Измена. Предатели вне игры

– Лёш?

– Я не могу. Не знаю я, что тебе сказать, Сонь. Не понимаю, как это могло получиться. Я нажрался… Себя не контролировал.

– Мне… Мне очень больно. Вот здесь. – Соня резко отстраняется. Кладёт ладонь на свою грудь в районе сердца. – А ты только больней делаешь. Отпусти, пожалуйста. Я не могу. Лёш, я ведь так тебя люблю, что готова даже это простить.

Соня громко всхлипывает. Утыкается мокрым лицом в ладони.

– Сонечка, я…

– Но я, Высоцкий, себя никогда не прощу, если так поступлю. – Выдавливает она через слёзы. – Я себя уважать перестану. Поэтому оставь меня, пожалуйста.

На её лице боль.

И это сделал я.

Я урод, да, и в голове пока не укладывается, как это могло произойти.

Соню отпускать не хочу, но разве я имею право сейчас что-то требовать?

Отступаю.

Шаг между нами оборачивается расстоянием в тысячи километров. Соня совсем рядом, но слишком далеко.

Она будто уже не моя.

Воспользовавшись моей заминкой, Соня юркает в машину на заднее. Поднимает поспешно окно, скрываясь за плотной тонировкой.

Пересекаемся прощальными взглядами.

Такси отчаливает.

Смотрю, как моя жена снова ускользает…

– Высоцкий, ты обалдел!? – Саныч хлопает меня по спине. Кожу прижигает, и это действует отрезвляюще. – Ты что здесь делаешь?

– Мне надо Соньку догнать.

– Не надо, Лёша. Она сейчас взвинчена, на эмоциях. Да и ты… – Саныч выразительным взглядом задерживается на моих боксерах – единственном предмете одежды на мне сейчас. – Короче, Высоцкий, осади. В номер марш, будем разбираться. Не хватало ещё, чтобы тебя пресса в таком виде застала. А Соньке я сейчас позвоню, сам с ней поговорю.

В номере сюр. Цирк, блин, с конями. Голая девица на постели кокетливо прикрывает пышную грудь краем одеяла. Пацаны источают тестостерон и уже отъехали от открывающихся видов.

– Разошлись! – Даёт команду Саныч, заходя в номер. Зыркает строго на девчонку. – Барышня, будьте так любезны…

Девчонка понимающе подмигивает и, обмотавшись простыней, убегает в душ.

– Что устроили?! Тут вам не бордель! – Спускает на мужиков полкана Саныч.

– Правда? – Щурится, сверля меня недобрым взглядом, Малина. – А чё тогда Высоцкий ведёт себя так, будто бордель? Девок водит. Моральный дух команды подрывает.

Меня в секунду выключает из адеквата, будто дёрнули рубильник.

Я бросаюсь на Малину, припираю его к стене и трясу за футболку. Меня колотит от злости и ярости.

– Это ты, ушлёпок, подстроил, да?! Ты под меня девку подложил?!

– Высоцкий, катись нахер! Мне нет дела до того, в кого ты свой член пихаешь!

– Разошлись! – Оттаскивает меня за шкирку Саныч. – Алексей, тебя сегодня кто укусил?!

– Думаешь, я не знаю, что ты на неё ещё со школы облизываешься? – Тычу Малину в грудак. – Думаешь, не вижу, как до сих пор на мою жену залипаешь?

– Бред! Иди проспись, кэп!

Саныч оттесняет меня плечом в сторону, усаживает в кресло, машет мужикам рукой, чтобы Малину скорей уводили.

Это к лучшему. Я реально дикий, не в себе.

В номере становится тихо.

Возле двери брошенный чемодан Сони. Торт по всему ковру…

Красивый, кажется, был торт. По-любому Сонечка выбирала, у неё вкус отличный. Мужикам бы точно тяму не хватило двухъярусный торт заказать.

– Лёх, я тебя в последнее время не узнаю. – Начинает Саныч по-отцовски. – Ты что учудил? Нажрался в сопли, девку притащил, Соню обидел.

Ой, мля, только не надо щас все мои грехи перечислять, я и без того понимаю, что мне инкриминируют.

– Саныч, я вас уважаю, как родного отца, и вы это знаете. Но сейчас не надо лечить меня, а. Я без понятия, как это всё произошло. Тошно.

– А это хорошо, что тошно! Значит, совесть не дремлет! – Назидательно оттопыривает указательный палец Саныч. – Ничего, Лёша, ничего! Сейчас выйдет эта…разлучница, и устроим ей допрос. Раз уж ты ничего не помнишь, вся надежда на неё.

Глава 4

Лёша.

Мои джинсы под кроватью, футболка свисает с туалетного столика у окна. Один носок я так и не нашёл. Страшно представить, как я вчера раздевался или кто меня раздевал.

Из открытого окна доносится шум большого города: смех людей, короткие гудки автомобилей, музыка из магазинчика напротив. И все эти звуки сливаются для меня сейчас в траурный марш по моему счастливому браку.

Удивительно, как хрупки вещи, которые на первый взгляд кажутся фундаментальными и непробиваемыми.

Вот была у меня вчера Соня, любовь, семья. Перспектива красиво зафиналить карьеру маячила на горизонте аппетитной вишенкой на горке взбитых сливок. Сегодня ничего у меня уже нет, и перспективы мне нахрен не сдались, потому что без Соньки всё пустое.

Косточки, а не вишенки.

– Давай, вспоминай, Лёшка: что? Где? Когда? Какого хера? – Наседает на меня Саныч, расхаживая по комнате со сложенными за спиной руками, словно строгий дознаватель.

Хватаюсь за голову, пытаясь воспроизвести вчерашний вечер, восстановить его по кусочкам. Впиваюсь пальцами в череп, надеясь, что «массаж мозга» поднимет со дна памяти утраченные фрагменты.