Ася.
В понедельник беру Киру с собой.
Ссора, произошедшая с Олегом накануне, затухла, но липкий и неприятный осадок остался. Мне не хочется оставлять Кирюху с ним теперь.
Выродок…
Да как можно вообще такое сказать о ребёнке?! О ребёнке, который таскает тебе из садика рисунки и поделки из пластилина в наивном желании завоевать расположение и хоть капельку нежности?!
Она же совсем малышка! Она не виновата в том, что её родной папа сделал всё от него зависящее, чтобы вынудить нас уйти.
Пока я веду урок, Кирюха сидит рядом: рисует, рассматривает книжки и копается в ящиках моего стола, извлекая из них степлер, тетради учеников и всякие мелочи вроде разноцветных скрепок. Перебирает их, раскладывая по цветам на листе бумаги.
Полностью сосредоточиться на работе не выходит, потому что одним глазом я приглядываю за дочкой, вторым – за детьми.
Дети имеют странное свойство забирать энергию и тут же заполнять опустевшее место чем-то иным, светлым, задорным, незамутненным печалями взрослых. Но сегодня уже первые сорок минут урока выжимают из меня все соки.
Звенит звонок. Ребятишки, как обычно, подскакивают с мест, а я, перекрикивая гомон и шум, напоминаю им о сочинении, которое нужно принести к концу этой недели.
Класс уходит, оставляя меня с Кирой в тишине. Готовлюсь к следующему уроку – стираю мел с доски, достаю другой учебник и сверяюсь с планом.
Кира мне помогает – мочит тряпку в маленьком ведёрке, хотя больше устраивает болото вокруг себя, конечно.
На столе настойчиво вибрирует телефон.
Директор.
У меня в груди нервно ёкает, потому что названивать по пустякам он не стал бы, а значит, либо учудили что-то мои ученики, либо их родители, которые в последнее время как с ума посходили и шатаются сюда толпами. Свои права они сейчас хорошо знают, а вот об обязанностях часто забывают.
– Да, Александр Иванович.
– Ася Владимировна, вы заняты?
– Нет.
– Загляните ко мне в таком случае.
– А в чём дело?
– Загляните, – повторяет настойчиво директор и кладёт трубку.
Закрываю кабинет и с застывшим внутри беспокойством собираюсь идти на поклон, но сначала завожу Киру в библиотеку.
– Нина Михайловна, можно я Кирюшу на пару минут оставлю? Мне к директору нужно.
– Оставляй, – улыбается она и протягивает Кире руку. – Любишь книжки читать?
– Да, – уверенно кивает Кира.
– Я тебе покажу красивые, с картинками.
Улыбаясь, наблюдаю, как Нина Михайловна усаживает Киру за низкий круглый столик для детей из началки.
Бегу к директору.
Ну что могло случиться за утро?
Неужели мои сорвали урок? Довели математичку? Обеды у младших отжали?
Что?
Прежде чем войти, коротко стучу.
– Можно, можно, – раздаётся из-за двери.
Александр Иванович отводит взгляд от экрана монитора и снимает очки.
– Ася Владимировна, присядьте, – он указывает на стул и неловко поправляет галстук. Нервничает.
Я понимаю, что разговор будет не из приятных, но гашу в себе порыв трусливо сбежать и занимаю место напротив директора.
– Что-то случилось?
– Случилось? Нет, пока нет, слава богу. Но может случиться, если… – На лбу его выступает испарина, и он поспешно смахивает её платочком, который всегда носит в нагрудном кармане. – Если мы с вами не попрощаемся.
Что?
Я ослышалась?
Это шутка?
Хлопаю ресницами.
Наверное, он ждёт от меня реакции, так как тут же замолкает и смотрит пристально мне куда-то в переносицу. Я молчу.
Внутри меня много реакций сейчас на самом деле, но я гашу каждую из них, потому что все они неправильные и не очень-то дипломатичные.
– Ася Владимировна, – наконец продолжает Александр Иванович, сгребает со стола бумаги и подравнивает их, подбивая о стол. – Я не буду ходить вокруг да около. До меня дошла некоторая информация…
А, понятно!
Я усмехаюсь и на секунду закрываю глаза.
Не сложно догадаться, откуда вдруг выплыла эта «информация». Мне не столь важно, что именно Шахманов наплёл директору, ведь он мог придумать что угодно и даже предоставить убедительные доказательства мог – ресурсов хватит.
Но это подло! Подло даже для тебя, Дамир!
Ведь мне хотелось верить, что наше прошлое, то, в котором мы любили, строили планы, поддерживали и оберегали друг друга – не пустые слова. Но, судя по тому, как легко он смешивает меня с грязью, для него наше прошлое ничего не значит.