Язя

Переложила она платочек в правую руку, левой волосы пригладила, посмотрела на Третьяка строго, как матушка. Взмахнула Яська рукой, затряслась земля, заходило рябью мелкой озеро. Поднялся из него город дивный, светлый, жемчугом и золотом переливается. И пропало болото вокруг, лес пропал, и сиянием белым чистым всё вокруг заволокло. Смотрят ушкуйники, а перед городом тем река синяя, и мост белокаменный через неё. Снял с себя Коски плащ да бросил им под ноги, обратился тот красной дорогою до моста и через мост.

– Так идёшь с нами? – спросила Яська старого ушкуйника.

– Нет, пожалуй.

– Ты смотри, как там река хороша да мост через неё, и дорожка почётная для вас постелена.

– Не пойду.

– Время придёт, сам поймёшь.

– Не пойду я с тобой, – озлобился Третьяк. – И тебе, Елисей, не советую.

– Я так думаю, – выдохнул молодой. – Без добычи и с позором возвращаться – плохая задумка. Что ты скажешь? Змей-Горыныч напал? Жили в доме, по-твоему, с нечистью. Так ведь нас за такое и сжечь могут на месте. Раз отсюда иного хода нет, – таким пойду. На новом месте осяду, про ушкуйничество позабуду.

– Всё равно не пойду, – заупрямился старший. – Я тебя не держу, но слова доброго о решении своём от меня не услышишь.

– Ну и оставайся здесь, – ухмыльнулся Елисей, беря Яськину протянутую ручонку. – Веди, раз здесь делать нечего.

И показалось Третьяку в тот же момент, что не девонька она вовсе, а старуха сгорбленная, в лохмотья разодетая, с носом крючковатым; девка другая – совсем нагая, с волосами зелёными и кожей бледной, словно мёртвая; дружок же их выше стал, худее, будто скелет, да постарел, бороду отрастив до колен. Испугался Третьяк, вскрикнул, глаза потёр и лишь хотел молитву прочесть, как понял, что исчезло наваждение это. И нет на берегу никого, кроме них двоих. Повернулся старый ушкуйник к Елисею. Лежит молодой рядом, не шевелится, изо рта осока торчит и вода льётся. Лицо обожжённое, кольчуга расплавлена. Подскочил воин, сбежать хотел, да ослеплённый вспышкой яркого света, сам не понял, как в болоте оказался. Обезумев, царапал Третьяк землю, ломая ногти, пытаясь на берег выбраться. Повезло, вышло. Сел на земле, дух перевёл, а вокруг места другие, незнакомые – лес высокий вдали, лишь болото вокруг похожее, а на месте избы пни стоят голые, а самой избы и в помине нет, будто и не было никогда. Перекрестился ушкуйник, крест поцеловал и прочь пошёл от этого места, молитву твердя. Понял вскоре, что не уйти ему. Куда бы ни направился, да через десяток-другой шагов, будто в стену прозрачную упирается и ничто её не берёт. Слышит Третьяк: голоса. Речь знакомая и не знакомая. За стеной две фигуры виднеются, но размытые, будто призраки.

– Смотри, там кто-то есть, – оживился один из мужчин. – Может, он подскажет?

– Бракованный, наверное. Я тебе говорил, что в другом месте надо было брать, – озлобленно заявил второй, не отрывая взгляда от бешено кружившей стрелки компаса.

– Эй! – помахал ушкуйнику первый.

Третьяк хотел помахать в ответ, но конечности одеревенели. Тело словно немело, будто холодом покрывалось.

– Не отзывается, – с сожалением протянул махнувший. – Может, ближе подойдём?

– Не мешай человеку. Пойдём дальше, ну его.

– Ты смотри, типа в богатыря оделся, что ли? Реконструктор?

– Чего там смотреть? Надоели уже. Взрослые мужики, казалось бы.

– А ты слышал, что истории всякие рассказывают про это место?

– Гена, вот не говори мне, что ты в эти сказки веришь!

– Да нет, конечно, – поспешно сказал первый. – Просто вспомнилось.

– Пойдём дальше. Нам до Шеребути ещё идти и идти, может, хоть там связь будет.

Дальше пошли незнакомцы странные, растворились, как в тумане, и пропали совсем. Почувствовал Третьяк, что его за пояс кто-то дёргает. Думал, зацепился, отмахнулся, да чего-то тёплого коснулся и отдёрнул руку, покосился. Рядом Яська стоит, улыбается, подле неё голбешник сидит, горбушку хлеба жуёт, в другой лапе монету держит.

– Всё боишься меня?

– Нет, – ответил ушкуйник. – Знать хочу, зачем с молодым так поступила, да сама кто ты, раз тебя ничто не берёт.

– Ты всё с нечистью меня путаешь, – улыбнулась девонька. – Вскоре сам всё поймёшь.

– А это что было? Тоже морок?

– Через века посмотрел, – лукаво ответила Яська. – Правда всё.

– Тьфу, нечистая. Так и знал, что до добра не дойду я с вашей братией.

– Так и без нас не дошёл бы.

Ушкуйник задумался. Язя спокойно стояла рядом, внимательно глядя на него.

– Что смотришь? Души моей хочешь?

Она медленно помотала головой, моргнула так, будто глаза закрыть хотела, и произнесла в ответ:

– Неужто так и не догадался до сих пор?

Лицо её опечалилось, вздохнула она грустно:

– Третий день уже, ушкуйник. Пора тебе.

Воин вздрогнул и наконец посмотрел в васильковые глаза той, которая тянула к нему свою худую руку.

– Ну что, понял теперь? – ласково спросила она, неожиданно взрослым голосом.

– Понял, – буркнул Третьяк, тяжело дыша.

– По воле своей пойдёшь или дальше противиться будешь?

– По воле пойду…

– Вот и ладно. Негоже заложным покойником быть, – улыбнулась Яська, мягко беря его за руку и ведя за собой. – Все тебя давно ждут. И Елисей, и ватаман ваш с воинством. Идём, а то мне ещё за теми двумя возвращаться.

notes

Примечания

1

Ушку?йники – вольные люди, промышлявшие торговлей и речным пиратством; также являлись дружиной Великого Новгорода.

2

Ушку?й – разновидность лодки, такие лодки строили в Великом Новгороде (XI–XV вв); они могли быть как морские, так и речные, с некоторыми отличиями. Являлись парусно-гребными суднами.

3