Элитные группы традиционных обществ

Кастовые общества

Индийский кастовый строй берет начало в варновом делении древних ариев (которое восходит еще ко временам существования древнеиндоевропейской общности III тыс. до н. э.). Ко времени прихода их в долину Ганга (конец II – начало I тыс. до н. э.), их общество четко делилось на 4 варны: брахманов (жрецов, хранителей религиозной традиции), кшатриев (правителей и воинов), вайшьев (все прочее свободное население) и шудр (лица низких занятий, зависимые). Низшая каста характеризовалась тем, что ее члены не проходили обряда инициации и не считались подобно первым трем «дваждырожденными». Варновое деление было общей чертой арийских племен, несмотря на то, что они не составляли политического единства. В случаях, когда племена объединялись на равных началах, аналогичные общественные группы рассматривались как принадлежащие к одной варне. Поскольку аристократия была неоднородна по племенной принадлежности и статусу, отдельные роды и кланы, возможно, образовывали замкнутые объединения, сходные с позднейшими кастами. Встречаются названия и групп, которые потом именовались кастами, не принадлежащие к аристократии (придворные барды-суты, изготовители колесниц и др.).[191 - Бонгард-Левин Г. М., Ильин Г. Ф. Древняя Индия. М., 1985. С. 167,169.]

Принадлежность к варне определялась происхождением, варну невозможно было сменить. В дальнейшем это обстоятельство обусловило весьма сложную картину социальной стратификации, поскольку реальный социальный статус многих групп начинал входить в противоречие с их варновой принадлежностью. Даже в древности, когда элита ограничивалась исключительно кшатриями и брахманами, представители низших варн иногда сумели занять самое высокое положение (объединившие Индию знаменитые династии Нандов и Маурьев не были кшатрийского происхождения). Проникавшие в Индию греки, бактрийцы, парфяне, гунны-эфталиты также находили место в сословно-кастовой структуре. Поскольку эти завоеватели получали высокое социальное положение, к ним нельзя было долго относиться как к варварам или отводить место в низу лестницы. Поэтому большую часть их рассматривали как деградировавших кшатриев. Размывание этой варны резко усилилось с падением республик и укреплением системы наемничества в армии. К VI–VII вв. рядовые кшатрийские роды почти исчезли, и к кшатриям стали причислять только царские династии. Но и из них многие погибли, а престолы захватили выходцы из других варн.[192 - По данным китайского путешественника середины VII в. Сюань Цзана, из 13 царей было 5 кшатриев, 4 брахманов, 2 вайшьи и 2 шудр. В средние века слово «кшатрий» выходит из употребления, и только немногие роды (особенно раджпуты) решались вести происхождение от древних кшатриев. Вайшьи при Сюань Цзане считались торговцами, более почтенными, чем земледельцы. (Бонгард-Левин Г. М., Ильин Г. Ф. Древняя Индия. М., 1985. С. 475–476.)]

С начала нашей эры древнее варновое деление превратилось в форму классификации каст. Кастой была любая эндогамная группа, претендовавшая на определенный вид труда или социальной деятельности как на свое «кастовое» занятие. Среди брахманов были уже не только жрецы, но землевладельцы, чиновники и даже военачальники. Древние кшатрии совершенно исчезли, уступив в Северной Индии свое место племенам, образовавшим раджпутские касты. На рубеже древности и средневековья завершился процесс идентификации торговцев и ростовщиков с варной вайшьев, к которой перестали относить крестьян, а шудрами стали называть свободных крестьян и ремесленников. В раннее средневековье удачливый вайшья или шудра, ставший крупным землевладельцем или военачальником, а то и правителем, мог рассчитывать на то, что его приближенные брахманы объявят его или его потомков кшатриями, а преуспевающие в торговле шудры становились в конце концов вайшьями.[193 - История стран зарубежной Азии в средние века. М., 1970. С. 101.] Несмотря на обеднение, представители высоких каст всячески уклонялись от унижающего земледельческого труда и стремились вести существование, используя труд низкокастовых.

Кастовая пестрота господствующего слоя была в дальнейшем преодолена путем приобщения владельческих родов независимо от их изначальной кастовой принадлежности к феодальной касте-сословию раджпутов (т. е. к варне кшатриев).[194 - Медведев Е. М. Формирование эксплуататорского класса в Индии в древности и в раннее средневековье // Классы и сословия в докапиталистических обществах Азии. М., 1986. С. 195–196.] Причем раджпутские династии раннего средневековья довольно часто сначала выступали как безродные, и лишь затем им начали приписывать кшатрийское происхождение[195 - Таковы Пушпабхути, Бхагадатты из Камарупы, Палы, Пратихары, Чанделлы. Из брахманов происходили Сатаваханы, Вакатаки, Парамары, Чахаманы и возможно Гухилоты, из вайшьев – Вардхаманы и Гупты.] Раджпутами также стала верхушка дравидийских и мундаских племен в Центральной Индии, а в новое время – потомки Шиваджи и других маратхских военачальников XVII–XVIII вв., имевших самое разное происхождение.[196 - Алаев Л. Б. Кастовая система и социальная мобильность в Индии // Классы и сословия в докапиталистических обществах Азии. М., 1986. С. 199.]

В индийских государствах VI–XII вв. управление носило патриархальный характер, и чиновничества как отдельного слоя практически не было, армии были невелики и состояли из дружин правителя и вассалов. Торгово-ремесленные слои организовывались в корпорации (гильдии), купеческие организации были очень богаты.[197 - История стран зарубежной Азии в средние века. М., 1970. С. 104–105.] На низшем уровне – в общине с древности был староста, обычно уже не выбранный – должность стала монополией определенной семьи и передавалась по наследству, а также писец и жрец.[198 - Бонгард-Левин Г. М., Ильин Г. Ф. Древняя Индия. М., 1985. С. 296–297.]

Господствующим слоем стал слой служилых землевладельцев, причем с захватом Северной Индии мусульманскими завоевателями и образованием в 1206 г. Делийского султаната, объединившего большую часть Индии, верхние слои его были представлены мусульманами, а средние и низшие – преимущественно индусами. При этом в течение многих столетий крестьянство и низшие (а порой и более высокие) слои феодалов данного региона принадлежали нередко к одним кастам.[199 - Однако в ряде случаев выделившееся в результате разложения раджпутских племен крестьянство стало причисляться к другим, чем знать, кастам (так впавшие в зависимость хохары Пенджаба стали именоваться джатами, а знать того же этноса – раджпутами). Зависимость статуса от принадлежности к клану, характерная для раджпутских княжеств до Х-ХП вв., уступила место другим критериям знатности, в частности, принадлежности к служилому военному сословию (Ашрафян К. З. Некоторые факторы типологизации социально-экономического развития Индии в средние века // Типы общественных отношений на Востоке в средние века. М., 1982. С. 165–166,168).] В Делийском султанате и после мусульманского завоевания многие земли оставались в руках касты раджпутов на вотчинном праве, хотя многие их роды были истреблены или покорились, сохранив свои земли уже в качестве ленных владений. В существовавшей на юге Индии после распада Делийского султаната централизованной империи Виджаянагар (XIV–XVI вв.) военные вассалы (амаранайяки) получали земли (10–12 деревень) из государственного фонда на время службы, права наследования формально не было, но фактически они передавали их по наследству. Это государство отличалось тем, что в нём существовал развитый чиновничий аппарат.[200 - История стран зарубежной Азии в средние века. М., 1970. С. 317,324.]

В основанной Бабуром в 1525 г. Могольской империи господствующий слой состоял из заминдаров (покоренных князьков, плативших дань с сохранением их земель на правах частной собственности) и джагирдаров – служилых землевладельцев (условным держанием был джагир – термин, утвердившийся вместо икта, обычно не передававшийся по наследству, а отходивший в казну и часто менявшийся; при Акбаре одной и той же землей владели в среднем не более 10 лет), которые содержали соответствующее число войск. Попытка Акбара в начале 80-х гг. XVI в. заменить джагир жалованьем кончилась мятежом; до XVIII в. джагир оставался условным владением, хотя всё чаще передавался по наследству.[201 - Там же. С. 544,555.]

В немусульманских государствах Индии, в частности в Майсуре и в маратхских княжествах (XVIII в.), существовала та же практика – раздача государственного фонда в служебные наделы военачальникам.[202 - Антонова К. А. Английское завоевание Индии в XVIII веке. М., 1958. С. 146.] Существовала она и в государстве сикхов в Пенджабе, где были служебный джагир (по числу конницы, приводимой джагирдаром), отбиравшийся в казну, если наследник не был в состоянии нести ту же службу, и личный (безусловный – семьям умерших сардаров, религиозным деятелям, отличившимся офицерам и чиновникам), передававшийся по наследству и по праву завоевания (с правами служебного, но передававшийся по наследству); покорившимся раджпутским князьям, пуштунским ханам и другим землевладельцам здесь оставлялись их земли на правах частных. При Ранджит Синге в ряды джагирдаров широко привлекались новые люди, вскоре занявшие влиятельное положение в армии, аппарате и при дворе. Нередко это были выходцы из самых низших слоев общества. Господствующее положение среди них занимали сикхские сардары из джатов, преобладавшие в армии (в гражданском аппарате большинство составляли индусы и мусульмане).[203 - Семенова Н. И. Государство сикхов. М., 1958. С. 38–40,42,74–75.]

Сословно-кастовый статус купцов и ростовщиков в Индии всегда был значительно выше, чем крестьян и ремесленников. В XII–XIII вв. всё чаще встречаются упоминания о богатых и именитых купцах (историк начала XVII в. в числе «великих города» наряду со старшинами и военными называет ростовщиков-менял). На протяжении XIV–XVII вв. четко проявляется тенденция к повышению статуса отдельных торговых каст, некоторые их которых идентифицировали себя с брахманами, другие – с кшатриями.[204 - Ашрафян К. 3. Социальная мобильность и каста в средневековом городе Индии // Классы и сословия в докапиталистических обществах Азии. М., 1986. С. 206–207.] В Могольской империи ее основатель Бабур стремился создать для купцов максимально выгодные условия – чем больше были доходы купца, тем меньший налог он платил. Деятельность купцов и их интересы охранялись государством, которое разработало ряд мер, защищающих их права.[205 - Азимджанова С. А. Государство Бабура в Кабуле и в Индии. М., 1977. С. 148.]

Низший слой элиты к XIX в., был, как и в древности и средневековье, представлен лицами общинной верхушки. В каждой общине имелся староста, писец, священнослужитель (брахман или мулла) и астролог.[206 - Антонова К. А. Английское завоевание Индии в XVIII веке. М., 1958. С. 140.]

Общества дальневосточной цивилизации

На Дальнем Востоке под мощным влиянием китайской цивилизации, лицом которой с конца I тыс. до н. э. стала своеобразная идеологическая доктрина, созданная на основе конфуцианства (и отчасти легизма), сложился ареал распространения китайской политической культуры, включивший не только собственно Китай и создававшиеся на его территории государства окраинных народов, но ряд соседних стран. Установки этой культуры оказали огромное воздействие на политическое устройство и социальную структуру дальневосточных обществ, в результате чего здесь сложилось то, что можно назвать «традиционной дальневосточной системой». Однако трехтысячелетняя история китайской цивилизации и самобытные особенности сопредельных стран обусловили ряд отклонений от «эталона», которые требуют отдельного рассмотрения. К обществам этого типа можно отнести, помимо самой китайской государственности с III в. до н. э. до начала ХХ в. (включая государства, создававшиеся в раннее средневековье на территории Китая вождями кочевых племен, копирующие китайские образцы), также окраинные Бохай (698–926), Наньчжао (653–902), киданьское Ляо (916–1125), чжурчжэньское Цзинь (1115–1234), тангутское Си Ся (1032–1227), Корею, Вьетнам и (некоторое время) Японию.

Основной чертой этих обществ является то, что элитные группы обычно официально не только не структурированы статусно, но и юридически слабо отделены от всего полноправного населения, причем традиционное представление об общественной иерархии не находило прямого отражения в законодательстве.[207 - Теоретическое представление об общественной иерархии, присущее всему времени существования традиционной дальневосточной системы, подразумевало деление населения на 4 группы, расположенные по степени престижа в зависимости исключительно от занятий: 1) ученые, образованные люди (ши), 2) земледельцы (нун), 3) ремесленники (гун), 4) торговцы (шан). Оно не касалось реальной социально-политической иерархии – по степени близости к власти (хотя, разумеется, предполагалось, что управлять должны ученые), игнорировало наличие общественных групп, стоящих вне (выше или ниже) этой схемы – привилегированных и неполноправных, и в целом относилось к «нормальному» (лично свободному) населению. Таким образом, это чисто теоретическое представление не претендовало на отражение политических реалий, но было той идеологической основой, на которой строилось социальное законодательство.] Наиболее очевидная социальная грань в любом дальневосточном обществе проходила между лично свободными и несвободными – «добрым» и «подлым» людом. Такое деление обязательно присутствует в законодательстве любой страны, независимо от особенностей социальной стратификации и конкретного набора социальных групп. Реальное положение позволяет разделить все социальные слои на 1) привилегированные, 2) непривилегированные полноправные, 3) неполноправные.[208 - Более дробное деление для «классического» периода традиционной дальневосточной системы может выглядеть так: 1) привилегированные (чиновники, родственники императора, члены знатных кланов), 2) свободные полноправные (ученые, земледельцы), 3) свободные неполноправные (ремесленники и торговцы), 4) несвободные бесправные (различные категории лично несвободных и рабы). В свою очередь вышеназванные слои могут быть разбиты (и обычно так или иначе выделяются в законодательстве) на более мелкие группы.] Законодательство делит их на более мелкие группы, при этом характерно, что детализируется положение низших слоев, а практически все элитные группы относятся к одной (1-й) сословной группе, даже если всего их около десятка,[209 - Законодательство традиционной дальневосточной системы (Тан) различало 10 сословных групп, объективно делящихся на 2 категории – лично свободных (первые три) и несвободных (остальные): 1) лица, имеющие ранг – чиновничество, включая членов императорского клана и аристократических кланов, 2) простые люди («сто фамилий»), не имеющих рангов, должностей и титулов и связанных с ними привилегий, 3) монахи (буддийские, даосы и др.), 4) тайчан иньшэн жэнь, 5) буцюй и кэнюй, 6) чан чжу, 7) гун и юэ, 8) цзаху, 9) гуаньху, 10) нубэй (рабы) (Кычанов Е. И. Проблемы сословно-классового анализа общества Тан (VII–X вв.) // Социальные организации в Китае. М., 1981. С. 45–47,51).] лишь некоторые группы лиц умственного труда, не связанные с госаппаратом относятся ко 2-й («простому народу»).[210 - Так, в Юань все общинники делились на минь (обычных) и членов специальных статусных групп: ученые, частнопрактикующие врачи, астрологи, солдаты, военные поселенцы, ремесленники, производители соли, шахтеры, почтовые работники и т. д. Принадлежность к ним была настолько существенна, что выходец из этих групп указывал на свое к ним отношение даже в тех случаях, когда его отец и дед были чиновниками. Те же группы продолжали существовать и в Мин, причем некоторые были весьма многочисленными, например, в раннеминский период было зарегистрировано 2,7 млн взрослых мужчин из почти 2 млн дворов, принадлежащих к сословной группе солдат (Но Ping-ti. The Ladder of Success in Imperial China. Aspects of Social Mobility 1368–1911. NY.-L., 1962. P. 55,59).]

В сопредельных странах, имевших собственную социальную (аристократическую) традицию, социальная стратификация до проведения реформ по китайскому образцу отличалась от него, а со временем также приобрела отличные черты. В раннем корейском государстве Силла (I в. до н. э. – X в. н. э.) существовала иерархия привилегированных сословных групп в виде системы кольпхум: население делилось на 4 группы: 1) аристократия – родственники правителей-ванов («две кости» – сонголь и чинголь), 2) привилегированные сословные группы тупхум, 3) простолюдины (яньины), 4) неполноправные (чхонины, в т. ч. рабы-ноби).[211 - Лица, принадлежащие к «двум костям» – все являлись в той или иной степени родственниками ванов и составляли аристократию. Ниже их стояли юктупхум, одупхум и садупхум (шести-, пяти- и четырехглавая степень соответственно). Эти группы могут считаться чем-то вроде европейского дворянства. Из их членов преимущественно формировалось чиновничество (хотя доступ в его ряды в нижней части пирамиды был широко открыт для свободных простолюдинов). Однако к этим трем категориям принадлежали практически все, кто стоял выше крестьян-простолюдинов, поскольку, например, деревенские старосты относились к одупхум и садупхум, так что предполагаемые трех-, двух- и одноглавая степени включали уже простолюдинов, и указания на какие-либо различия между ними и даже вообще на их реальное существование в источниках отсутствуют. Принципиальная разница существовала, во-первых, между «костями» и «тремя пхум», а во-вторых, между последними и всем остальным населением.] В дальнейшем (с периода Корё, X–XIV вв.) никаких сословий не существовало, за исключением разделения на лично свободных полноправных (яньины) и неполноправные (чхонины). Однако затем, в период династии Ли, особенно с XVI в. подавленная аристократическая тенденция вновь пробила себе дорогу и вышла на поверхность, и общество фактически (на уровне не столько права, сколько юридической практики) делилось на ряд сословных групп, приобретших наследственный характер.[212 - Это были янбаны (чиновники), чунъины (незаконные дети янбанов и лица свободных профессий), сори и хянри (потомственные канцеляристы), санмин (торговцы), конмин (ремесленники), янмин (свободные крестьяне), чхонмин (личнозависимые и лица презираемых профессий). При этом вполне бесспорно выделялись только первая и последняя, а остальные часто объединялись в янмин (иногда с выделением либо чунъинов, либо конминов).]

Во Вьетнаме при династии Ли (1010–1225) население разделялось на 5 групп: 1) титулованные землевладельцы (в основном родственники монарха) и гражданские чиновники, а также их дети, поскольку они автоматически получали небольшой исходный ранг, 2) профессиональные военные чиновники и солдаты, 3) буддийские монахи, врачи и артисты, 4) простые дееспособные крестьяне-общинники, 5) старики, немощные, беглые. Причем все, кроме 4-й были освобождены от налогов.[213 - Деопик Д. В. История Вьетнама. Ч. 1. М., 1994. С. 93. Д. В. Деопик подчеркивает, что во Вьетнаме основной фигурой был свободный крестьянин. «Из них выходили чиновники, монахи, военные. При этом их братья оставались в деревне, и сюда же возвращались после отставки чиновники». (Деопик Д. В. История Вьетнама. Ч. 1. М., 1994. С. 5.) Вьетнамский помещик происходил из богатых крестьян той же деревни; чиновниками могли стать его дети, реже и только в позднее время – он сам. К XIX в. основой феодального класса всё более становились помещики, а чиновничество постепенно занимало то место, которое оно занимает в поздних абсолютистских государствах – высокопрестижное сословие платных служащих, лишь часть из которых является помещиками (при этом последние частью были таковыми при рождении, частью стали, накопив богатство на службе (Новая история Вьетнама. М., 1980. С. 187–188)).] При династии Чан (1226–1400) законодательство различало аристократию, чиновничество, простой народ и рабов.[214 - История Вьетнама. М., 1983. С. 127.]

В Японии начиная с середины VII в. население подразделялось, как и в Китае и Корее, на 2 основные категории: рёмин – «добрый народ» (все свободные, высшей стратой которых были аристократия и чиновники) и сэммин – «подлый народ» (лично зависимые),[215 - Грачев М. В. Формирование древнеяпонского чиновничества в VII – начале VIII вв. Рукопись канд. дисс. М., 1998. С. 201.] причем законодательством четко выделялись относящиеся к «доброму люду» (свободным) императорский клан, чиновники, монахи, простонародье, «государевы корпоранты» (томо-бэ) и «разные дворы» (дзакко), на ряд групп делился и «подлый люд».[216 - Воробьев М. В. Межсословные и внутрисословные границы в раннесредневековой Японии // Классы и сословия в докапиталистических обществах Азии. М., 1986. С. 75–77.] Затем, однако, развитие японского общества сошло с пути традиционной дальневосточной системы, и с X в. постепенно формируются сословия европейского типа, прежде всего военно-служилое сословие самурайства, которое вместе с придворной аристократией кугэ (формально считавшейся высшей по отношению к самурайству социальной группой) было высшим сословием страны. К началу XVII в., ко времени сёгуната Токугава сословное деление, введенное в конце XVI в. при Хидэёси (самураи-крестьяне-горожане) осталось тем же, только горожане разделялись на ремесленников и купцов,[217 - Спеваковский А. Б. Самураи – военное сословие Японии. М., 1981. С. 13–14,19.] т. е. схема сословий приняла вид классического китайского представления о делении общества с той разницей, что в Японии оно соответствовало реальному сословному делению. Придворная аристократия, занимавшая формально еще более высокое место в обществе, фактически стояла вне сословий, представляя собой замкнутую группу, лишенную всякой иной роли, кроме «декоративной». Это сословное деление было отменено только в 1872 г., когда всё население, кроме императорского клана кодзоку, стало делиться на 3 формально уравненных в правах сословия: кадзоку (придворная аристократия кугэ и военная знать), сидзоку (служилое военное дворянство букэ) и хэймин (простой народ – крестьяне, горожане и др.).

Отличительной чертой обществ дальневосточной цивилизации было то, что основой элиты, ее интегрирующим началом было чиновничество, которое в широком смысле может пониматься как привилегированный социальный слой, связанный с государственной службой (которая и является источником его привилегированного положения) и охватывающий как примыкающие к собственно чиновничеству социальные группы, так и членов семей. В этом смысле дальневосточное чиновничество по своей функциональной роли в государстве и месту в социальной структуре общества, соотносимо с европейским дворянством.

Стержнем его было регулярное ранговое чиновничество – т. е. находившиеся на действительной службе и занимающие определенные должности полноправные чиновники, имеющие один из общегосударственных рангов (в наиболее распространенном варианте существовало 9 рангов, с разделением каждого на две степени). Все остальные элитные группы были так или иначе производными от него – либо они составляли его высшую часть и занимали особое положение (аристократия), либо стояли ниже (нерангированные субчиновники-канцеляристы, обладатели ученых степеней), но непосредственно примыкали к нему.

Эти группы могут быть разбиты на 3 категории: 1) аристократия (лица, имеющие общегосударственные ранги по праву происхождения и связанных с ним титулов, члены знатных родов), 2) «резервное чиновничество» (отставные чиновники, фиктивные или «почетные» чиновники, неслужащие обладатели ученых степеней), 3) члены семей и родственники чиновников. Эти категории не представляли собой четко отграниченные друг от друга общности, а переплетались между собой. Так, часть аристократии, находясь на действительной службе, представляла собой полноправное ранговое чиновничество (взаимосоотнесенность чиновничества и аристократии будет рассмотрена ниже в особом разделе), а часть ее представителей представляла собой неслужилых обладателей степеней. Положение членов семей чиновников трудно отграничить от членов семей лиц, имеющих ранги по праву происхождения, т. е. аристократии, поскольку их правовая оформленность базировалась на одном и том же основании – наличии общегосударственного ранга у главы семьи. В свою очередь, члены прослойки «резервного» (неслужилого) чиновничества могли быть обязаны своим положением принадлежности к семьям как регулярного чиновничества, так и аристократии, и в значительной степени из них же и происходили, поскольку именно положение родителей давало им либо ранги по праву происхождения, либо давало возможность таковые купить. Хотя в полной мере привилегии связанные с нахождением на государственной службе распространялись только на чиновников действительной службы, а «почетные чиновники», дети чиновников и «почетных чиновников», а равно уволенные со службы относились к сословию простолюдинов, статус их отличался от массы последних.[218 - Что касается отставных чиновников действительной службы, то разница в отношении сословных прав пролегала в Тан между чиновниками 1–5-го и 6–9-го рангов. Последние при увольнении со службы подлежали зачислению в реестры податей и повинностей и лишались прав на «земли вечного владения». Отставные чиновники 1–5-го рангов переходили в байсин только в случае «потери имени» и сохраняли те же права на «земли вечного владения», что и находящиеся на службе. Потомки чиновников 1–5-го рангов, «потерявших имя», уже не могли восстановить статус предков и навечно оставались в сословии байсин, хотя и сохраняли наименование «потомков чиновника 4-го ранга». «Почетные чиновники» (не имевшие должностей, а только почетное звание сань) изначально принадлежали к байсин, но сверх обычных крестьянских наделов имели еще «земли вечного владения», положенные им в соответствии с их званиями. Сюда же относились лица, имевшие звания за заслуги сюнь – «чиновники за заслуги». Звания эти, как и все другие, не передавались по наследству, и дети таких лиц, не имевшие собственных званий, именовались «потомками почетного чиновника» (Тюрин А. Ю. Формирование феодально-зависимого крестьянства в Китае в III–VIII вв. М., 1980. С. 23–25,162).]

Аристократия в традиционной дальневосточной системе обычно представляла собой слой лиц, обладавших рангами в силу своего происхождения, это, как правило, были родственники правящего дома. Такие лица, не неся обязанностей действительной службы, были формально равны полноправному ранговому чиновничеству, т. к. их наследственные титулы соответствовали одному из общегосударственных рангов. Обычно их было относительно немного, но иногда этот слой вырастал до социально значимых размеров.[219 - В Мин к концу династии численность близких и дальних родственников, не занимающих должностей, но имеющих ранги, титулы и звания, превысила 100 тыс. человек (У Хань. Жизнеописание Чжу Юань чжана. М., 1980. С. 230).] Кроме того, к аристократии часто относят членов могущественных кланов, из поколения в поколение поставлявших чиновников. Социальный статус их членов, несмотря на то, что совсем не обязательно все их представители были чиновниками, был достаточно устойчив и высок, чтобы этих лиц можно было отнести к привилегированному слою: хотя сами по себе они никакими привилегиями не пользовались, но в силу многочисленности в составе таких родов чиновников (и довольно высокопоставленных), почти все их члены охватывались правовой «тенью» служилых родственников.

Первые китайские государства, как отмечалось выше, были чисто аристократическими, однако с эпохой централизованных империй аристократическая идея надолго была забыта (тем более что к середине III в. до н. э. большая часть знати была истреблена в войнах). В Цинь (221–207 до н. э.) и Хань (206 г. до н. э. – 220 г. н. э.) ее круг сузился до членов императорского рода и ограниченного круга лиц, обладающих титулами.[220 - В Цинь и Хань существовало до 20 ненаследственных рангов знатности (их можно было и купить): низшие с 1 по 8-й и высшие с 9 по 20-й, освобождавшие от обычных повинностей. Однако это были не более чем эквиваленты чиновных рангов, причем включавшие в себя и тех, кого впоследствии относили к субчиновникам (низшие 1–8-й ранги). В число же знати входили обладатели титулов хоу – родственники императора, высшие чиновники и отличенные за выдающиеся заслуги. Обладатели 19-го и 20-го рангов знатности получали в кормление определенное количество дворов (Крюков М. В., Переломов Л. С, Софронов М. В., Чебоксаров Н. Н. Древние китайцы в эпоху централизованных империй. М., 1983. С. 28–29). Итак, к аристократии в Хань относились 3 социальные группы: 1) родственники императора, 2) члены семей императриц и вдовствующих императриц, 3) заслуженные чиновники (Chu Tung-tsu. Han Social Structure. Seattle-London, 1972. P. 75–79,86).] Что касается «сильных фамилий», то их круг был несколько шире, и далеко не все из них считались принадлежащими к аристократии. В эпоху Хань к «сильным фамилиям» относились: 1) старые роды, потомки знати шести доциньских царств, 2) родственники императора, ставшие ванами и хоу, 3) роды императорских супругов, 4) чиновные семьи, 5) богатые торговые семьи, 6) «исправители неправоты» юся, т. н. странствующие удальцы. Все они имели общее – экономическую силу.[221 - В отличие от обычных семей из 2–3 поколений (5–6 человек) эти семьи часто представляли собой значительное число людей, живущих вместе (хотя и не обязательно под одной крышей). Ими были более или менее монополизированы чиновные посты в местном управлении, в т. ч. и в Поздней Хань (Chu Tung-tsu. Han Social Structure. Seattle-London, 1972. P. 160,207,231).]

В период Южных и Северных династий (420–589), когда право рекомендаций на службу перешло в руки представителей местных кланов, которые, естественно, предпочитали выдвигать родственников, аристократия возродилась именно на этой новой основе.[222 - Практически только дети лиц, получивших высокую «категорию качества» и поступивших на службу, могли рассчитывать сами получить соответствующую оценку. Поскольку же от высоты оценки зависела и высота поста, сложились семьи высокоранговые, второстепенные, меньшие и просто годные для службы (Ebrey Р. В. The Aristocratic Families of Early Imperial China. Cambridge, 1978. P. 17–19).] В III–VI вв. аристократический статус был формально связан с обладанием 2-й из «деревенских категорий», открывающей ее обладателям к высшим должностям. Появились семьи, члены которых постоянно обладали этой категорией. С разделением должностей на «чистые» и «грязные», первые стали привилегией аристократов, занимавших их в юном возрасте и без экзаменов. На Юге верхнюю ступень социальной лестницы заняли т. н. цзяцзу, цзюмэнь (первостатейные или старые кланы), которым противостояли худородные ханьжэнь, суши («холодные» или простые мужи), подразделявшиеся на цзымэнь и хоумэнь (второстепенные и поздние дома).[223 - Крюков M. B., Малявин В. В., Софронов М. В. Китайский этнос на пороге средних веков. М., 1979. С. 54–59.] Там существовали два типа знатных родов – эмигрировавшие с севера и местные. С 490 г. аристократические роды появляются и на Севере. В Северном Вэй титулы знатности китайского образца стали наследственными, и положенные им земельные пожалования с определенным числом слуг, переходя также по наследству, позволили им превратиться в крупных землевладельцев. В Тан (618–907), в отличие от более ранних времен, аристократические роды выступали главным образом как потомственные профессиональные чиновники.[224 - Twitchett D. The Composition of the T'ang Ruling Class // Perspectives on the T'ang. New Haven-London, 1973. P. 55–56.] К этому времени ряд аристократических кланов существовал в течение тысячелетия.[225 - Ebrey P. B. The Aristocratic Families of Early Imperial China. Cambridge, 1978. P. 108,112.] С падением Тан очень многие из них погибли в войнах и мятежах, а новые правители не нуждались в старых аристократах. В период Пяти Династий (907–960) происходит постепенное, но неуклонное падение роли аристократии, хотя в начале периода она занимает еще довольно прочные позиции в верхушке общества.

При централизованных империях последующего периода круг аристократии вновь ограничивается родственниками правящего дома и обладателями ненаследственных титулов знатности.[226 - Такое соединение вполне правомерно: какая-то часть сословия или группы внутри него может быть и ненаследственной, в частности, положение обладателей ненаследственных титулов знатности среди аристократии тождественно, например, положению личных дворян в составе российского дворянства.] В Юань (1271–1368) аристократия состояла из лиц, имеющих 8 титулов знатности.[227 - Аристократия здесь не ограничивалась сыновьями императоров и их потомками: вожди кочевых племен, участвовавших в первых завоеваниях, и в конечном счете почти все высшие и средние гражданские чиновники в конце получали почетный титул знатности (Hucker C. O. A dictionary of official titles in Imperial China. Stanford, 1985. P. 67). Аристократический статус не был всегда наследственным, и за особые заслуги человек мог повышаться в титуле. Коренная племенная аристократия получала большие земельные владения в Китае и собирала любой налог на прилегающих землях, хотя правительство старалось установить стандартную таксу (целая современная провинция Юннань была в наследственном владении одной семьи, а Тибет был сравнительно автономен под контролем двух фаворитских семей.)] В Мин (1368–1644) принцы императорской крови циньваны могли командовать важные воинскими соединениями, однако с начала XV в. они не привлекались к управлению, как чаще всего и другие императорские родственники и родственники императриц; более низкими титулами знатности наделялись также заслуженные военные чиновники.[228 - Большинство чиновников (около 60 %) не имели служащих одновременно с ними родственников (лиц своего клана – т. е. лиц той же фамилии из одного уезда), особенно в центральном аппарате, где не имели родственников 88,4 % (616 человек), имели по одному родственнику 9,7 % (68), по два 1,3 % (9) и по три – 0,6 % (4 человек). Однако выделялись отдельные кланы, представители которых были среди чиновников весьма многочисленны: процент лиц, имеющих от 1 до 8 родственников, плавно убывает, но лиц, имеющих свыше 9 родственников, больше, чем имеющих 3. Например, одновременно служил 71 представитель клана Лин, занимая 128 должностей (Parsons J. В. The Ming Dynasty Bureaucracy: Aspects of Background Forces // Chinese Government in Ming Times. NY.-L., 1969. P. 207).] В Цин (1644–1911) братья и сыновья императора по-маньчжурски именовались бейло и им давался титул принца императорской крови циньван.[229 - Все члены императорской фамилии, а также заслуженные чиновники имели титулы знатности, но им никогда, даже номинально не давалось земельных владений. Наиболее высокопоставленные принцы присоединяли к титулу эпитеты (церемонный ли, величественный су и почтительный гун), употреблявшиеся почти как фамилии. Не имея владений, принцы жили в столице и в отличие от минской практики занимали посты в аппарате (Hucker С. О. A dictionary of official titles in Imperial China. Stanford, 1985. P. 84). Принцу полагалось 1440–540 му и 10–1,3 тыс. таэлей, обладателям более низких титулов – от 360 му и 700–500 таэлей, до 240–60 му и 410–110 таэлей (Hsieh Pao Chao. The Government of China (1644–1911). New York, 1966. P. 48).] Свою аристократию пробовали создать даже Тайпины.[230 - Высшей прослойкой в тайпинском государстве были князья (до 1856 г. 7, в 1860–16), в 1853 г. был введен титул хоу (к 1856 г. его имели 16 человек), а в 1856 г. было учреждено 6 новых титулов между хоу и ваном (каковых к концу насчитывалось около 2700 разных степеней). Официальные указы закрепляли особое положение лиц, отнесенных к высшей аристократии и бюрократии (Королева Н. А. Административная система Тайпинского государства // Социальные организации в Китае. М., 1981. С. 122).]

Аристократия существовала и во всех трех корейских раннесредневековых государствах – Когурё, Пэкче и Силла, хотя состав ее был разным в каждом из них. В Когурё аристократия была представлена слоем так называемых га; высшие чины (по четвертый включительно) охватывались понятием чоый, которое и обозначало аристократию.[231 - Китайские летописи сообщали, что они «воюют сами», а «низшие дворы» кормят их. Собственно, когда речь идет о когурёских чинах, то между их носителями явно просматриваются элементы феодальных отношений: «все тэга сами назначают своих саджа и чоый сонинов, которые напоминают частных вассалов» (Пак М. Н. Описание корейских племен начала нашей эры (по «Саньго чжи») // Проблемы востоковедения. 1961, № 1. С. 119), причем «сильные из больших дуйлу утесняют и грабят бессильных и поставляются сами собой, а не царской властью определяются» (Бичурин Н. Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. Т. 2. М.-Л., 1950. С. 58). В «Тан шу» и «Син Тан шу» говорится: «Те, кто называются чоый, есть выдающиеся люди. [Они] держат в руках государственную политику, через три года сменяются, [но] если хорошо служат, то не сменяются. Вообще, если в день смены не подчиняются, то нападают друг на друга. Ван оберегается, запершись во дворце, и соглашается с тем, кто победил» (Самгук саги (Исторические записи Трех государств). Т. 2. Пхеньян, 1959. С. 293).] Для Когурё с его огромной территорией была свойственна сравнительно слабая централизация власти, и ее аристократия представляла собой сидящих на местах и контролирующих определенные территории многочисленных местных властителей. В более централизованном и гораздо меньшем по размерам Пэкче аристократия образовывала придворный столичный круг, включавший 8 родов. Что же касается Силла, то здесь аристократия была ограничена родственниками правящего рода,[232 - С учетом того, что в Силла престол последовательно занимали представители трех родов – до 184 г. Пак, до 356 г. Сок и затем Ким.] число которых за несколько столетий существования династии возросло до нескольких сот; они охватывались понятием чинголь («истинная кость»).[233 - Верхушка покоренных или добровольно присоединившихся общин и протогосударственных образований лишь в редких случаях могла претендовать на равный с ними статус. Так произошло, в частности, с потомками ванского рода покоренного государства Кая, которым была дарована фамилия правящего в Силла рода Ким, и таким образом они были причислены к последнему.] Важнейшей привилегией аристократов, резко обособлявшей их от других привилегированных сословных групп тупхум, было то, что только они могли занимать должности, соответствующие 5 высшим рангам (из 17), поскольку это означало, что все сколько-нибудь важные посты оставались под контролем аристократии, и она составляла высший слой чиновничества.[234 - Свою карьеру все аристократы, в том числе и сыновья вана, начинали с младших рангов. Ранговая структура не образовывала стройной пирамиды: число лиц, находившихся к каком-то чине, вовсе не обязательно должно было быть меньше числа лиц более низкого или больше числа лиц более высокого чина. По одному из сообщений за 669 г., соотношение было примерно (эти 36 человек только часть лиц высших чинов) таким: 1 в Исключительном, 1 в Особом, 7 в 1-м, 5 во 2-м, 4 в 3-м, 6 в 4-м и 12 в 6-м ранге. (См.: Самгук саги. Т. 1. Пхеньян, 1958. С. 165.) Но во всей шеститысячной массе чиновничества, особенно в VIII–IX вв., они составляли ничтожное меньшинство (доля высших должностей составляла всего 1,6 % – 91 человек). Хотя абсолютное число членов сословия чинголь с годами возрастало, рост чиновничества шел еще быстрее, и доля их в нём падала. (Волков С. В. Чиновничество и аристократия в ранней истории Кореи. М., 1987. С. 178–179). Важной привилегией аристократии было право владеть в условиях господства принципа государственной собственности на землю частными земельными участками. Выражением «внеструктурного» политического влияния аристократии была должность сандэдына, введенная в 531 г. Эта высшая должность в государстве не была, однако, связана с каким-либо учреждением, а стояла особняком: сандэдын был председателем аристократического совета при ване. Вообще в первые века существования Силла аристократия играла определяющую роль, выдвигая на престол того или иного вана, к середине VII в. устанавливается режим автократии, а с конца VIII в. влияние аристократии снова начинает расти. Такое положение аристократии в структуре общества было следствием того, что Силла возникло непосредственно из первобытного состояния, а не являлось наследником какого-нибудь предшествовавшего ему государственного образования. В государствах, создаваемых на развалинах предшественников, искусственно ограничить круг аристократии родственниками правящего дома почти невозможно: последнему трудно игнорировать оставшиеся аристократические роды, связанные с прежней династией (если они только не истребляются полностью). В самой Корее, в частности, аристократия Корё, созданного на развалинах Силла и вновь объединившего полуостров, принципиально отличалась по характеру своего от силлаской, включая, в частности, многие роды, происходившие от ванов Силла.]

В период Корё (918–1392) аристократия не была, как в Силла, юридически обособленной группой. Родственников основателя династии было не так много, чтобы они могли представлять собой заметную социальную группу, да и государство строилось в дальнейшем по образцу Сунского Китая, так что аристократического сословия как такового создано не было. Однако аристократическая прослойка, хотя и неформально, существовала. К ней, помимо членов правящего рода (имевших особые титулы) и членов родов фаворитов – фактических правителей, создавших «параллельные» династии, подобно сёгунским в Японии, можно отнести наиболее знатные роды, насчитывающие 8–9 поколений служилых предков или происходивших от ванов Силла.[235 - При сравнении высшего чиновничества – всего было обследовано 750 лиц, встречающихся в биографических разделах «Корё са», без учета членов правящего рода (Корё са. Т. 8–11. Пхеньян, 1964–1966) по двум характеристикам – наиболее родовитых (имеющих не менее 6 поколений служилых предков) и имеющих наиболее высокопоставленных отцов (имеющих 1–4-й ранги) – обнаруживается, что существенной взаимосвязи между ними не существовало (Волков СВ. Чиновничество и аристократия в ранней истории Кореи. М., 1987. С. 199–200).]

При династии Ли в конце XV в. выделялось 77 знатных кланов (в т. ч. и пришедших в упадок), в конце XVI в. 22 клана вели происхождение с периода Корё. Хотя эти кланы считались знатными, они в условиях копирования меритократической китайской системы не имели никаких официальных служебных преимуществ, и многие представители даже древнейших кланов не поднимались выше рядовых латников, особенно в первые десятилетия новой династии; да и вообще в XIV–XVI в. аристократическая тенденция проявлялась крайне слабо.[236 - Даже первые генеалогии кланов начали составляться не ранее 1565 г. (как исключения, есть сведения о родословных, составленных тремя кланами в 1423,1476 и 1482 гг.), причем традиции составления генеалогий и историй родов не были свойственны Корее с древних времен до этого времени, некоторые даже не помнили 4 поколений своих предков, так что к началу XVII в. едва дюжина кланов располагала составленными генеалогиями. Более того, даже потомки выдающихся лиц в случае провала на экзаменах брались рядовыми солдатами в армию (такая участь постигла, в частности, правнука Ким Джонджика – главной фигуры корейского конфуцианства XV в.) и теряли янбанский статус (Ch'oe Yong-ho. The Civil Examinations and the Social Structure in Early Yi Dynasty Korea: 1392–1660. Seoul, 1987. P. 143–149).] Положение изменилось в XVII–XVIII вв., когда клановая система получила значительное развитие. К концу XVII в. выделилась аристократическая прослойка полёль из десятка наиболее влиятельных родов, связанных брачными узами друг с другом и с династией и игравших определяющую роль в жизни страны.

В Японии в V–VI вв. помимо императорского клана, занимавшего особое положение,[237 - Его составляли: старшие принцы синно (братья, сестры, сыновья и дочери императора), младшие принцы сёво (остальные члены рода по мужской линии), принцы 5-го поколения (праправнуки старших принцев – иногда сохраняющие титул, но не пользующиеся привилегиями принцев). В 706 г. в состав императорского клана были включены потомки в 5-м поколении, с 729 г. – в 6-м, а с конца VIII в. он стал пополняться по императорским указам без учета степени родства. Однако вследствие чрезмерного разрастания этой группы в X в. положения 706 и 729 гг. были отменены и дальние потомки низведены до уровня обычных высших чиновников (Грачев М. В. Формирование древнеяпонского чиновничества в VII – начале VIII вв. Рукопись канд. дисс. М., 1998. С. 215–216).] сложился социальный слой, состоящий из родов, имеющих потомственные родовые титулы – звания-кабанэ, который и конституировался в качестве аристократии.[238 - Титул кабанэ первоначально был титулом «служебного состояния», со временем превратившись в наследственный. Первоначально основную роль играли носители титулов оми и мурадзи (в большинстве возводившие свое происхождение к легендарным царям древности и частью находившиеся в родстве с императорским домом), роды, связанные с профессиональными функциями, имели титулы томо-но мияцуко, провинциальная знать – куни-но мияцуко, атаи, агата-нуси и др. Последние категории представляли собой знать, начавшую формироваться при дворе и вообще на основе службы, причем последняя проявляла тенденцию к усилению, но всё-таки занимала среднее и низшее звено в придворной иерархии. В 684–685 гг. была проведена реформа титулов кабанэ, отражавшая, с одной стороны, стремление императорской власти регулировать положение родов в зависимости от преданности династии, с другой – реакцию аристократических кругов на слишком быстрое возвышение при дворе иммигрантских и вообще менее знатных родов. Вместо около 30 титулов кабанэ было введено 8: махито, асоми, сукунэ, имики, мити-но си, оми, мурадзи, инаки. При этом костяк высшего чиновничества составляли носители титулов асоми и сукунэ, к которым и были причислены наиболее знатные и влиятельные роды. Высшим титулом считался махито (его носители имели наиболее тесную связь с императорским домом), пожалованный первоначально 13 родам, титул асоми получили 52 рода. В VII в. из 4 человек, получивших чин высший сё, 2 имели титул асоми, по 1 – махито и сукунэ, из 42, получивших второй по значимости чин дзики – 5 махито, 23 асоми, 6 сукунэ, 2 имики, 3 мурадзи, по 1 оми, фухито и сугури. В VIII в. из числа лиц, имевших 1-й ранг, 80 % составляли асоми и 20 % сукунэ, 2-й – 19 % махито, 71 асоми и 10 сукунэ, 3-й – 10,72 и 18 соответственно (Грачев М. В. Формирование древнеяпонского чиновничества в VII – начале VIII вв. Рукопись канд. дисс. М., 1998. С. 25,31–34,39,42,80).] В дальнейшем число пожалованных этими титулами родов возросло, однако наряду с ними продолжали бытовать и некоторые старые титулы, а ряд родов в виде исключения не имели титула-кабанэ. В 815 г. был составлен свод всех японских родов «Синсэн сёдзироку» (которые подразделялись по происхождению на три группы: от царей, от божеств и от иммигрантов).[239 - Мещеряков А. Н. Древняя Япония: буддизм и синтоизм. М., 1987. С. 176.] В целом же не только высшее, но и среднее звено государственного управления находилось в руках наиболее знатных родов.[240 - Обращает на себя внимание некоторое сходство правового положения аристократии в Японии и Силла. И там, и там она составляла верхушку чиновничества, «зарезервировав» за собой 5 высших рангов. Однако аристократические традиции в Японии были несравненно мощнее (что в конечном счете вместе с относительной слабостью китайского влияния и определило развитие страны по иному пути). Здесь аристократы получали общегосударственный ранг уже в силу своего происхождения (к тому же не в 25, а в 21 год от роду) и, что самое главное, вне службы, таким образом вся аристократия была приравнена к чиновничеству, причем часть ее составляла его верхушку, а часть образовывала категорию санви. Лица последней категории могли использоваться в качестве телохранителей (императорских – из детей лиц 4–5-го рангов, принцев крови – из детей лиц 6–8-го рангов, сановников – из детей столичных и провинциальных чиновников 9-го ранга). В гвардию также отбиралось по 1 человеку от уезда из детей местной администрации. Поскольку состав ее был именно таков, гвардейцам в период службы разрешалось держать экзамены и делать чиновничью карьеру (Свод законов «Тайхорё». Т. 2. М., 1985. С. 85,2–25). В Государственный университет принимались дети и внуки лиц не ниже 5-го ранга (исключение делалось только для двух иммигрантских родов потомственных писцов), а дети лиц 6–8-го рангов – только по «настоятельной просьбе» родителей; в провинциальные школы принимались дети и младшие братья уездных чиновников. В результате столь мощных привилегий детям чиновников ниже 6-го ранга было практически невозможно подняться по службе выше 4-го ранга (Мещеряков А. Н. Древняя Япония: буддизм и синтоизм. М., 1987. С. 42).] Однако характерной особенностью Японии с самого начала было то, что этот слой был сопоставим не с аристократией, каковой было, скажем, сословие чинголь в Силла, а с европейским дворянством или «сильными фамилиями» Китая III–VIII вв. Его было слишком много. И если верхушку чиновничества, как и в Силла, составляла действительно аристократия – круг самых знатных родов, то всё чиновничество в целом практически и исчерпывалось представителями носителей кабанэ (или им равных зарегистрированных родов), причем человек, попавший в состав чиновничества из простолюдинов, тем самым входил и в эту категорию (что теоретически влекло за собой присвоение кабанэ), т. е. так, как это было с офицерским корпусом в Европе.

В государстве Цзинь аристократия была представлена императорской семьей, которая возглавляла мощный клан Ваньянь, состоявший к 1183 г. из 170 семей и насчитывавший 982 человек, и еще 8 знатнейшими родами.[241 - Воробьев М. В. Чжурчжэни и государство Цзинь. М., 1975. С. 126–129,142,172.] В Бохае аристократию составляли ближайшие родственники вана (занимавшие высшие и наиболее ответственные должности), а также представители 6 наиболее знатных родов,[242 - Источник называет роды Гао, Чжан, Ян, Доу, У и Ли (Е Лун-пи. Цидань го чжи (История государства киданей). М., 1979. С. 335).] которые и составляли верхушку чиновничества.[243 - Среди последнего известны представители 49 различных родов, большинство из которых, судя по фамилиям, мохэские, но встречаются китайские, когурёские и силлаские (Государство Бохай (698–926 гг.) и племена Дальнего Востока России. М., 1994. С. 50).] В тангутском обществе аристократию образовывали родовые старшины. Обособление старшинской родовой верхушки произошло в X в. Китайские историки выделяют небольшую группу родов, от которых в той или иной степени зависели все остальные. После установления связей с Китаем эта иерархия проявилась в значимости различных титулов и должностей, пожалованных китайским двором. С образованием Си Ся эта социальная иерархия была закреплена структурой государственного аппарата. Представители старшинских родов заняли в нём места в соответствии со своей иерархией. О том, что этот слой (или вообще все те, кто стоял выше простонародья) образовывал особое сословие, свидетельствует тот факт, что родственники совершивших воинское преступление младших командиров переводились в сословие «пастухов и земледельцев». Многочисленные родственники императора, имевшие титул ванов, составляли верхушку сословия, ниже стояло чиновничество.[244 - Кычанов Е. И. Очерк истории тангутского государства. М., 1968. С. 101–102,104,107.]

Во Вьетнаме аристократия первоначально сложилась как группа крупных земельных собственников, которая после 880 г. (фактического освобождения от власти Китая) взяла власть в стране, но не в лице одной династии, а борющихся группировок. Основой ее организации были аристократические роды хо, из поколения в поколение собиравшие доходы с определенной группы общин и занявшие свое положение явочным порядком, а не по воле китайской власти (некоторые вышли из богатых крестьян). Среди членов этих родов были жрецы национальной религии – культа предков, часть была (иногда наследственно) чиновниками китайской администрации. Впоследствии крупнейшие из этих родов превратились в политически независимых правителей шыкуанов или их подчиненных разного уровня, имущество которых состояло из дарованных сюзереном частных земель. Во главе своих дружин они вели войны между собой, с монархом вуа и со свободными деревнями. При династии Чан (1226–1400) аристократия возглавлялась сыновьями правителя и принцами крови, которые в зависимости от титула получали кормовые районы, право на создание резиденций и своих вооруженных отрядов из принадлежащей им челяди (при следующей династии Ле содержание частных отрядов было запрещено). Причем по мере разрастания рода Чан и ухода старых сановников эпохи Ли все титулованные служилые верхи стали состоять почти исключительно из его членов, которые пользовались правом наследования титула (с понижением). Среди аристократии, однако, росла прослойка неслужилых. Для представителей династии стали правилом внутриродовые браки. Почти все члены рода жили в деревнях, выезжая в столицу лишь для аудиенций и исполнения высших должностей. Из своих резиденций в провинции они шли на войну во главе своих дружин.[245 - Деопик Д. В. История Вьетнама. М., 1994. С. 61–62,146–147; История Вьетнама. М., 1983. С. 128,182.] При последующих династиях аристократия формировалась такими же путями – как потомки императоров и члены правящего рода, хотя членство в этом кругу было ограничено определенным числом поколений. Кроме того, в XVI–XVIII вв. в состав аристократии входили родственники узурпаторской династии Маков, а также правителей-тюа из рода Чиней и Нгуенов.

Таким образом, место аристократии в традиционной дальневосточной системе (в ее зрелой форме) характеризуется тем, что там она, как правило, состоит как из родственников правящей династии, так и из ограниченного круга лиц – обладателей ненаследственных титулов знатности, на практике – с тенденцией образования «знатных родов», не принадлежащих к правящему дому (которые, впрочем, юридически неотличимы от других: члены императорской фамилии и их родственники имели некоторые привилегии – смягчение наказаний, но аристократические кланы формально никакими привилегиями не обладали) и в целом реально составляет верхушку чиновничества (доступ в эту верхушку тем не менее открыт лицам любого происхождения). Однако как раз близкие родственники правителей в составе высшего чиновничества не преобладали, а часто даже намеренно отстранялись от реальной государственной службы. Но на ранних этапах государственной истории сопредельных с Китаем стран, а также в некоторые периоды истории самого Китая аристократия была юридически выделена в особую сословную группу с монополией на занятие высших должностей и обладания высшими рангами, т. е. занимала в системе общества и власти такое же положение, как в государственно-патриархальных странах Юго-Восточной Азии и сравнимое с ролью и положением ее в европейских странах, где она лидировала в деле государственного управления и до создания регулярного аппарата и армии, а затем длительное время составляла весьма заметную часть руководства последними. Но и в целом по положению аристократии в системе общества и власти бюрократические дальневосточные деспотии скорее могут сравниваться с аристократическими монархиями Европы, чем с деспотиями «демократическими» (того, например, типа, что известен в некоторых мусульманских странах), где существовании аристократии в принципе невозможно.

Социальные группы, лишь условно входящие в состав чиновничества или примыкающие к нему снизу, в Китае известны под общим названием слоя неслужилых шэньши. Этот слой (в западных работах именуемый по аналогии с европейским дворянством «джентри») – обладателей низших купленных рангов, почетных званий, а позже – ученых степеней появляется в Китае на рубеже нашей эры и в дальнейшем становится постоянным компонентом социальной структуры дальневосточных обществ.[246 - Рассматривая цинский период, в понятие «джентри» включают как всех чиновников (в том числе отставных и тех, кто купил свои ранги), так и обладателей ученых степеней и академических званий, никогда не состоявших на службе и занимавшихся частной практикой. Весь этот круг лиц в культурно-психологическом отношении образует некоторое единство, и у европейца возникает ассоциация со знакомым ему дворянским сословием, часть которого служит, а часть просто живет в своих имениях или находит себе применение в сфере «свободных профессий». И в том аспекте, в котором этот слой здесь рассматривается, такая ассоциация вполне оправданна (любопытно, что в Англии в конце XVI – начале XVII в. в состав дворянства-«nobilitas» включались, например, титулованные лица, епископы, рыцари, эсквайры, джентльмены, священники и т. н. «literatos» – «все образованные, имеющие какую-либо ученую степень» (Европейское дворянство XVI–XVII вв.: границы сословия. М., 1997. С. 12–13).] Состав всего слоя лиц, известных как шэньши, иногда делят на две группы, из которых к первой относятся чиновники (действительной службы, отставные и смещенные, в т. ч. те, кто купил свой статус), а ко второй – неслужащие обладатели степеней и званий, в т. ч.: 1) цзиньши, 2) цзюйжэни, 3) гуншэны, 4) цзяньшэны и 5) шэнъюани (известные также как сюцаи).[247 - Chu Tung-tsu. Local Government in China under the Ch'ines // 'Harvard East Asian Studies'. Cambridge. Mass., 1962, № 9. P. 171.] Однако в социальном плане едва ли не более существенная граница пролегала между с одной стороны – чиновниками и обладателями высших степеней, дававшими право стать чиновником, и с другой – обладателями низших степеней (шэнъюани и с 1700 г. цзяньшэны), которые в принципе не могли ими стать. Это касается не только обладателей степеней, но и всех других категорий лиц, примыкающих в социально-культурном и психологическом плане к чиновничеству, но не могущих рассчитывать на нормальную служебную карьеру полноправного рангового чиновника, каковые существовали и в других стран региона.

В Корее слой неслужилых обладателей степеней стал формироваться с XV в., когда была введена система раздельных экзаменов на ученую степень и на должность. Лауреатов первых каждые 3 года было 200, а потом и 260, тогда как вторых – 33. Обладатели ученых степеней сэнвон и чинса могли затем сдавать экзамены на должность, поступать в Государственный Университет или поступать на службу по рекомендации или праву «тени», однако более половины их, и чем дальше, тем большая часть, возвращались на родину и становились членами местной элиты. Этот процесс и предопределил превращение с конца XVII в. янбанов из сословия служащих чиновников в сословие, подобное шэньши в Китае, а, учитывая гораздо более сильную сословно-аристократическую традицию, не вполне подавленную в период Корё, – в сословие, более схожее с европейским дворянством. На местах они образовывали социальную группу с наивысшим престижем (поскольку те, кто стояли выше них по положению – лауреаты гражданских экзаменов на должность и вообще чиновники – оказывались исторгнуты из местного общества, поскольку им запрещалось служить на родине) и объединялись в неформальные организации самасо и тоннёнхо (объединяли лиц, получивших степени на экзаменах определенного года).[248 - Центрами, вокруг которых объединялась в провинции местная элита, были совоны – храмы, посвященные памяти выдающихся конфуцианских деятелей, при которых имелись также школы, служившие чем-то вроде клубов и имевшие небольшую земельную собственность и ноби. Некоторым из них ваны жаловали собственноручно написанную вывеску, и такие имели право на 20 человек сотрудников и прислуги (обычные – 15). К 1721 г. насчитывалось 235 совонов, до 1800 г. было создано еще 195, но во второй половине XVIII в. много их было и закрыто (Ланьков А. Н. Политическая борьба в Корее XVI–XVIII вв. СПб., 1995. С. 31).]

В Японии существовала категория санви – лиц, имеющих ранги, но не занимавших должностей (т. е. обладатели сань), а также приравненная к ней категория кунви – обладателей государственных наград. Из них во время войны набирались начальники отрядов и их помощники, но негодные к службе могли использоваться в качестве сибу – канцеляристов. Кроме того, существовал слой сёдзин – неранговых потомков знати, облагаемых налогом и несших воинскую повинность, но освобожденных от трудовой (из них в случае войны набирался младший комсостав).[249 - Свод законов «Тайхорё». Т. 2. М., 1985. С. 165.] Дети старших принцев (братьев и сыновей императора) получали ранг 4б2, дети младших принцев (другие члены императорского рода) и праправнуки старшего принца – 5в2, старшие дети последних – 4а1, младшие – 4а2. Детям и внукам чиновников 1–5 рангов (аристократии) ранги присваивались автоматически, вне зависимости от службы (к рангам были приравнены и награды,[250 - Обладатели 12 разрядов государственных наград получали права лиц, получивших ранги (последние также могли получать эти награды), в следующей пропорции:] но для потомков лиц 4-го ранга – с понижением на одну, а 5-го – на две ступени[251 - Свод законов «Тайхорё». Т. 1. М., 1985. С. 132–134.]).

Во Вьетнаме обладатели титулов знатности передавали старшему сыну титул с разницей в 10 ступеней, прочим детям 11, старшему внуку – 12 ступеней, чиновники 1-го ранга – только старшему сыну: военные с разницей в 10, гражданские – 11 ступеней. Родителям обладателей титулов, придворных женщин и военных чиновников 1–4 рангов присваивались посмертные титулы на одну ступень ниже детей, гражданских – на две. Обладатели титулов куокконг, куанконг, хау, ба, императрица и 3 второстепенные жены императора имели право титулования деда и бабки, а вдовствующая императрица – также прапрадедов и прабабок. Обладатели титулов знатности кроме ба передавали потомкам также титулы знатности, а чиновники – военные и гражданские должности.[252 - Антощенко В. И. Система должностей и титулов во Вьетнаме XV–XVIII вв. и отражение в ней структуры господствующего класса // Вестник Моск. ун-та. Сер. XIII: «Востоковедение». 1990, № 1. С. 40–41.]

Члены семей и родственники чиновников принадлежали к чиновничьему сословию в силу тех прав и привилегий, которые имело полноправное чиновничество в отношении этих лиц. На членов семей и ближайших родственников распространялась правовая защищенность, т. е. в отношении их действовали те правовые нормы, которые и отделяли чиновничество от основной массы населения, оформляя его как особое сословие. Жены же чиновников во всех странах региона имели специальные звания в соответствии с рангами мужей.[253 - В частности, во Вьетнаме женская титулатура состояла из 22 ступеней и распространялась на жен обладателей титулов знатности и чиновников 1–4-го рангов, причем титулы жен обладателей титулов знатности по рангу полностью соответствовали титулам мужей, жены военных чиновников имели титулы с разницей в 5 ступеней против рангов их мужей (т. е. жены чиновников рангов 1а-4б имели ранги Зб-7а), а гражданских – в 7,9 и 10 ступеней (т. е. жены чиновников рангов 1а-2а, 2б-3б, 4а-4б имели ранги 4б-5б, 7а-8а и 9а-9б соответственно). Прижизненные женские звания 1–3-го рангов были привилегией придворных женщин (Антощенко В. И. Система должностей и титулов во Вьетнаме XV–XVIII вв. и отражение в ней структуры господствующего класса // Вестник Моск. ун-та. Сер. XIII: «Востоковедение». 1990, № 1. С. 40–41).]

В государствах дальневосточной цивилизации слой чиновничества (в широком понимании) и по функциям, и по положению в социальной структуре, и по доле в обществе – это единственный слой, эквивалентный высшему сословию в Европе (за исключением одного различия, но зато фундаментального, выражающего самую суть разницы между европейской и дальневосточной цивилизациями – официальной правовой наследственности привилегированного и равного для всего слоя статуса). Но если относительно собственно Китая можно говорить только о сравнениях такого рода, то в сопредельных странах, развивавшихся изначально на аристократической основе и лишь заимствовавших принципы китайского социально-государственного устройства – и в Японии, и в Корее, и во Вьетнаме, раньше или позже, но проявилась тенденция к формированию на основе служилого слоя сословия, практически полностью тождественного европейскому дворянству. В одном случае (Япония) такое сословие оформилось официально, в другом (Корея) существовало как бы «незаконно» – вне кодифицирования, но на основе повседневной юридической практики, в третьем (Вьетнам) охватывало только часть служилого слоя, но, так или иначе, эта тенденция пробивала себе дорогу.

Корейское янбанство периода Чосон также вполне может быть соотнесено с европейским дворянством. Оставаясь теоретически сословием служащих чиновников, оно с конца XVII в. всё больше превращалось в сословие лиц, имеющих право служить, поскольку количество должностей в государственном аппарате, оставаясь с XV в. постоянным, стало приходить во всё более резкое противоречие с быстрым ростом янбанской прослойки. Только если более трех поколений одной семьи не служили, она теряла янбанский статус и переходила в сословие потомственных канцеляристов (сори).[254 - Ряд привилегий янбан не был связан с государственной службой: неподсудность обычному суду (их дела рассматривались специальным органом Ыйгымбу), смягчение условий тюремного заключения, неподверженность женщин пыткам, заковыванию в колодки и некоторым видам телесных наказаний, предоставление возможности осужденному покончить самоубийством, особые одежда и головной убор, запрещение сидеть и курить в их присутствии, право давать в суде показания стоя (а не на коленях), обязанность простолюдинов спешиваться и кланяться при встрече с ними. Ограничивались в правах поступления на государственную службу дети от наложниц, потомки политических преступников, дети и внуки вышедших замуж вдов. Янбанское сословие пополнялось также из числа янминов путем усыновления за плату богатых крестьян (этой возможности были лишены торговцы и ремесленники, поскольку для янбан эти занятия считались недопустимыми). Ниже янбанов стояло сословие чунъинов, возникшее в XV–XVI вв. как прослойка детей янбан от наложниц, которые считались простолюдинами, однако на практике, обладая образованием, воспитанием и средствами, с ними не сливались, однако в дальнейшем всё больше становилось самовоспроизводящимся, поскольку дети чунъинов наследовали статус родителей. Кроме того, в это сословие могли переходить получившие специальное образование сори и янъины; с другой стороны, наиболее неудачливая часть чунъинов переходила в янъины. Это сословие примыкало к янбанам, поскольку также пополняло ряды чиновничества, однако для его представителей существовали ограничения по служебному продвижению (с различиями в зависимости от статуса матери – происходила ли она из янъинов или чхонинов), и даже в случае занятия регулярных должностей они не получали служебных наделов. На практике чунъины занимали должности, требующие не конфуцианской, а специальной подготовки (в Корее традиционно насчитывалось 10 таких дисциплин: 4 языка – китайский, маньчжурский, монгольский и японский, медицина, гадание, живопись, математика, право, даосизм). Этот маргинальный слой дал огромное количество участников разного рода антиправительственных выступлений и идеологов движения «сирхак» (за реальные знания) и постоянно поднимал вопрос о равноправии с янбанами (что поддерживалось частью последних). В 1696 г. внукам свободных наложниц и правнукам несвободных было разрешено сдавать гражданские экзамены, а в конце XVIII – начале XIX в. были сделаны дальнейшие уступки (Ланьков А. Н. Политическая борьба в Корее XVI–XVIII вв. СПб., 1995. С. 41,45–46,48). Третье служилое сословие, сформировавшееся в XV в. – сори также не было отстранено от возможности поступления в состав чиновничества, однако потолок их служебной карьеры также был ограничен в провинции 5-м старшим, в столице – 7-м старшим рангами.] Во Вьетнаме в начале XIX в. целенаправленно формируется сословие наследственной знати из так называемых «бангкокцев» – семей, находившихся в конце XVIII в. вместе с основателем династии Нгуенов в эмиграции в Сиаме. В 1817 г. для них в соответствии с заслугами было введено 7 титулов (приравненных к рангам от 2б до 8б), передававшихся по наследству (старшим сыновьям и старшим внукам) с понижением в каждом поколении, причем в 6-м поколении все потомки обладателей первых пяти титулов сравнивались и сообщали своим потомкам одинаковый титул анкиуи (6б ранга) без понижения.[255 - Таким образом, они пользовались даже большими привилегиями, чем потомки братьев императора, через 5 неслужилых поколений превращавшихся в простолюдинов. К 1819 г. эта группа включала 30 семей (предполагалось включение всего около 300). Однако следующий император, действуя в духе традиционных установок на препятствование образованию наследственных привилегированных слоев, пресек развитие этого сословия (Рябинин А. Л. Рождение империи Нгуенов. М., 1988. С. 411–412,414–416).]

В Японии разрыв с принципами традиционной дальневосточной системы был наиболее ранним, резким и последовательным. Междоусобные войны X–XII вв. способствовали становлению самурайства. С утратой императором реальной власти и установлением в 1192 г. первого сёгуната Минамото самураями стало считаться все военные, включая и самого сёгуна. Верхушку их составляли владетельные князья даймё, а собственно самураи делились на две группы, первая из которых – гокэнин, непосредственных вассалов сёгуна, составляла стержень сословия, а вторая – хигокэнин включала мелких дружинников, прямо или непосредственно подчинявшихся императорскому двору или храмам. В дальнейшем среди самурайства различались следующие группы: 1. Даймё (князья) трех классов (госанкэ, фудай и тодзама) в зависимости от отношения к дому Токугава.[256 - К госанкэ принадлежали всего 3 рода: Кии, Мито и Овари, фудай насчитывалось 150 родов, они располагали доходом 1 млн – 100 тыс. коку риса в год, и на каждые 100 тыс. коку были обязаны содержать 2,5–3 тыс. самураев, т. е. до 25–30 тыс. каждый.] 2. Хатамото («знаменосцы») – непосредственные вассалы сёгуна.[257 - Их было около 5 тыс., они имели право личной аудиенции у сёгуна, входить в помещение с главного входа, не падать ниц перед госанкэ и ездить верхом в Эдо. Они получали паек менее 10 тыс. коку в год (незначительная часть – и земли-та) и в случае войны поставляли 5 человек с каждой тысячи коку риса годового дохода, в мирное – входили в состав администрации сёгуна.] 3. Гокэнин – мелкие вассалы сёгуна.[258 - Их было 15 тыс., они получали паек 100 коку. Хатамото и гокэнин делились на 2 класса: фудай (роды ближайших сподвижников Токугавы Иэясу) и гохо.] 4. Байсин – вассалы вассалов – самураи, находившиеся в подчинении высших самураев.[259 - Они получали около 30 коку.] 5. Асигару (кэнин) – низшие самураи – рядовые воины. 6. Ронин (роси) – самураи, утратившие место в иерархии и клане и переходившие от сюзерена к сюзерену или объединявшиеся в банды грабителей. Подобная структура высшего служилого сословия практически ничем не отличается от европейской. При уравнении в 1872 г. сословий за самураями была закреплена монополия на офицерские должности в армии – всего около 40 тыс. человек, а многие из них пополнили полицию (составив там абсолютное большинство).[260 - Спеваковский А. Б. Самураи – военное сословие Японии. М., 1981. С. 19–20,129–130.] То есть самурайство повторило путь, чуть ранее пройденный европейским дворянством, которое при создании регулярной армии естественным образом составило и часть рядового, и, конечно, командный состав ее.

Наконец, и в самом Китае был период (IV–VIII вв.) когда служилое сословие было отделено от населения вполне по-европейски. В это время не только высшие должности были монополизированы несколькими виднейшими кланами, составлявшими аристократию, но все служилые роды (именно роды, т. е. все члены родов, из которых выходили чиновники, а не только сами чиновники и их ближайшие родственники) были в правовом отношении отграничены от массы населения. Проводилось жесткое и формальное отличие родов шидафу (служилых) от шумин (простолюдинов) – они отдельно вносились в подворные реестры, освобождались от налогов, трудовой повинности, военной службы, земельной платы и торговых сборов, не подвергались телесным наказаниям (а только денежным штрафам, понижением в ранге и должности или задержкам в карьере). Более того, браки их с общинниками были запрещены, и даже внутри них существовала иерархия групп, некоторые из которых практиковали эндогамию. Уже начиная с Вэй (Троецарствие) люди отбывали на службу на основании статуса их семей, а со времен Северного Вэй (386–534) эта система стала повсеместно внедряться в Китае; так стали выделяться «8 кланов», «10 фамилий», «36 родов», «92 фамилии» и т. д. При этом, что характерно, в основу статуса родов была заложена всё-таки не древность происхождения или родственная близость к правителям, а всё-таки «бюрократический» элемент – служебные достижения членов рода, которые (в чём можно усмотреть сходства с системой местничества в России XVII в.) служили основанием для выдвижения потомков.[261 - Двумя высшими категориями родов были каолян (чьи предки занимали в трех поколениях должности «Трех князей») и хуаю (имевшие предков шаншулинов или пуе), затем шли роды 1-го ранга (цзясин) – имевшие в роду глав департаментов палаты Шаншу и выше, 2-го ранга (исин) – глав 9 управ или начальников областей, 3-го и 4-го рангов (более низкие должности, не ниже ланчунов и ланов). Позже эта система пришла в беспорядок ввиду невозможности точно определить ранг семей. В танское время на основании служебных достижений предков служилые кланы (помимо выделившихся во второй половине VII в. «7 великих фамилий» высшего разряда – см. главу 4) образовали 5 степеней рангов, охватывающих все несколько сот семей, которые были названы шицзу (образованные служилые роды). Все прочие семьи стали считаться общинниками (шусин) (Twitchett D. The Composition of the T'ang Ruling Class // Perspectives on the T'ang. New Haven-London, 1973. P. 49,55–56,77–79,81). Он подчеркивает, что для определения социального происхождения человека в Тан существуют только два критерия: 1) доказанное членство в малой группе сверхэлитных кланов, 2) путь поступления на службу по экзамену или «тени». Но «тень» не была привилегией знатного слоя в целом, а основывалась на ранге отца независимо от его кланового происхождения. Кроме того, только немногие из членов родовитых кланов были чиновниками, а многие представители самых аристократических кланов жили в бедности и работали своими руками.] Причем в отличие от Европы, где единых реестров дворянских родов, как правило, никогда не существовало, в Китае таковые составлялись неоднократно. Таким образом, принцип иерархии по родовитости получил государственную санкцию. Знатность человека удостоверялась указанием на его родные места (цзюньван). В начале Восточной Цзинь (317–420) был составлен первый свод знатных родов из 10 разделов. В последующем реестры таких родов исправлялись, дополнялись и приняли вид многотомных уложений.[262 - В 634,638,659,681,749 и других годах составлялись перечни аристократических родов (до середины VIII в. их было составлено более 10). В списке 634 г. фигурировало 398 кланов, в 638 г. императору был поднесен труд в 100 частях, где было поименовано 1651 родов, принадлежащих к 293 кланам, которые были разбиты на 9 степеней социальной значимости. После утверждения императором он был обнародован и распространен в империи. В 659 г. император решил заменить его новым из 200 частей, включавшим 2287 родов 245 кланов. Этот труд подчеркивал личные и служебные достижения более, чем происхождение (т. к. в 600–705 гг. были введены экзамены) и ранжировал все семьи строго в соответствии с официальным рангом или титулом знатности, достигнутыми главами семей при нынешней династии и ограничивал итоговый семейный статус исключительно прямыми потомками получившего эту должность и отрицая равный статус для побочных и дальних родственников. В 713 г. Лю Чжун преподнес трону свой труд из 200 частей, который в следующем году был обнародован. Разумеется, официальные назначения не зависели больше от положения семьи, как в предсуйский период, и книги 659 и 713 гг. были направлены на приведение положения семей в соответствии с реальными достижениями их членов. 739 г. датирован лист из 398 фамилий, сопровождающийся указанием, что представителям родов, не поименованным в нём, запрещается брак с представителями названных в списке родов. Имеется также манускрипт из Дуньхуана, написанный не ранее середины 790-х гг., где вместо 398 фамилий перечислены не менее 791, многие из которых совершенно неизвестны и с трудом ассоциируются с кланами с устоявшейся репутацией. В IX в. практика составления генеалогических реестров и институт цзюньван исчезли (Twitchett D. The Composition of the T'ang Ruling Class // Perspectives on the T'ang. New Haven-London, 1973. P. 63–65,68,73–74; см. также: Eberhard W. Conqueres and Rulers. Social forces in medieval China. Leiden, 1965. P. 38)] Характерные для этого периода безусловный примат идеи родовитости и обостренное чувство сословной принадлежности к шидафу пронизывали всю жизнь верхов период Южных и Северных династий вплоть до последних мелочей.[263 - Как писал историк Шэнь Юэ (441–513): «Если при Чжоу и Хань люди делились на «мудрых» и «неученых», то в Вэй и Цзинь – на «знатных» и "безродных"» (Крюков М. В., Малявин В. В., Софронов М. В. Китайский этнос на пороге средних веков. М., 1979. С. 54–55). Ма Дуаньлин (XIII в.) писал: «Отпрыски знатных фамилий были в большом почете, а людей низкого происхождения презирали. Поэтому в отличие от позднейших времен никто не хвастался тем, что он быстро поднялся из низов, и никто не стыдился говорить, что он сделал карьеру благодаря знатности своей семьи». Шэнь Ко, ученый XI в., уподоблял организацию раннетанского общества кастовому строю Индии и утверждал, что такой строй был насажден в Китае завоевателями-кочевниками и свойствен всем варварским народам, но не китайцам (Малявин В. В. Аристократия раннесредневекового Китая и ее историческое значение // Социальные организации в Китае. М., 1981. С. 21).]

Общества Юго-Восточной Азии

В традиционных обществах Юго-Восточной Азии государственно-патриархального типа основным делением было деление на свободных и несвободных, а среди свободных – между господствующим слоем и народом (в Сиаме, в частности, именуемых най и прай, и отделенных от рабов системой социальных рангов сактина). При этом среди них различаются две группы стран, в первой из которых градация рядового населения не подвержена вмешательству государства (Паган, Ангкор, королевство Камбоджа и Ява), а во второй (Сиам, Бирма времен Таунгу и Конбаунов) – подвержена ему.[264 - Тюрин В. А. Типы социально-политической структуры средневековых обществ Юго-Восточной Азии // Типы общественных отношений на Востоке в средние века. М., 1982. С. 214–216,218).]

В средневековых обществах Юго-Восточной Азии (в т. ч. и во Вьетнаме) выделяют 6 основных социальных групп: аристократия («титулованная знать и родственники монарха»), чиновничество («служилые феодальные землевладельцы с рангами, титулами»), низшее (неранговое) чиновничество и солдаты привилегированных войск, общинная верхушка, основная масса лично свободных общинников, лично несвободное население деревни.[265 - Деопик Д. В. Вертикальная социальная мобильность низших групп феодальных землевладельцев и общинной верхушки в Юго-Восточной Азии // Классы и сословия в докапиталистических обществах Азии. М., 1986. С. 181.] В Сиаме с середины XV в. помимо аристократии (родственники монарха до 5-го поколения) выделяются 4 сословия: чиновничество, духовенство, свободные простолюдины, рабы (духовенство не платило налогов и пополнялось из всех слоев населения, но его члены в любой момент могли вернуться в первоначальное состояние). В Ангкоре и постангкорской Камбодже чиновники не выделялись в особое сословие.