Восточный фронт адмирала Колчака
Сергей Владимирович Волков
Белое движение в России #19
Книга представляет собой девятнадцатый том серии, посвященной Белому движению в России, и описывает боевые действия армий Верховного правителя России адмирала А.В. Колчака на Востоке России с осени 1918-го по ноябрь 1919 года, то есть от вступления Колчака в должность Верховного правителя России до начала Великого Сибирского Ледяного похода.
Среди авторов этого тома – генералы П.П. Петров и КВ. Сахаров, в воспоминаниях которых наряду с описанием боевых операций дается анализ политических и революционных ситуаций того времени и анализ причин поражения Белого Дела.
Книга снабжена обширными и впервые публикуемыми комментариями, содержащими несколько сот неизвестных биографических справок об авторах и героях очерков.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Восточный фронт адмирала Колчака
Составление, научная редакция, предисловие и комментарии д.и.н. Сергея Владимировича Волкова
© С.В. Волков, состав, предисловие, комментарии, 2024
© Художественное оформление серии, «Центрполиграф», 2024
© «Центрполиграф», 2024
Предисловие
Девятнадцатый том серии «Белое движение в России» посвящен Белой борьбе на Востоке России под руководством адмирала А.В. Колчака. Хронологически он охватывает время с отхода белых войск от Волги к Уфе осенью 1918 года и вступления в верховное командование ими адмирала Колчака до оставления Омска и начала Великого Сибирского Ледяного похода, то есть с осени 1918-го по середину ноября 1919 года.
К осени 1918 года в состав белых сил на Востоке входили действующие самостоятельно Народная (Комуча) и Сибирская (Временного Сибирского правительства) армии, формирования восставших казаков Оренбургского, Уральского, Сибирского, Семиреченского, Забайкальского, Амурского, Енисейского, Уссурийского казачьих войск, формально подчинявшиеся назначенному Уфимской директорией Верховному главнокомандующему всеми сухопутными и морскими силами России генерал-лейтенанту В.Г. Болдыреву. Прибывший 14 октября в Омск и введенный в правительство в качестве военного министра адмирал А.В. Колчак 18 ноября при полной поддержке офицерства обеих армий был провозглашен Верховным Правителем России.
В декабре 1918 года была образована Ставка Верховного главнокомандующего адмирала А.В. Колчака, которой непосредственно подчинялся штаб Верховного главнокомандующего. Сибирская и Народная армии были упразднены, и 24 декабря 1918 года войска разделены на Сибирскую, Западную и Оренбургскую (весной 1919 года из нее выделена и подчинена Западной армии Южная группа) отдельные армии, в оперативном подчинении Ставки находилась также Уральская отдельная армия. 14 июля 1919 года Восточный фронт был поделен на три не отдельные армии – 1-я и 2-я из бывшей Сибирской и 3-я (бывшая Западная); в непосредственном подчинении Ставки находились Южная армия (образованная из Оренбургской армии и Южной группы) и Уральская армия, а также Степная группа в районе Семипалатинска, войска Семиречья и внутренние антипартизанские фронты. В начале октября 1919 года Ставка была упразднена, и управление войсками осуществлялось непосредственно через штаб главнокомандующего фронтом.
Армии делились на корпуса (летом 1919 года преобразованы в группы с переменным числом дивизий), дивизии (а также двухполковые бригады) и полки с единой нумерацией и с названиями по сибирским и уральским городам. Корпусам придавались штурмовые бригады (егерские батальоны), кадровые бригады и другие части. Значительную роль играли казачьи части (и по количеству формирований, и по численности личного состава участие казачества всех восточных казачьих войск в Белом движении заметно превышало его участие в Первой мировой войне).
На Востоке России белое командование, намереваясь создать полноценную всероссийскую армию, широко прибегало к мобилизациям, дававшим вследствие хорошо поставленной большевистской агитации в тылу все менее надежный контингент. К середине ноября 1918 года на всем фронте было 43 тысячи штыков и 4,6 тысячи сабель: в результате массовых мобилизаций чрезвычайно разбухли прежде всего тыловые части и учреждения, что породило резкую диспропорцию между общим числом едоков и боевым элементом. К весне 1919 года армия увеличилась до 400 тысяч человек (в том числе 130–140 тысяч штыков и сабель на фронте), а к лету – до 500 тысяч человек. Штатное расписание планировало довести численность армии до 52,8 тысячи офицеров и чиновников и 1231,1 тысячи солдат. Однако максимальная численность как действующей армии, так и военных округов (к 1 июля 1919 г.) не превышала 19,6 тысячи офицеров и чиновников и 416,6 тысячи солдат. Но из них непосредственно на фронте в Сибирской, Западной и Южной армиях насчитывалось 94,5 тысячи штыков, 22,5 тысячи сабель, 8,8 тысячи невооруженных, при 1,4 тысячи пулеметов, 325 орудиях, 3 бронеавтомобилях, примерно 10 бронепоездах и 15 самолетах. Чрезмерное увеличение численности армии имело последствием то, что офицеры, которых и так было немного, совершенно растворились в массе мобилизованных солдат. Формировавшиеся в тылу новые части комплектовались по полному штату, и после мобилизаций офицеры находились почти исключительно на командных должностях. Армия порой испытывала недостаток даже в младшем и среднем командном составе, ввиду чего в 1918–1919 годах действовало довольно много военно-учебных заведений.
В настоящем издании собраны воспоминания о борьбе в рядах белых формирований Восточного фронта, в том числе оренбургского и уральского казачества. В разное время они были опубликованы в русской эмигрантской печати. В России эти воспоминания никогда не публиковались.
В большинстве случаев все публикации приводятся полностью (некоторые сокращения сделаны только за счет невоенной тематики). Авторские примечания помещены (в скобках) в основной текст. Везде сохранялся стиль оригиналов, исправлялись только очевидные ошибки и опечатки. Возможны разночтения в фамилиях участников событий и географических названиях; их правильное написание – в комментариях.
П. Петров
От Волги до Тихого океана в рядах белых
Осень 1918 года в Уфе
Крушение Поволжского фронта не было неожиданностью для уфимского командования, и потому там не наблюдалось какой-либо растерянности. Опасность для Уфы раньше была со стороны Мен-зелинска и устья Белой, так как красные после занятия Казани устремились частью сил на Ижевско-Воткинское направление, а частью по нижней Каме, принудив нашу речную флотилию зайти в реку Белую. Теперь эта опасность увеличивалась.
Нужно сказать, что в Уфимском районе с самого начала восстания на Волге настроение вообще было тверже, чем в Самаре, так как помимо городского населения, давшего значительное число добровольцев, отозвалась и часть сельского татарского населения, а также часть населения Урала.
Уфа, после освобождения, своими добровольческими частями самостоятельно выполнила задачу по очистке района от большевиков и довольно успешно боролась с появившимися на севере отрядами. Единственно, что не удалось Уфе, это отрезать отступление красных из Оренбургского района под начальством Блюхера, который провел отряд около 2000 человек недалеко от Уфы и выбрался после на Кунгур.
В Уфе был объявлен тоже призыв по мобилизации и формировался корпус. Формирование задерживалось недостатком снабжения и к моменту оставления Самары не могло быть закончено; «корпус» не представлял корпуса, а был лишь его скелетом; все же это было удачнее формирований в районе Самары именно потому, что население относилось сочувственно к борьбе с большевиками.
К моменту отхода из Самары и Симбирска Уфимская группа имела задачей обеспечение Уфимского района с севера, со стороны устья Белой, и не могла выделить сил для помощи на Симбирском или Самарском направлениях. На направлении Уфа – Бугульма – Симбирск находился Каппель
с самарскими и симбирскими частями, к которым присоединились позже через Чистополь с большими трудностями и казанские. Чехи с Симбирского направления были скоро выведены. На направлении Уфа – Самара были чехи и начавший формироваться батальон Учредительного собрания с конным дивизионом; они должны были задерживать красных у Бугуруслана.
После оставления нами Казани открывалось направление на Оренбург, который сразу не мог выдвинуть значительных сил для обеспечения себя со стороны Самары. Я настоял на посылке сызранских частей, кроме Оренбургского казачьего полка. Частям, отступавшим к Оренбургу, приказано было задерживать красных у Бузулука, но они скоро отошли несколько дальше; Оренбург остался не связанным железной дорогой с Уфой, и вообще связь с ним была затруднительна.
Значение удержания нами Уфы для Оренбурга было очевидным, а потому в Уфимский район Дутов
направил оренбургские казачьи части, принявшие затем участие во всех боях за Уфу. Будь эти части в Самаре, Самарский район не был бы оставлен так быстро. Уральские казаки оказались как бы изолированными в своей борьбе и кое-как начали налаживать снабжение из Омска. Сибирская армия
в это время вела активные бои севернее Екатеринбурга, который считался надежно обеспеченным.
Что делалось в глубокой Сибири в отношении формирований, какие задачи поставило новое правительство в создании силы, в какой срок, как выполняются задачи – нам было неизвестно. Знали только о мобилизации. Пополняли ли мобилизованные действовавшие отряды или формировались какие-то новые, точно было неизвестно; знали, что в Челябинске генерал Ханжин
формировал корпус из двух дивизий и двух кадровых бригад. Летом имелись сведения, что формирование к осени будет закончено, а несколько позже, что формирование задерживается недостатком одежды и вооружения.
В смысле политики и после избрания Директории Уфа не ушла от нее совершенно; Комитет Учредительного собрания из Самары перебрался в Уфу, а затем в Екатеринбург; в Уфе остался «Совет управляющих ведомствами территории Учредительного собрания» с уполномоченным правительства Знаменским во главе. Комитет действовал как местная краевая власть с широкими правами. Из Екатеринбурга члены Учредительного собрания скоро были насильно удалены и часть из них с Черновым во главе привезена чехами в Уфу-
Вскоре после оставления Самары и прибытия в Уфу штаба Поволжской группы
, переименованного в штаб Самарской группы, командующим этой группой был назначен генерал Войцеховский
, работавший до этого времени на Екатеринбургском направлении, а генерал Чечек
уехал во Владивосток. Начальником 1-й Чешской дивизии должен был быть полковник Швец, но он застрелился в Бе-либее. Ясных причин не установлено, но самоубийство можно приписать развалу чехов, а 1-го полка в частности, так как полковник Швец тяжело переносил перемену настроений, сильно отразившихся и на взаимоотношениях. Начальником 1-й Чешской дивизии был назначен полковник Воженилек, работавший под Самарой на Николаевском направлении. Назначение генерала Войцеховского в Уфу безусловно сыграло большую роль в смысле выигрыша времени; оборона затянулась.
Надо сказать, что к этому времени чешский арьергард у Бугуруслана чуть ли не впервые получил удар от большевиков, которые устроили неожиданное нападение на них в вагонах, очевидно плохо охраняемых. Арьергард бросил вагоны и с потерями, спешно, частью по железной дороге, а частью кружными путями отошел почти к Белибею; стоило много труда заставить остановиться их у станции Абдулино и не обнажать совершенно направления. Чехи к этому времени почти требовали немедленного отступления и, когда им приказали сосредоточиться у Белибея, не желали свертывать от главной магистрали к городу Белибею. Даже такой отличный полк, как 1-й, и тот был в брожении, и только после смерти полковника Швеца, произведшей большое впечатление, вопрос о сосредоточении как будто разрешился благоприятно.
Уход в это время чехов поставил бы в скверное положение группу Каппеля, действовавшую севернее в районе Бугульма – река И к. Сменить же чехов было нечем, так как здесь из русских частей была только часть батальона Учредительного собрания да Самарский конный дивизион под начальством члена Комитета Учредительного собрания Фортунатова
. Сыровой
от Челябинска или, вернее, начальник штаба генерал Дитерихс
обещал присылку новых уральских частей в первых числах декабря. Нужно было удержать на фронте чешские части хотя бы до 1 декабря.
Генерал Чечек уже до некоторой степени потерял влияние на своих людей и не смог объединить все силы в этом районе, совершенно различные по природе. А кроме того, и политическая обстановка была весьма сложной. Генерал Войцеховский был начальником штаба 1-й Чешской дивизии еще в 1917 году; был затем командиром 3-го полка и командующим Екатеринбургской группой войск в месяцы первых наших успехов. Под его руководством было организовано выступление в Челябинске и освобожден Троицкий район. Он пользовался большой популярностью среди чехов и, получив назначение, добился переброски из-под Екатеринбурга в Уфу батальона и конной батареи. Кроме того, было обещано подчинение ему 1-го Польского полка под начальством опытного командира полковника Румша.
Сразу же по прибытии генерал Войцеховский поставил совершенно определенно вопрос об участии чехов в действиях против большевиков до 1 декабря; начальнику дивизии и всем прибывающим чешским командирам полков объявлялась предстоящая задача – о сосредоточении в Белибее с целью маневра – как дело решенное, которое никто изменить не может. И даже те командиры, которые пытались представить свое мнение о невозможности активных действий при существующем настроении, замолкали и уходили к себе, чтобы готовиться. Все это в отношении чешских частей. В остальном нужна была работа – использовать все, что возможно, для обороны.
Задача для уфимского командования была совершенно ясной: удерживать Уфу возможно дольше, чтобы дать возможность Уралу закончить работы по формированию и сосредоточить новые части в зависимости от обстановки. Удерживать активно, ибо оборона в Гражданской войне – гибель. Потеря Уфы была весьма чувствительной, особенно для Оренбургского района; решено держаться упорно, но все же местные власти были предупреждены о необходимости эвакуации всего нужного к половине декабря.
Генерал Войцеховский был встречен в Уфе русскими сначала не особенно доверчиво, но скоро все знали, что в порученном ему деле он действительный, предусмотрительный хозяин, не упустит случая для удара по большевикам и не позволит никому вмешиваться в военное дело. Хозяйственную сторону, вопросы снабжения, он поручил начальнику штаба, а сам занялся вопросами оперативными. Учет сил, обстановку на фронте во всех деталях, вопросы связи и прочее он знал хорошо; малейшие изменения докладывались ему днем и ночью немедленно; использование всяких возможностей для ударов, использование личных свойств разнородных войск и их начальников не требовало каких-либо докладов подчиненных. В свое время получалось письменное или словесное личное распоряжение, всегда совершенно определенное. Были жалобы войск лишь на постановку задач, часто трудных, иногда непосильных.
В смысле увеличения сил он не стал на ту точку зрения, которая была в тылу, в Челябинске и Омске. Там говорили о формировании батальона Учредительного собрания, русско-чешского полка и конного дивизиона под начальством члена Учредительного собрания, эсера Б. К. Фортунатова, как о чем-то преступном, направленном во вред делу. Там довольно презрительно отозвались о Народной армии, несмотря на работу на Волге Каппеля; там признавали за единственную силу, способную что-либо сделать, новые дивизии, формируемые в тылу, под защитой Народной армии.
Фронт требовал использования всего, что брало винтовку, независимо от партийной окраски; сформированные в тылу части были еще где-то далеко, и мы в них по опыту не так верили, как в создававшие. Там не было командного состава, требуемого особыми условиями Гражданской войны. И Войцеховским было дано разрешение на формирование русско-чешского полка, так как это обещало приток добровольцев. Все части были одинаково ценными и ценимыми. В отношении гражданской власти (Совета управляющих ведомствами из членов бывшего Комуча и представителя чешского Национального Совета) генерал Войцеховский поставил себя совершенно независимо; никто из подчиненной ему группы не имеет права распоряжаться без него, без его разрешения; он же исполняет лишь приказы главнокомандующего фронтом.