Оттенки моего безумия

Дверь открывается, и на пороге появляется Дез. Его взгляд тут же опускается на руки Блейна, а потом он смотрит мне в глаза.

Я незамедлительно спрашиваю:

– Как я поранилась?

– Мы с тобой нечаянно врезались в стол Блейна, – начинает объяснять Дез. – Крови не было. Видимо, во сне ты растерла поясницу. – Теперь он смотрит на кровавую салфетку, которой Блейн протирал мой бок.

– Если еще раз я увижу кого-то в своей кровати, пеняй на себя, Дез. Ты знаешь, что я ненавижу делить с кем-то свою постель, – говорит Дезу Блейн.

– Прости, была безвыходная ситуация и…

– Мне плевать, Дез, веришь? – Я смотрю на Блейна, а тот яростно взирает на лучшего друга. – Ты мог положить ее у себя!

– У меня…

– Да мне пофиг, что у тебя!

– Прости. Я просто был пьян и ни о чем не думал. – Дез выглядит виноватым, причем искренне.

Мой бок приведен в порядок, теперь я полностью свободна. Больше всего на свете я хочу вернуться домой. Разговор между Дезом и Блейном смутил меня. Я не желаю никому мешать. С этого момента я больше никогда в жизни не пойду на вечеринку. У веселья всегда «невкусные» последствия.

Поблагодарив Блейна за помощь, я выхожу из ванной комнаты и, надевая футболку, понимаю, что все это время простояла перед парнями в бюстгальтере. Мои щеки пылают от стыда, хочется провалиться сквозь землю.

Дез что-то говорит, но я не рискую оборачиваться. Вместо этого я несусь из этого дома прочь. Бегу по лестнице, снося все на пути. Кажется, я даже сбила с ног пару девушек.

Оказавшись на улице, я вспоминаю, что приехала с Дезом, а не на своей машине, и поэтому поворачиваю к остановке. Автобус, к счастью, подъезжает в ту же минуту.

Прошмыгнув в салон, я раскапываю мелочь в кармане, отдаю за проезд и прохожу вглубь. Встав у окна, я смотрю на дом братства и вижу у дороги Деза, прожигающего меня злобным взглядом. Почему он так смотрит на меня? Разве я сделала что-то плохое? Нет.

Никогда не думала, что буду настолько рада оказаться в своей спальне. Здесь моё убежище, мой спасительный бункер. Уверена, любой человек чувствует себя защищённым в своей комнате.

Лицо все ещё пылает. В пояснице печет, но уже не так сильно. Адской боли, такой, как в ванной Блейна, я уже не чувствую. Ланы нет, и узнавать, где она пропадает, я не собираюсь. Во время вечеринки мы не встречались, хотя я уверена, что она там была. Не могла не быть.

Скинув футболку, я сажусь на кровать и ощупываю бинт. Тело все ещё помнит, что оно ощущало, находясь рядом с телом Блейна. Я закусила губу. Нельзя поддаваться искушению. Только этого сейчас не хватало. Покачав головой, я поднимаюсь на ноги и собираюсь взять чистую одежду из шкафа, потому что та, в которой я была на вечеринке, пропиталась запахом пива, как вдруг слышу стук. Надеваю первую попавшуюся майку и иду к двери.

Сначала мне кажется, там стоит Дез, его злобный взгляд никак не выходит из головы. Может, как только я отъехала, он прыгнул в свой автомобиль и понесся за мной сквозь маленькие улочки Студенческой улицы? Ещё раз убеждаю себя, что больше никогда не ступлю на земли Греческого ряда.

Стук становится все настойчивее.

Когда я распахиваю дверь, за ней оказывается вовсе не Дез, а мои друзья… и они чем-то недовольны. Мне становится страшно.

Как только я их впускаю, то сразу слышу:

– Зачем ты нам солгала? – Рамоне не надо пояснять, о чем именно я соврала, и без того понятно. Они узнали, что я была на чертовой тусовке.

– Ты сказала, что останешься у мамы до воскресенья. Мы хотели сделать сюрприз, приехать и скрасить твои выходные. Твоя мать сказала, что ты не появлялась с прошлых выходных, а когда я позвонил, трубку взял Дез, – добавляет Зак.

Мне становится стыдно вдвойне. Я ужасный друг.

– Простите, – всего лишь говорю я, – для меня нет оправданий.

– Почему ты не сказала правду? Почему вновь возобновила дружбу с Дезом? Ты же знаешь, что он мерзавец и что он может испортить тебя до неузнаваемости! – В голосе Рамоны сквозит отчаяние, я сильно ее обидела.

– Простите, – снова повторяю, как попугай, который больше не знает никаких слов.

Слышится вздох Зака.

Поворачиваться я не решаюсь, боюсь увидеть лица друзей, полные осуждения. Но если подумать, им разве никогда не хотелось сделать что-нибудь этакое? Не хотелось забыть о том, какие последствия могут вызвать подобные вечеринки? Разве им не хочется отдаться безудержному веселью хотя бы один раз в жизни? Хоть они и ходят иногда на тусовки, но это не то… это ни капельки не похоже на то, что пережила я.

– Я просто хотела попробовать, – шепчу я, потирая рукой локоть.

– И как, понравилось? – недовольным голосом интересуется Рамона.

Да.

– Нет. Эти вечеринки… не моё.

Хочется разрыдаться от этой лжи. Мне очень понравилось, я смогла вздохнуть полной грудью, почувствовала себя простым беззаботным студентом, у которого родители не сходят с ума и помнят, что ты давно закончила школу.

– Ты опять лжешь, – говорит Рамона. Я непонимающе смотрю на неё. – В твоих глазах сверкали искорки, когда ты утверждала, что эти вечеринки не для тебя. Я знаю тебя достаточно, чтобы определить, говоришь ты правду или нет.

У меня нет оправдания, я не могу ничем доказать, что мне действительно не понравилось… У меня есть рана! Я же могу воспользоваться ею! Уверена, после того как они её увидят, то забудут про все остальное.

– Если вы думаете, что я смогу повторить нечто подобное после этого, – я поднимаю край майки, обнажая обмотанный вокруг талии бинт, – то вы ошибаетесь.

Друзья охают. Ещё бы! В их глазах я вижу беспокойство, вытеснившее обиду. Кажется, ещё чуть-чуть, и я сгорю от стыда. Я не помню, чтобы когда-либо так сильно краснела. Мне очень неудобно перед друзьями, перед моей маленькой семьёй. Но я точно знаю, скажи я правду, они бы меня не поняли. Это единственное, что они никогда не смогут принять.

Рамона и Зак по очереди задают вопросы. «Откуда у тебя эта рана, Хейли? Ты с кем-то подралась на вечеринке, Хейли? Сильно болит, Хейли?» И ещё множество подобного. Я отвечаю вяло, но придаю голосу драматизма. Мне необходимо, чтобы они больше не вспоминали о моем проступке. Мне необходимо избавиться от угнетающего чувства вины.

Когда я рассказываю все, что было на вечеринке, плюс придумываю историю, как поранилась, мы плавно переходим к обсуждению выходных. Ребята больше не могут ждать, им ужасно хочется что-нибудь разукрасить.

Я решаю не говорить, что лучше бы ещё немного подождать. Это бесполезно. Они привыкли рисовать каждую неделю, им это необходимо, да и мне, если честно, тоже. В рисунок я вкладываю свои чувства. Для меня творчество – это возможность спустить пар. Когда парням плохо, они бегут к боксёрской груше, как к спасению. Я же берусь за баллончики с краской. В них моё спасение.

– Мы просто обязаны сделать это сегодня, – говорит Зак, присаживаясь на край кровати. – Я хочу порисовать. Мне это нужно. Это нужно всем нам.

– Сегодня… на этот раз, – начинаю я, но договорить не могу. Вздохнув, я выпаливаю на одном дыхании: – Сегодня мне правда надо к матери. Я пробуду у неё до вечера, а после мы отправимся к университету, договорились?

Мне сложно смотреть друзьям в глаза, но я должна это делать. Взглянув на Рамону, я снова вижу на ее лице осуждение: «А ведь ты говорила…» Да, я говорила. Да, я ужасная, плохая, отвратительная лгунья! Что тут поделать?

– Хорошо, – на выдохе произносит Зак.

Входная дверь распахивается, и на пороге стоит помятая Лана, от которой разит перегаром. Надеюсь, что от меня нет.

– Привет, лузеры, – широко улыбаясь, машет рукой Лана. Мы все синхронно закатываем глаза. Нам не привыкать к такому обращению. – Хотя ты больше не лузер, – указывая на меня, говорит она, – классно оторвались.

Искоса взглянув на друзей, все ещё сидящих на моей постели, я замечаю, как Зак сжимает кулаки, а Рамона качает головой. И ко мне вновь возвращается чувство стыда.

– Приходи почаще на вечеринки. Ты в них классно вписываешься, – подмигивает мне Лана.