– Вы уверены?
– Да. Они были чем-то встревожены. По крайней мере, Гален. Я не пытался подслушать, о чем они говорили, опасаясь быть замеченным. Они приехали и сразу же отправились восвояси. Некоторое время стояли, разговаривали во дворе, а потом Гален уехал вместе с Дефоржем в карете последнего, а Гарнетт верхом отправился в город. Я дал ему отъехать на достаточное расстояние и собирался проследить за ним, но тут увидел Люки. Я следовал за ней и увидел, что Гарнетт поехал в направлении доков.
– А Энджелина? Вы не видели, как она вышла из дома?
Кипперд покачал головой.
– Нет. Но я не заметил бы ее, если бы она решила воспользоваться черным ходом. Там слишком густо растут магнолии.
– Если ее нет дома, значит, она куда-то ушла, – логично предположила Мари.
– Но куда? – в отчаянии воскликнул Роуэн.
– И где Люки? – спросила Мари. Роуэн встал. Почему-то он вспомнил женщину-археолога. Кажется, ее звали Джулия. Он чувствовал, что она была пленницей в той комнате, которая находится на территории собора Сен-Луи. Может, в прошлой жизни она была одной из похищенных? Если так… Роуэн лихорадочно размышлял над этим, и тут его осенило.
– Если все, что вы говорите о клубе «Адское пламя» и Оук-Мэноре, правда, то разве этим людям не нужно иметь в городе убежище, где они могли бы держать женщин, пока не представится возможность переправить их в доки или на плантацию?
– Мне это тоже приходило в голову, – согласился Кипперд.
– Должно быть, это и есть… – прошептал Роуэн.
– Что это?
Роуэн посмотрел на Кипперда и Мари.
– Возможно, я знаю, где содержатся пленницы. – Не дав им вставить ни слова, он продолжил: – Не спрашивайте, откуда мне это известно. Если я расскажу, вы все равно не поверите.
– Мне наплевать, откуда вы это узнали, если мы сможем найти Люки, – заявил ирландец.
Мари вскочила:
– Идем!
– Ты останешься здесь, – начал было Кипперд, но она перебила его.
– Нет! Это моя племянница. И виселица угрожает именно мне.
Ни один из мужчин не смог остановить ее, и они сдались. Через несколько минут Мари оказалась в карете Ламартина, Роуэн – на месте кучера рядом с Киппердом, и они поспешили к собору Сен-Луи.
По пути Роуэн тревожно размышлял о том, что если девушек держат на территории собора, значит злоумышленникам там кто-то помогает. Но кто?
В особняке Ламартин зазвонил телефон. Но никто, кроме сиамского кота, дремавшего на кровати Роуэна, не услышал звонка. Прозвонив восемь раз, телефон умолк.
Коту это понравилось.
Боб Рэкли, звонивший из библиотеки Тулэйнского университета, встревожился. Он хотел поговорить с Роуэном Джейкобом. Вполне вероятно, то, что он намеревался сообщить, не имело никакого значения, но все равно он должен был сказать об этом. Каким-то необъяснимым образом Боб Рэкли чувствовал, что это – его долг. Словно то, что он набрел на эту информацию, было предопределено. Точно так же его влекло продолжать исследования, когда дата пожара была уже установлена. Предопределение? Историк улыбнулся, проводя рукой по своей лысине. Господи, пора на некоторое время отвлечься от книг, а то в этой лысой голове и так бог весть что творится…
Держа в одной руке свечу в кроваво-красном подсвечнике, а в другой – Библию, человек в черной рясе торопливо шел по подземному ходу. На темных стенах, словно какие-то враждебные духи, танцевали красные тени. Несмотря на то, что в туннеле было душно и жарко, их вид леденил кровь.
«Их раскрыли», – думал человек, и его душу переполнял страх. Этого не должно было случиться. Ему обещали, что этого не произойдет. Они были осторожны… так осторожны, что их беспечность в конце концов погубила их. Их подслушали! Святая Мария, матерь Божья, теперь все выплывет наружу!
Пройдя последний поворот, человек услышал голоса. Разговаривали зло, на повышенных тонах.
– Ты не просто дурак, ты сумасшедший! – орал Гален. Обвинения заполнили комнату и выплескивались в туннель.
– Я же сказал, что она следила за мной! – оправдывался Гарнетт.
– Следила? – фыркнул Гален. – Ты был верхом, а девчонка шла пешком. И она за тобой следила?
– Она увидела меня, я знаю!
– И что с того? Она сотни раз видела тебя в доме.
– Она следила за мной, – с настойчивостью капризного ребенка повторил Гарнетт.
– Вероятнее всего, девчонка шла к своей тетке. Она тайком бегала за амулетами с той минуты, как появилась в доме.
Человек в черной рясе резко остановился, увидев молоденькую негритянку, распростертую на земляном полу. Рот девушки был заткнут кляпом, руки связаны за спиной, глаза расширены от ужаса. К стене были прикованы еще четыре молодые женщины, три белые, одна негритянка, но их глаза были затуманены наркотиками.
– Господи, – произнес священник, отыскав взглядом Галена, – это же ваша служанка.
Четыре пары глаз – глаза Дефоржа, Гарнетта, Галена и Люки – уставились на появившегося в дверях священника. Его круглое лицо было живым воплощением доброты и невинности.
– Хорошо, что ты здесь, – Гален не счел нужным ответить на замечание относительно Люки.
Войдя в комнату, отец Джон положил на стол Библию, поставил подсвечник и торопливо опустился на колени перед Люки. Одна из прикованных к стене женщин, блондинка с длинными, распущенными волосами, посмотрела на красное пламя свечи, на Библию, но потом снова прикрыла глаза, одурманенная наркотиками.
– Оставь ее, – Гален махнул рукой в сторону Люки. – Теперь уже ничего не поделаешь. Ее придется продать вместе с остальными, – ледяной взгляд, брошенный на Гарнетта, красноречиво свидетельствовал о том, кто здесь виновник.
Люки тихо застонала, умоляюще глядя на священника.
– Нам понадобится церковная карета, – заявил отцу Джону Гален. – Сегодня мы должны избавиться от этих женщин. Дела выходят из-под контроля.
– Уже вышли, – мрачно заявил отец Джон. – Мы раскрыты, – в его голубых глазах, обычно полных сочувствия, теперь светились страх и гнев.
Гален, направившийся было к прикованным женщинам, резко обернулся.
– Ваша жена, – с явным удовольствием объяснил священник. – Только что она приходила ко мне и спрашивала, что ей делать с этой информацией.
– Она не могла узнать, – возразил Гален.
– И все-таки она узнала, – уверенно заявил отец Джон.
– Но каким образом… – начал было Гарнетт.
– Услышала ваш разговор.
На секунду в комнате воцарилась гробовая тишина, в которой отчетливо послышался стон одной из прикованных женщин. Этот жалобный звук, однако, не привлек ничьего внимания.