Дом с несогласными

– Товарищ, не забудьте оплатить посещение центра города. В вашем распоряжении осталось пятнадцать минут.

– Я оплачу, оплачу, – заискивающе произнес Витя, роясь в карманах. Локатор на машинке снова добродушно загудел, и она поехала дальше по улице.

– А если я не оплачу, что будет, – поинтересовался Витя у дядечки с цифрой три на лбу.

– Вас эвакуируют в штафприемник. Там заплатите еще больше, – грустно ответил тот, – С ними лучше не связываться.

– А если я деньги забыл дома, – не унимался Витя.

– Можете кредит оформить через банкомат. Но только у них проценты большие. А лучше, возвращайтесь тогда обратно к себе в зеленую зону.

– Раньше это только на автомобили распространялось, – развел удивленно руками Витя.

– Это в прошлом году было. А после того, когда все автомобили в центре эвакуировали, они за людей взялись. Надо же как-то теперь задействовать эвакуаторы, – пояснил дядечка, и тяжело вздохнув, добавив, – Толи еще будет. Извините, у меня время выходит – и он развернулся, быстро пошел вниз по улице.

Тут на дороге показался зеленый эвакуатор. Он также был оборудован рукой – манипулятором, только в кузове, вместо площадки для автомобилей, находилась клетка в которой сидело несколько человек пристегнутых наручниками к прутьям. Витя порылся по карманам и, достав потрепанную сотенную купюру и сунул ее в банкомат, из которого тут же выскочит стикер с цифрами 0, 5. Он, хлопнув по лбу стикером, и сделав, как дяденька руками, вытянулся в сторону эвакуатора. Тот проехал мимо, увозя сидящих людей в клетке, которые как послышалось Вите, грустно затянули песню:

Напрасно старушка ждёт сына домой,

Ей скажут, она зарыдает…

А волны бегут от винта за кормой,

И след их вдали пропадает…

Витя проводил глазами уезжающий эвакуатор и двинулся вверх по хрустальному тротуару. Народу на улицах было немного. В основном это были китайские туристы и среднеазиатские гастарбайтеры, заменяющие хрустальную плитку на какую-то другую из золотистого металла. Очень часто попадались оборудованные велосипедные стоянки под вывеской «Главбанка», однако сами велосипедисты встречались редко. Увидев сидящего на лавочке пенсионера с газетой в руках, Витя решил узнать у него, про перемены, произошедшие с городом в его отсутствие.

– Разрешите присесть, – обратился он к читающему пенсионеру. Тот подозрительно посмотрел Вите на лоб, где красовался стикер с цифрой 0, 5 и ничего не ответил, отодвинулся в сторону.

– Извините, прилипло случайно, – отклеив стикер, и бросая его в урну, произнес Витя, присаживаясь на скамейку, – Хорошая погода, – не зная с чего начать, произнес Витя,– Давно я в вашем городе не был. Как тут все поменялось, однако за эти годы.

– Что поменялось, – подозрительно посмотрел на него пенсионер.

– Как, что плитка, например. Прошлый раз мраморная была, а теперь вон уже смотрю чуть ли не золотую укладывают.

– Год всего прошел, – пробурчал пенсионер.

– Что, – не понял Витя.

– Год назад мраморную укладывали.

– Всего, – удивился Витя, – А вообще, что тут у вас происходит? Сначала дома ломают и людей выселяют куда, а потом новые небоскребы с золотыми дорожками строят, с платным проходом для пешеходов.

– Их не выселяют, им дают, для их же блага, экономное жилье за городом, в зеленых районах, рядом с речкой и лесом. А на их месте, создают еще более экологически чистые районы с небоскребами оборудованные искусственным климатом. Для тех, кто в состоянии платить конечно, – уже с гордостью произнес не бедный пенсионер.

– И зачем весь это экологический беспредел, – растерянно спросил Витя, – В смысле передел.

– За тем, чтобы увеличить среднюю продолжительность жизни людей в стране. Как наметили власти, ведомые президентом и мэром Квасквы, – вставая со скамейки, раздраженно ответил пенсионер, – Телевизор чаще надо смотреть молодой человек. Там все подробно объясняют для таких как вы непонятливых.

– Спасибо, – устало оглянулся по сторонам, на ставший незнакомым ему город и прикрыв глаза незаметно задремал.

Его разбудил громкий звук сирены. Он открыл глаза и увидел, как мимо него по абсолютно пустой улице мчались черные лимузины в сопровождении бесконечного полицейского эскорта.

– Кто им теперь мешает ездить без мигалок. Здесь никого кроме них уже нет, – грустно произнес Витя, и вдруг почувствовал, как его кто-то с силой схватил сзади за куртку и приподнял над землей. Он с усилием повернул голову и увидел сзади за собой, стоящий зеленый эвакуатор, прихвативший его рукой-манипулятором.

– Вы просрочили оплату посещения центра на два часа, – подошел к эвакуатору и смотря снизу-вверх на Витю, толстый гаишник в желтом жилете, – Поэтому, согласно постановления правительства вы отправляетесь в штрафной изолятор.

Рука эвакуатора тут же забросила Витю в кузов-клетку с уже сидящими там безбилетниками, и они медленно поехали по золотистой мостовой под старую красивую песню Утесова доносящуюся из кабины водителя эвакуатора:

Прощай, любимый город!

Уходим завтра в море.

И ранней порой мелькнет за кормой

Знакомый платок голубой.

P.S. Через месяц Витя уехал навсегда жить к родственникам в Сибирь, в деревню.

4-й подъезд, кв.71 (Понаехавшие. Гаврилов)

Гаврилов работал старшим счетоводом в совхозе "Родина". Вел добропорядочный образ жизни- дом, работа, огород и снова работа. По субботам ходил в баню с совхозным бухгалтером, где пропускал рюмочку другую, не более. Короче здоровый образ жизни вел Гаврилов, если и болел, то вылечивался дома аспирином, горячим молоком с медом и чаем с малиной. Лечила его жена Нюра и каждый раз успешно. Но как-то один раз слег Гаврилов с температурой, посреди лета, и ни чай, ни молоко с Нюрой уже не помогало. И пришлось ему тогда ложиться в районную больницу, под капельницы и уколы. В рай больнице было две мужских общих палаты- N 55 и естественно N 6. Гаврилова как впервые поступившего определили в 55-ю. Контингент больных, составляли механизаторы из близлежащих деревень, в основном отравившихся суррогатным алкоголем или получившие травмы после употребления оного. Гаврилов знал там только одного – Мишку Жбана, жившего с ним на одной улице, но с ним не общался за отсутствием общих интересов. Лечение Гаврилов соблюдал строго, режим не нарушал и быстро пошел на поправку. Надо сказать, в больнице лечебный процесс длился строго восемь часов. После семи вечера медперсонал расходился по домам за исключением дежурной сестры, которая уходила в восемь. А к девяти больница полностью пустела. Механизаторы быстро разбредались по райцентру в поисках самогона и ночной жизни, и возвращались под утро в состоянии сильного алкогольного или с новыми травмами. Наблюдая жизнь больницы, Гаврилов пришел к неутешительному выводу, что бесплатная медицина противопоказана русскому человеку. А в выходные, когда в больнице из персонала остался только пьяный сторож, гулять начинали уже в палатах, отлучаясь на время в сельский клуб на танцы или подраться с местными. Гаврилов и здесь тихо пролежал все два дня на кровати лицом к стене, принимая порошки и мечтая о светлом понедельнике, когда его обещали выписать.

В понедельник в палате первый раз появился главврач, сухой старик, с холодным взглядом надзирателя.

– Пятьдесят пятая, по результатам выходных, объявляется худшей палатой больницы, – объявил он, проходя вдоль выстроившихся выздоравливающих. – Три драки на дискотеки, два привода в милицию и...., – старичок остановился с приподнятым вверх указательным пальцем, – И сломанный телеграфный столб, напротив женского общежития педучилища. Столб вам был зачем, – уже закричал главврач.

Строй стоял молча, опустив головы в пол.

– Значит так, – подытожил главный, – Пятьдесят пятой объявляется строгий выговор с информированием по месту работы.

Старик развернулся и в сопровождении медперсонала быстро вышел. Больные постояли некоторое время в нерешительности и уже с настроением начали готовится к выписке. Особенно радовался Гаврилов. Наконец то его мучения закончились, и он покинет это жуткое заведение. Собирая вещи, он планировал на будущее заняться йогой и закаливанием, бегать по утрам и не есть жирного, лишь бы больше не столкнуться с родным здравоохранением. В это время он не знал, что наша исправительная медицина включила и его в свой черный список.

На следующее утро, садясь в автобус, чтобы доехать домой, с ним никто не поздоровался, хотя там были люди и с его улицы. А баба Рая, вообще соседка по огороду, увидев Гаврилова, вылезла из автобуса и поехала на частнике.

Самое неожиданное его ждало впереди. Когда он, открыв дверь дома и увидев жену, радостно выдохнул: "Здравствуй, Нюра. Вот я и вернулся, блудный муж твой"

– Вот и блуди теперь с кем хочешь,– презрительно бросила Нюра, – А я уезжаю к маме, – и она, взяв старый фанерный чемодан, категоричной походкой вышла из дома.

Когда Гаврилов выбежал на улицу, то успел увидеть только желтое такси, мчавшееся по улице в сторону шоссе. Нюры нигде не было.

Тогда не возвращаясь в дом, Гаврилов пошел сразу на работу, в правление совхоза Родина. Его стали мучать предчувствия. И оказалось не напрасно.

– Тебе больничный не оплатят и премию квартальную сняли, – с сочувствием посмотрел на него друг- бухгалтер, с которым они занимали один кабинет. – Из райцентра бумага на тебя пришла.

–Какая еще бумага? – не понял Гаврилов.

–Как вы там гуляли в больничке, – и он помахал перед Гавриловом листком бумаги, – Это уже приказ директор подписал. Слушай, а зачем вы столб сломали у педучилища, – хитро улыбаясь привстал из-за стола бухгалтер.