На языке эльфов

Нет.

Нет.

Нет.

– Ни с кем?

– Предыдущего «нет» недостаточно?

Теперь я смотрю пытливо. Отведешь взгляд? Что ответишь? Ну, давай, человек, что у тебя по сценарию в таких скучных случаях? Я всегда помню, что ты жутко упрямый. Но иногда забываю, насколько непредсказуемый:

– Не целуйся.

Наверное, у меня приоткрываются губы, потому что я машинально хочу что-то сказать. Даже не подумав. Даже воздух набираю, это ведь как вызов, как аварийный отклик. Но ты перебиваешь даже мое молчание:

– До меня никого не целуй, – разжевываешь. – И после тоже. Хочешь на колени встану?

– Не хочу.

Мой ответ резкий. Быстрый. Надстрочный.

– Итан. – Прекрати звать меня по имени. Пожалуйста. – Я очень серьезно.

По-моему, ты не врешь.

По-моему, у тебя глаза сейчас меня выжгут. Все-таки это будет огонь. Не вода. Но я буду пытаться вынырнуть в любом случае. Отталкиваясь от напускного спокойствия и твердого ума:

– Значит, Колумб?

– Что? – Улыбаешься. Ведь звучит забавно.

– Ну, знаешь, мужчины, которых возбуждает факт того, что они будут первооткрывателями. С врожденным духом соперничества.

Ты расплываешься еще больше в этой откровенной улыбке. Потираешь нос и мельком смотришь по сторонам в попытке себя отвлечь и не рассмеяться больше.

– Ну, так к какой группе тебя отнести? – Мне нужно прервать эту смешливость.

– К ревнивым собственникам. – Улыбка теперь другая. Как у тех, кто улыбчивым только притворяется. – У тебя они под каким номером?

– Предпоследние.

– А кто в самом конце?

– Психопаты.

– Так себе соседство, но я безропотно смирюсь, – склоняешь голову и смотришь как будто исподлобья, – если ты ни с кем больше не будешь целоваться.

– Занятно. – Вообще нисколько, просто я дурею, и мне нужно защищаться. – Ты думаешь, я хочу, чтобы мои губы стали похожими на твои? Сколько чужой слюны на них побывало? Сколько зубов их кусало?

– Занятно, что ты осуждаешь меня за активность. – Правда занятно или ты имеешь в виду что-то другое? – В то время как мне и в голову не пришло судить тебя за патологическую пассивность.

Ох. Что-то другое, не такое уж и неожиданное. Какая прелесть, Чон Чоннэ. И какая жалость.

– Патологическую, – я же могу уточнить с крохотной тенью печали в уголках губ, – пассивность?

Ты мне ответишь? Нет. Прикрываешь глаза. Чертыхаешься.

– Итан, я не это им…

– Я только что дорисовал твой психологический портрет, Чон Чоннэ. – Слушай теперь меня. – Думаю, ты считаешь, будто отсутствие сексуального опыта и личной жизни индивида доказывает его несостоятельность как личности. – Тихо, не перебивай, не набирай воздух в легкие. – А если этот индивид скажет, что это его осознанный выбор или особенности самоопределения, и при этом будет по общим меркам не особо привлекательным, ты обязательно подумаешь, что его попросту никто не хочет, не клеит и не добивается, а значит, эта позиция – всего лишь прикрытие.

– Итан, я…

– …посредственный, заурядный и законсервированный представитель рода человеческого, с которым я точно не хочу связываться.

– Итан!

Вау. Ты только что повысил на меня голос. Это как хлопок ладонью о стол, которого не было. Сердишься. Я вижу это в глазах.

Вау.

– Стой! – Вскакиваешь вслед за мной, когда я забираю телефон с рюкзаком и направляюсь к выходу по проходу между столами. – Итан, остановись!

– Джей!

Все тот же голос возмущенно пытается до тебя дотянуться.

– Итан! – А ты не слышишь как будто. Только зовешь и следуешь за мной по пятам, спускаясь по лестнице. – Я ошибся, черт возьми! Я хотел сказать «врожденная», выбрал не то слово!

Мне так хочется рассмеяться.

– Хуже отговорки я не слышал.

Вместо этого забираю ярко-синее пальто из раздевалки и надеваю, стараясь не торопиться. Стараюсь. Выглядеть нисколько не задетым лично.

– Ты думаешь, мне легко с тобой разговаривать? – Вырастаешь передо мной у дверей.

– Как ты собрался будить меня поцелуями, если не способен вытерпеть обычный диалог?

Вот это ляпаю, не подумав. Просто задребезжал в голове наш первый разговор. Твой первый вопрос про мой день рождения. Твоя первая дерзость – наглая убежденность в том, как все будет.

Ты замолкаешь на секунды. Наверное, на моем лице написано, насколько неудачной я считаю свою же собственную реплику. Замечаю, как ты прижимаешь куртку к груди, придерживаешь рюкзак за лямку. Чувствую, как смотрит на нас охранник.

Включаюсь снова. Огибаю тебя, почти не задевая плечом.

– Мне трудно разговаривать с тобой в другом смысле, – говоришь мне уже в спину.

– Патологически трудно? – не удерживаю в себе язвительность, нажимаю на дверь, выпадаю в мороз и скупость января. Пахнет свежестью, сладкими духами и сигаретами.