. А ещё это означало, что не только «кадры решают всё», сколько это «всё» решает её величество «протекция», сделанная в нужное время и в нужном месте.

В новых политических и социальных реалиях чувство сексуального голода между длительными паузами, устанавливаемыми Светланой, отнюдь не улетучились в Средиземное море, на которое Леонид каждый день взирал с балкона своей квартиры. В один из жарких дней, развалившись в кресле на этом балконе и с удовольствием потягивая кофеёк, мастерски приготовленный Светланой, он просматривал свежие израильские газеты на русском языке. В одной из них его внимание привлекло весьма любопытное объявление:

«Вика, 23 года, рост 165. Красивое лицо, большие глаза, волнистые волосы чуть ниже плеч, не худая, но и не полная, большая упругая грудь (4 р.), подтянутый живот, круглая попка, сочная и аппетитная. Со мной можно встретиться в уютной квартире. Подарю вам приятные минуты в любой день с 15.00 до 20.00. Звоните…»

Обжигаясь слишком поспешно проглоченным кофе, Леонид вскочил со своего кресла, энергично потёр виски и громким шёпотом сказал сам себе:

– Вот оно! Вот оно, чего мне так не хватает. Награда нашла героя, а страждущий путник – родник с прохладной водой.

На балкон забежала испуганная Светлана и, с опаской взглянув на возбуждённого мужа, тихо спросила:

– Лёня! Что случилось? Ты в порядке?

– Света, да не волнуйся, пожалуйста, – побледнел Леонид, пряча за спину развёрнутую газету, – всё в ажуре, просто статья интересная попалась об особенностях израильской жизни.

Похоже, что Леонид не очень-то и покривил душой: прочитанное вызвало у него просто невероятный интерес. Ведь, по сути дела, он нашёл то, о чём в подсознании боялся признаться самому себе. Он нашёл то, о чём на его доисторической родине, в СССР, запрещено было даже думать.

– Не зря я всё-таки приехал в Израиль. Вот что значит демократическая страна, – размышлял Леонид, безмолвно шевеля губами, – страна неограниченных возможностей, которыми надо только правильно распорядиться.

Леонид и святым духом не ведал, что ещё до появления Израиля на карте мира, будущий первый премьер-министр Давид Бен-Гурион сказал:

– Когда у нас будет вор-еврей и проститутка-еврейка, мы точно будем знать, что у нас есть своё государство.

Слова еврейского лидера полностью подтвердились. С образованием государства появились новые технологии, передовая медицина, мощная армия и разведка, университеты и театры, врачи и учёные. Вместе со всеми атрибутами, присущими каждой государственности, появились и свои воры, и свои проститутки. В первые годы существования страны еврейские путаны тихо и мирно, без рекламы и шумихи, занимались продажами своих соблазнительных телес так, что их деятельность была практически незаметна. Ситуация на подиуме жриц любви коренным образом изменилась, когда в 1990 году начался массовый исход евреев из СССР. Достопочтенный Бен-Гурион и предположить не мог, что рынок израильских гейш настолько быстро наполнится симпатичными молодыми женщинами из России, Украины, Белоруссии и Молдавии, чуть позже к ним присоединятся уроженки Закавказья и Средней Азии, а проституция станет чуть ли не отраслью израильского хозяйства. Спрос на платные интимы был обусловлен наличием арабского населения и ультрарелигиозных евреев, в среде которых отношения полов строжайше регламентированы внутриобщинными законами. Прочитанное Леонидом призывное объявление о сексуальных услугах загадочной Вики и являлось отражением бурного развития подпольной индустрии.

Всю ночь Леонид не смог уснуть от мысли, что, может, это странное газетное объявление не соответствует действительности, может, это какой-то подвох или, ещё хуже, нелепый розыгрыш. Однако он привык верить советским газетам «Правда» и «Известия», в которых, как он не совсем справедливо полагал, все излагаемые известия были правдивыми. Еле дождавшись утра, Леонид прямо из рабочего кабинета дрожащими пальцами набрал указанный в объявлении телефон. Тотчас же в трубке послышался мелодичный женский голос:

– Доброе утро, вас внимательно слушают.

Весь трясясь как в лихорадке, запинаясь и срываясь на фальцет, Леонид негромко пробубнил:

– Не будете ли вы так любезны пригласить к телефону Вику?

– Зачем же так официально? – ответила трубка. – Я всегда любезна, и я та самая девушка, которую зовут Вика. Тебе на какое время назначить?

– Ничего себе, – подумал Леонид, – запись, как на приём к врачу. Доверительно-деловой тембр голоса Вики несколько успокоил, и он решил, если уже окунаться в бездну разврата, то лучше сразу, не раздумывая, как головой в прорубь. Поэтому уже осмелевшим голосом попросил:

– А можно, Вика, я приду прямо сейчас?

– Всё можно, только осторожно, – рассмеялась Вика. Ты какой-то очень уж странный клиент, даже не спрашиваешь, сколько стоят мои услуги.

Леонид промолчал, а Вика продолжила:

– Для новых репатриантов из Страны Советов я делаю скидку, час моей работы тебе обойдётся в 25 долларов. Приезжай, не пожалеешь!

Уже через полчаса, отпросившись с работы, Леонид отыскал здание, указанное в адресе, который продиктовала ему незнакомая жрица любви. Зданием это сооружение, построенное на окраине Тель-Авива ещё, наверное, во времена Османской империи, можно было назвать с большой натяжкой. Ещё больше покоробила зрение Леонида выщербленная и треснувшая входная дверь в квартиру Вики. После его робкого звонка ему долго никто не открывал. Он уже хотел было сбежать с поля несостоявшегося боя, как дверь с шумом распахнулась, и из неё выпорхнула толстая, рыжая, непричёсанная женщина. Едва взглянув на Леонида своими накрашенными неопределённого цвета глазами, она, пропустив его вперёд, грубо проговорила:

– Деньги вперёд! Положи на эту тумбочку и быстренько раздевайся. Времени нет, а я в туалет и мигом вернусь.

Леонид оцепенел. Ни красивого лица, ни больших глаз, ни волнистых волос, описанных в объявлении, не было и в помине, а уютная комната представляла собой десятилетиями не беленое и неубранное помещение, площадью не более шести квадратных метров. В нём едва помещались допотопная панцирная кровать, две облезлые табуретки и тумбочка, на которую надлежало положить Викин гонорар. Леонид понуро стоял посреди этого раздолбанного будуара и думал, как бы, соблюдая приличия, немедленно покинуть его. Приличия соблюдать не привелось, так как Вика, внезапно заполнив своей тучной фигурой всё будуарное пространство, молниеносно сбросила халат и предстала перед Леонидом в наготе, не вызывающей особого всплеска мужских гормонов. Подтянутый живот, круглая попка и упругая грудь присутствовали только в газетном развороте. Наяву перед Леонидом высветилась полнотелая, прошедшая «Крым, рым и медные трубы» женщина с толстыми ногами, необхватными чреслами и больше похожим на прямоугольник, чем на овал, огромным ужасающим задом.

– Что же ты не разделся, мил человек? – прогундосила Вика. – Время уже пошло. Давай уже быстренько надевай кондом на свой прибор, и вперёд, и с песней.

– Извините, – ухватился Леонид за спасительную мысль, – но я по рассеянности не захватил с собой это противозачаточное средство.

– И откуда только такие забывчивые интеллигенты берутся? – возмутилась Вика и сама же ответила: