Отложенный эффект

– Я знаю это совершенно точно. И даже немного жалею, что некромант – потому что иначе мог бы сказать, что альтруистически помогаю вам восстановить силы. В том числе. А так мне придётся признаться, что я махровый эгоист, и просто хочу красивую женщину, – жёлтые глаза лучились радостью.

– И часто вы гуляете с красивыми женщинами в тот милый некрополь? – усмехнулась она.

– Вообще никогда, – покачал он головой. – И подумать не мог, что таким образом тоже можно обратить на себя внимание.

Что ж, у Марион пока не сложилось любовного опыта с некромантами, ни разу. Шанс испробовать? И нужно брать, пока дают?

Она коснулась пальцем его груди, обвела крест.

– Вам лучше знать, как работают ваши краны. Открывайте.

Не отрывая от него взгляда, завела руки за спину и расстегнула лифчик. Медленно сняла. Так же медленно избавилась от трусов. Вдохнула полной грудью. Дождалась, пока он тоже снимет всё, что на нём ещё оставалось, и сделала к нему шаг.

Сейчас посмотрим, что ты за зверь, профессор Саваж.

12. Внезапно завтрак

Саваж проснулся тёплым и светлым днём и понял, что ночью даже шторы не задёрнули, и теперь по постели медленно перемещается пятно солнечного света. Добралось до его подушки, разбудило. А можно ведь было и ещё поспать.

Прекрасная Марион спала рядом, одной рукой обхватив его поперёк груди, а вторую затолкав под подушку. Нос её сопел куда-то ему в шею, а голова лежала на его руке; рука затекла. Хотелось осторожненько выбраться, размять руку и подтянуть штору – потому что солнечный луч вот-вот доползёт до маленького аккуратного сопящего носа и разбудит. Ну и другие соображения тоже, гм, с утра были.

Ему удалось выбраться из-под её руки, не разбудив, накрыть худые плечи мягким одеялом, на цыпочках подойти к окну и задёрнуть штору. Ещё хотелось погладить щёку, провести кончиком пальца по мочке уха, шее, ключице… это позже. Пока же – плотно закрыть дверь и перевести дух уже в ванной.

Что это вообще было вчера? С каких пор прелюдией к свиданию стал бой против нежити? Той самой заведомо агрессивной антропоморфной нежити старше пятисот лет? Чем он вообще думал, когда подначивал её, а она тоже хороша – взяла и согласилась.

Но что-то подсказывало Саважу – не то опыт, не то чутьё, – что не случись боя, не случилось бы и свидания.

Что это значит? Он сам по себе ей неинтересен?

Ладно, это сейчас неважно. Сейчас – дела.

Жан выбрался из-под душа, обмотался полотенцем и пошёл проверить, что у него в доме творится. Кусачка Маро дремал в своей комнате, он подскочил, захлопал глазами и забормотал, что указаний же не было, вот он и не делает ничего. Тут же указание и получил – взять сумку с их вчерашней одеждой и унести в соседний дом в магическую чистку, с ремаркой «сделать срочно». А потом сходить в «Мясное королевство» и договориться, чтобы принесли еды. Жан выдал денег на все эти расходы и подумал – было бы неплохо, чтобы и бюджетом на ведение дома тоже занимался кто-то ещё.

Кусачка отбыл с сумкой, а Жан пошёл на кухню. Ему захотелось небывалого – приготовить завтрак для Марион. Обычно он не предлагал своим гостьям ничего подобного, и утром просто целовал на прощание и закрывал за ними дверь. А тут… наверное, она не откажется?

Сегодня никакой машины для арро, сварим руками на печке. Первую маленькую чашку он выпил в процессе взбивания омлета – это всякие прочие маги могут добавить толику силы в такое действие, и говорят, выходит неплохо, например, у воздушников. Если же он что-то такое добавит, то молоко скиснет, а яйца протухнут, и всё это – прямо у него на глазах. Ему же нужен совершенно обратный результат… поэтому руками, всё руками. И хорошо, что когда-то сообразил научиться.

Обычно он готовил что-то исключительно для себя, на один зуб, так сказать. Или на небольшую компанию близких друзей, и таковых сейчас в столице ни одного. А чтобы для дамы утром… сам себе удивлялся.

Дама проснулась, когда омлет с сыром уже доходил под крышкой. В его банном халате она совершенно утонула – из рукавов не торчали даже кончики пальцев, и этими руками в рукавах она обхватила себя, придерживая полы. Пояс у халата был, но вчера где-то потерялся. Ноги в его домашних туфлях забавно шлёпали по полу, потому что туфли спадали. Сверху торчала взъерошенная зеленоглазая голова.

– Доброе утро, – сказала дама. – Что происходит?

– Доброе утро, Марион, – он подошёл и поцеловал её. – Завтрак почти готов.

– Как мило, – она с видимым любопытством оглядывала его небольшую кухню.

Удивил, что ли?

– Умывайся и приходи. Жду только тебя.

Вроде утром они каким-то образом с её подачи стали на «ты»?

Она пошлёпала в ванную, но тут же вернулась.

– Скажи, куда делась вся моя одежда? – смотрит хмуро, испытующе.

– Ушла в магическую чистку, вернут ближе к вечеру. Как я вчера и обещал.

– Как ближе к вечеру? А в чём я домой пойду?

– Ты торопишься? – он снова подошёл и обнял. – Я подумал, что пока можно не торопиться. Или у тебя планы на сегодня?

– Я, конечно, обещала, что буду дома, в смысле – у родных, но… – подняла голову, смотрит испытующе.

– Не торопись, – тихо сказал он. – Пожалуйста.

Привлекают ли её его внимательные заинтересованные взгляды? Задевают ли, трогают ли? Смотрит, не отрываясь. Вздыхает.

– Хорошо, не буду.

– Я сейчас найду что-нибудь поудобнее, чем этот халат.

И пока она умывалась, он принёс из гардеробной сорочку, обычную белую сорочку, какую надевают под пиджак – наверное, рукава можно подвернуть, и будет не страшно?

Она справилась – подвернула рукава, застегнула все пуговицы. Получилось смело и даже элегантно. Почему дамы не носят платьев до середины бедра? Приличные дамы. А только лишь студентки и манекенщицы. Марион бы пошло – этакая миниатюрная статуэточка.

– Располагайся, – он кивнул ей на лавку.

Свободного места на кухне отчаянно недоставало, и возле небольшого стола удалось уместить только небольшую же лавку – на полтора человека, как высказался отец, увидев этот предмет мебели. Посмеялся ещё: ты, сказал, пока настолько не разъелся, чтобы занять её всю, а вдвоём уже неудобно. Жан тогда ответил, что это на одного и с размахом. А с размахом потому, что лавка была со спинкой и обита узорчатой тканью – и спинка, и сиденье.

– Вся эта красота в мою честь? – изумилась она.

– Да, но не только. Скорее… в нашу. Общую. Я попробую устроиться рядом, вдруг получится?

Он поставил на стол тарелки и вилки, разместил кофеварку, чашки и сахарницу со сливочником – потому что не знал, как она любит пить арро утром. И осторожно пристроился с краю той лавки.

И как так вышло, что она оказалась у него на коленях, а омлет они ели прямо из сковороды, не раскладывая по тарелкам? Матушку бы удар хватил, увидь она такое безобразие. А ему – отлично. И Марион вроде бы тоже довольна – улыбается, поглядывает на него из-под ресниц, хитро так поглядывает. Или не хитро, но… со значением, в общем.

А потом полотенце, которым он обернулся, развалилось и упало на пол. Сорочку же с неё можно было снять, даже почти что и не расстёгивая пуговицы. И он взялся, и потащил наверх, и дёрнул слегка, и въехал локтем в стену с размаха.

Смеясь, тряс ушибленной рукой, она гладила его пострадавший локоть, а он второй рукой придерживал её за спину и даже немного поглаживал пальцами бок. Она вздыхала – видимо, в том боку у неё чувствительное местечко.

– Нет, тесно, – сказал в конце концов Саваж. – Пошли обратно, там больше места.

Подхватил её – какая же она маленькая и лёгкая, ещё вчера заметил – и утащил обратно в спальню.

13. Ты и я, и ничего больше