Парни из Манчестера. Пригнись, я танцую

– Вас направили из клиники? – пытается вернуть разговор в деловое русло доктор Ким.

– Да, – подтверждает Том. – Сказали, у меня обнаружили опухоль.

– Верно. По результатам компьютерной томографии видно именно это, но нам нужно сделать биопсию, чтобы подтвердить предварительный диагноз.

– И что вы подозреваете?

– Крупноклеточный рак легких.

Он машинально тянется в карман за сигаретами, но останавливается на полпути. Все-таки это не просто опухоль. Время, люди, весь мир замедляется, позволяя ему осознать услышанное.

– Не туберкулез, да? – с надеждой спрашивает он.

– Нет, мистер Гибсон.

– Жаль. Наверное… – Он делает глубокий вдох и медленно выпускает воздух через рот. – А какая стадия?

– Судя по снимку, третья. Нам необходимо сделать биопсию и начать лечение как можно скорее.

– А это вообще лечится, да? – Том смотрит в окно. – Или я просто умру?

– Онкологические заболевания можно вылечить, хотя стопроцентной гарантии нет, – медленно произносит доктор Ким. Ее голос смягчается: – Но это не значит, что не нужно бороться. У нас есть методы, которые мы можем применить.

Вакуум вокруг них звучит пронзительно, намертво оглушая. Доктор Ким кажется ангелом, спустившимся с небес, чтобы доставить короткую весточку от Бога: ты умираешь, Тыковка Гибсон. Вот так просто, без фанфар и плачущих дев.

Третья стадия рака. Никогда не ожидал этого услышать. Умереть в Манчестере в перестрелке или от ножа – да. Выпасть из окна – возможно. Даже забыть о технике безопасности на работе, но точно не это.

– Это потому что я курю? – Голос трескается, как в четырнадцать.

– Курение могло быть одним из факторов, – произносит доктор Ким. – При этом есть и другие. У вас в семье есть люди, у которых была онкология?

– Насколько я знаю, нет.

Может, сейчас кто и заболел – отец с матерью не разговаривают с Томом уже семь лет. Наверное, даже если кто-нибудь умрет, ему не позвонят. Хотя, может, Джун не будет настолько жестокой?

И на его похороны они не приедут.

– Мистер Гибсон, у меня есть еще несколько вопросов, которые касаются вашего состояния.

Ее голос возвращает в реальность. У нее такое сочувствующее лицо. Или она со всеми так? Доктор Ким очень молода, но уже говорит как серьезный профессионал. Неужели сама выбрала такую страшную работу?

И все-таки красивая. Не были бы они в больнице, он уже попросил бы ее номер.

– Как вас зовут? – неожиданно для самого себя спрашивает Том.

Незачем цепляться за мысли о раке, если рядом такая девушка. Если не отвлечется, он тут просто расплачется.

– Простите? – чуть морщится она. – Доктор Ким.

– Это фамилия. А как вас зовут?

– Я буду рада, если вы продолжите называть меня доктор Ким.

– Без проблем, – соглашается он. – Я просто хочу знать, кто меня лечит.

– Хорошо. Мое имя – Кэтрин Ким.

Кэтрин… Ей очень подходит. Есть в ней что-то королевское. Доктор Ким – нет, теперь уже Кэтрин – выглядит немного смущенной, и Тому хочется ее поддержать.

– Какие у вас ко мне вопросы?

– Вам удалили селезенку в две тысячи одиннадцатом. – Она опускает взгляд на бумаги в своих руках. – Верно?

– Мне заехали ножом в спину в темном переулке, – начинает Том.

– Простите, что сделали?

– Заехали. Ну, ударили. Это было в Манчестере, Англия.

– Скажите, пожалуйста, – она скрывает улыбку, но в глазах все равно загораются два огонька, – вы не замечали, что стали чаще болеть после операции?

– Есть такое. – Том даже задумывается. – Но я как-то привык. Когда только переехали, я еще пытался отлежаться, если температура поднималась, но редко получалось. Я был один, куда мне болеть?

– И вы не обращались в клинику?

– Нет, что я, ибупрофен не могу сам купить?

Том немного гордится своими знаниями: ибупрофен, аспирин и этот… ацетаминофен. Он их все выучил, что от чего. Даже не путает.

– Хорошо. – Кэтрин задумчиво хмурится. – А вы не замечали, как давно кашляете?

– Пару лет точно, – кивает Том, – а вообще, я же после операции: сказали, что теперь у меня иммунитет ни к черту и мне нельзя в Африку. И нужно одеваться теплее.

– Это была рекомендация врача в Англии? – удивленно переспрашивает она.

– Не, это мне Леон сказал. Он сам все выяснил. – Том замечает вопрос в ее глазах: – Леон – мой брат.

– Родной?

– Да… Нет. – Как ей сейчас объяснить? – Он не по крови. Но это Леон меня тогда вытащил, с ножом в селезенке.

– Хорошо. Я верно поняла, после операции кашель стал чаще, а потом, в течение последних двух лет, его можно было назвать постоянным?

– Ну да. Говорю же, иммунитет ни к черту.

По ее лицу ничего не скажешь, но губы на секунду поджимаются. Том пытается не цепляться за мысли о скорой смерти: они слишком страшные. А еще он доверяет Кэтрин. Она выглядит уверенной и компетентной и говорит, что рак поддается лечению.

Значит, все еще верит в его выздоровление. Так ведь?