Директор похвалил меня и как-то слово за слово начался разговор, в котором он предложил мне заняться составлением библиографии нашего книжного фонда. Я с радостью согласился: дело было даже не в том, что мне предложили серьезную должность с повышением оклада, главное – работа интересная. Осмелев, я почувствовал расположение ко мне директора и предложил устраивать в нашем магазине презентации новых книг и встречи с писателями.
– Тахир, а правда, ты начни организовать встречи, презентации. Я тебе дам даже помощника, – директор сказал это, улыбнувшись, и похлопал меня по плечу. – Будут вопросы, обращайся. А теперь по домам.
Судьба была благосклонна ко мне. Скоро в Баку должны были проходить дни русской культуры. Мы с моими товарищами решили организовать вечер русской книги. Оформили витрины, нарисовали плакаты, составили программу, пригласили именитых гостей, подготовили выступление, пригласили чтецов, музыкантов.
Я выбрал себе тему – Александр Грин. Вечер прошел на ура. Своим выступлением я был доволен; говорил страстно, убежденно. Ведь недаром же я когда-то писал пьесы и каждую играл в своей душе.
Закончил я словами:
– Друзья! Наша жизнь – это море с его штормами, шквалами и штилями. А судьба – это корабль, который побеждает стихию. Пусть он приходит в порт под алыми парусами сбывшейся мечты и его ведут любящие сердца.
После ко мне подошел человек средних лет и представился редактором журнала «Литературный Азербайджан», а также попросил разрешения опубликовать мое вступление в журнале. Так я стал постоянным автором этого издания, его обозревателем и критиком.
* * *
С отцом мы уже год как не виделись, но он и не звонил, наверняка ожидая от меня первого шага. Я также не звонил, будучи уже независимым от него. Честно говоря, в последнее время у меня не было никаких чувств к нему, кроме родственного уважения. Если тогда кто-нибудь спросил бы у меня, как описать одним словом мое отношение к нему, – я бы ответил: «Никакое».
Как-то, в очередной раз зачитавшись до глубокой ночи, я шел из магазина по направлению к дому. По дороге я решил перекусить и зашел в паб. В ресторане из посетителей никого не было.
Помню, как она развешивала чистые бокалы на направляющие рейлинги, вбитые слишком высоко для ее роста. То поднимаясь на носочки, то становясь на одну ногу, она тянулась вверх, опираясь на барную стойку. Ее движения были ловки и красивы. Она стояла боком к двери и не слышала, как я вошел. Я остановился и стал наблюдать за ней. Ее талия отличалась изяществом. «Какая прелесть», – сказал я себе.
Наши глаза встретились на несколько секунд. Глаза ее черные, ресницы пушистые. Почувствовав, что краснеет, она недовольно нахмурилась. Темные волосы, изобилие которых говорило о жизненной силе молодого и крепкого существа, и белизна ее кожи лишь оттеняли нежность всего ее облика. Затем она смущенно опустила глаза, словно предупреждая меня, что может лишиться чувств, если я осмелюсь с нею заговорить.
Она перечислила блюда, имевшиеся в меню. Я выбрал кушанье и сел. Передав заказ на кухню, она вернулась и накрыла стол. Я провожал ее взглядом, оценив ее миловидность, живость, опрятность. В платье, очевидно рабочем, с открытой шеей она привлекала внимание милым проворством, приятным для глаз.
Позже она принесла заказ. Я принялся за еду и перестал глядеть на нее. Чувствуя себя усталым, я решил попросить четыре рюмки коньяка и кофе. Все это было выпито почти натощак, и я очень быстро почувствовал, как меня охватил сильный дурман.
Перед уходом домой я снова заговорил с ней. Ее звали Бахар, и она была из провинции, только окончила технический колледж. Это все, что я запомнил. Вернувшись домой, сонный и усталый, улегся в постель и тотчас же уснул.
Однако через несколько часов я проснулся совсем не отдохнувший, бледный, с синими кругами под глазами и опухшими веками. Не успев прийти в себя, я вспомнил о вчерашнем знакомстве с Бахар. Я почти не сомневался, что судьбе наконец-то надоело мое одиночество, и она привела меня к ней.
А уже вечером я снова отправился в ресторан. И когда я подошел к девушке, увидел, что глаза у нее красные, явно от слез.
– Вы плакали? – спросил я.
– Немного, – ответила Бахар.
– Почему?
– Трое мужчин нехорошо со мной обошлись, – вздохнула она. – Они приняли меня за какую-то… – она запнулась на короткое время, а потом добавила. – Это только потому что все думают, что в ресторане все женщины доступны… – сказав это, она заплакала.
Будучи рассерженным, я взволнованно попросил:
– Расскажите мне все.
Бахар рассказала, как трудно ей, какие мужчины грубые и настойчивые. Этот город так и остался для нее чужим. Что делать ей здесь?
И снова расплакалась.
Меня охватило волнение.
В тот короткий миг, когда в полных отчаяния глазах молодой девушки образовалась неведомая мне прежде глубина человеческого страдания, словно какая-то плотина рухнула в моей душе и наружу хлынул неудержимый поток горячего сочувствия. Это одинокое, беззащитное создание казалось мне таким несчастным, что мне вспомнилась моя жизнь в последний год. В ее несчастье я увидел что-то общее со своей судьбой. То ли от жалости к ней, то ли из субъективного чувства долга, я предложил:
– Хотите переехать ко мне? Будем вместе жить.
Бахар вздрогнула и изумленно посмотрела на меня.
– Ну… простите… вы… меня совсем не знаете… – замкнулась она.
Я был не в силах вымолвить ни слова и боялся смотреть на нее.
Бахар молчала несколько секунд, потом вдруг сказала:
– Да, хочу, – она опустила голову. Эти слова были произнесены без надежды, спокойным покорным тоном.
На следующий день я отправился за ней.
Вход в общежитие, где жила Бахар, был сбоку. Двери не было, а только дверная коробка. Пахло сыростью. Я поднялся по узкой лестнице и прошел вглубь. На площадке находилось что-то вроде будки, отгороженной стеклянной стеной, где стояло несколько стульев. Очень скоро ко мне подошел мужчина с бегающими глазами, в старом потрепанном костюме.
– Бахар здесь живет? – спросил я.
– Номер пятнадцать, первый этаж.
Он подозрительно посмотрел на меня, покачал головой и ушел.
Я наконец дошел до номера 15. Бахар встретила меня улыбкой. Ее и без того маленькая комната, каких я никогда не видел, была разделена на две равные части. Там стояла кровать с железными ножками, покрытая чистым розовым одеялом, очень маленький умывальник и два стула. Все было очень старым и обтрепанным. Я не знал, что сказать, увидев этот кошмар, и быстро схватил чемодан:
– Пошли.
Она показалась мне другой, чем в ресторане, более застенчивой.
Сильно взволнованный, я не сразу лег спать в тот вечер. Впервые в жизни я убедился, что помог кому-то на земле. Моему удивлению не было границ: мне, молодому, скромному работнику книжного магазина, дана власть осчастливить кого-то. Быть может, чтобы объяснить себе то состояние упоения, в которое я пришел после этого неожиданного открытия, я вспомнил, что после утраты матери я оказался лишним человеком, всем безразличным. Я не на секунду не сомневался, что если вдруг исчезну – допустим, меня собьет автомобиль и я погибну, – то через сорок дней меня никто не вспомнит, даже отец.
Я понял лишь, что перешагнул замкнутый круг, помогая человеку, и перешел в иную сферу, новую и интересную.
Первые дни Бахар была сдержанна и скромна, потом, уловив своим женским чутьем мое настроение, начала вести себя как хозяйка.
Она была тихая и ненавязчивая. Двигалась бесшумно и плавно, и все в ней – незаметная быстрота движений, рост, голос, черные глаза, белая кожа и цвет волос, – было под стать друг другу…
Как мне казалось, в работе она тоже была очень честная и терпеливая. Мне ни разу не доводилось слышать, чтобы она как-то жаловалась на свою жизнь уже рядом со мной. Она любила говорить о том, что ей повезло со мной. Рассказывала мне и о родном ей тихом городке на границе с Грузией. Отец ее был плотником, они жили в маленьком аккуратном домике. Мать была ее лучшим другом и вкладывала в нее все, что имела, однако, по словам Бахар, делала это все не из желания вознаградить себя, а в качестве компенсации за собственные неудачи. Брак, закончившийся вдовством, не оставил в ее душе ни малейшей обиды, а лишь укрепил свойственный ей жизнерадостный стоицизм. А когда Бахар исполнилось двадцать лет, она отправила ее в столицу, за работой и учебой.
Очень скоро моя любимая уволилась с работы. Мне казалось, что она начала хорошеть, стала больше следить за собой, лицо ее выглядело более утонченным.
Появление Бахар в моей жизни значительно переменило меня. Я заметил, что теперь перестал задерживаться на работе. Я чувствовал к ней особую нежную признательность за то, что она украсила мою жизнь. Вначале я не испытывал к ней иного влечения, кроме неясного желания, толкающего всякого мужчину ко всякой привлекательной женщине. Меня больше всего притягивала к ней та женственность, которую я в ней находил и которая мне была нужна. Но проходили дни, и я понемногу привязался к ней.
Я уже начал задавать себе вопрос: а не влюбился ли я? Иногда колебался с ответом, иногда сомневался и в один прекрасный день решил, что это вполне возможно.
Однажды утром, впервые за все это время, я обратил внимание на ее руки, когда она подала мне чай. Они были белыми, с хорошо отточенными и безукоризненно чистыми ногтями. В тот же день, поздно вечером, уставший, чувствуя, что не могу уснуть, начал прислушиваться и различил шорохи, похожие на всплески воды. Мне почудились движения в ванной, я подошел, бесшумно повернул ручку и, распахнув дверь, увидел Бахар. Она лежала в ванне с раскинутыми руками; я увидел кончики грудей, выступавшие из воды. Девушка вскрикнула. Но я уже стоял у края ванны, пожирая ее пылающим взором и протянув к ней губы. Бахар, вскинув руки, с которых струилась вода, обвила ими мою шею.