После развода. Всё ещё л…

Саша.

Алиса отшатывается к стене и застывает, словно надеется слиться с обоями.

Ой, да ладно! Не такой я и страшный.

– Лика, а это кто?

– Внимание на него не обращай. Это домовой. Он сегодня поспит в твоей комнате, а ты в моей, ладно?

– Ладно…

Домовой.

Ну, во всяком случае это лучше, чем «мой тупорылый бывший муж» или «мудак, что сделал мне детей и свалил». Ок, пускай домовой.

– Саша. – Тяну руку. – Муж Лики.

– Бывший! – Доносится с кухни.

– Алиса. Няня. А я не знала, что вы дружите.

– Ни в коем случае! – Снова Лика. Бренчит посудой. – Покажи ему, где он сегодня спит.

Слышу, как закипает вода в чайнике.

Алиса провожает меня в свою комнату, выдаёт комплект чистого постельного белья и выходит, оставляя меня в темноте.

Заваливаюсь на постель.

Я в квартире Лики. В какой-то из оставшихся двух комнат спят мои дети. Это их обычная жизнь, которую они привыкли жить без меня.

Как это вышло? И что я здесь делаю? Не в частности, а в целом. Как оказался в этой ущербной точке?

Всю сознательную жизнь у меня были принципы. И вполне достойная цель: чтобы моя семья ни в чём не нуждалась.

Чтобы моя жена была счастливой и всегда могла положиться на твёрдое плечо мужа. Чтобы дети не знали голода. Чтобы не узнали вкуса каши, сваренной из остатков крупы. Чтобы никогда не испытали стыда, донашивая вещи за соседскими детьми. Чтобы колбаса на столе – не изыски по праздникам, а норма.

Всё, что я делал, я делал исходят из своих принципов и целей. Но как же вышло, что добился я прямо противоположного?

Если бы можно было отмотать назад, я бы отмотал. Но…

Увы.

Выхожу из комнаты.

Лика сидит на кухне. Она уже в широкой футболке, с собранными на макушке волосами и без макияжа. И она ахренеть, как очаровательна вот такая, домашняя. Мягкая и естественная. Моя Лика.

Встречаемся взглядами.

– Пойдём. Я знаю, чего ты хочешь. – Встаёт из-за стола, проходит мимо меня, манит пальцами за собой.

Открывает дверь в ещё одну комнату.

По потолку кружат созвездия проектора. На тумбах ночники в виде медведей. Две кроватки по разные стороны от окна, а в кроватках сопят мальки.

Лика поправляет им одеяло, целует сыновей в пухлые щёчки.

А я… Я ведь даже не знаю, кто из них Тёма, а кто Сёма. И от этого чувствую себя здесь ещё более неуместно.

Лика встаёт рядом со мной. Приваливаемся к дверным косякам, любуемся вместе. Это как картинка из фильма про счастливую семью, только вот мы не семья, да и я далеко не счастлив.

– Это Сёма, это Тёма. – Тычет пальцем Лика, словно читает мои мысли. – Сёмыч активней, вечно Тёму подбивает на шалости. Тёмка ласковей и нежней.

– Идеальный дуэт.

– Нет, мы трио.

А могли бы быть квартетом…

Тихо прохожу вперёд. Ступни тонут в мягком ворсе ковра.

Пацаны на меня похожи, я это вижу даже в полумраке. Наверное, сложно вот так смотреть каждый день на них и отчётливо видеть в них черты человека, который предал и бросил. И не просто смотреть, а искренне любить.

Растираю грудь ладонью. Там будто разливается кислота, которая выжигает мои внутренности.

А есть ещё, что выжигать? Ты давно уже, Аристов, пустая оболочка.

Тёма вздыхает и переворачивается на спину. Одеяло сползает.

Подхватываю. Возвращаю на место, подоткнув под бочок. Глажу осторожно по тёмным мягким волосам.

Ладно, Аристов, хоть к чему-то светлому ты приложил руку. Вон какие мальчишки получились – загляденье! Львята!

– Всё, закругляйся. – Командует Лика.

Она нервно перебирает пальцами край футболки.

Не паникуй, львица. Не претендую я больше на место в твоей жизни. Знаю, что во мне уже нет никакой необходимости. Проебался я знатно.

Встаю.

– Чаем угостишь?

Дёргает щекой.

На кухне наливает чай. С грохотом ставит передо мной кружку.

– Пей. И спать. – Стоит надо мной, будто ждёт, что я опрокину в себя стакан залпом. – Я просыпаюсь в шесть и хочу, чтобы к этому времени тебя уже не было в той комнате. Ты меня понял?