Пчела в цвете граната

– Люба. Я старшая по квартире. График дежурств, – ткнула пальцем в разлинованный тетрадный лист на стене. – Пол моем каждый день, ванну, туалет – через день. В субботу дежурство принимаем, в субботу дежурство сдаём. Мужиков спать не приводим. У тебя какой график?

– Два через два.

– Хорошо. У нас трое в первую смену, трое во вторую. Очень удобно. Купи свою посуду. Пошли, покажу твою полку в шифоньере. Тумбы пока у тебя не будет. Пока кто-нибудь не съедет. Вот Маринка комнату получила, когда съедет, займёшь её. Бельё сушить на балконе.

Вышли на балкон. Здесь пахло хлебом, вечерней свежестью и совсем немного сырой картошкой. Вдали – во всей широте – виднелась Кама. Ещё час-другой – и наступит ночь. Ночь на Челны надвигается стремительно и внезапно: только что горизонт переливался щедрыми закатными пластами, а через секунду уже всё окутано спокойной дремотой, и луна, матовая рядом с блеском звёзд.

Ася, накрывшись с головой одеялом, глотала слёзы, намереваясь завтра же уехать домой. Изводила себя бесконечными упрёками, бранила себя за тупость, из-за которой поддалась на эту авантюру. Вспоминала длинные коридоры школы, комнату с видом на вершину Крестовой горы. Здесь заканчивался Рудянский спой. Каждые выходные с одноклассниками карабкались на слоистые скальные выходы с останцами ожелезнённых песчаников, орали, бесились, щекотали небо. Ася дружила с этими горными великанами, которые были видны из окна её комнаты. Каждый великан имел особенное лицо и характер. Она злилась, что раньше этого не ценила. За последние недели из папиной красавицы Ася превратилась в пасмурное и горестное существо, которому нужно было привыкать к новым реалиям.

Пока устраивалась на завод, печальные мысли улетучивались. С завидным упорством ходила по многочисленным кабинетам административно-бытового комплекса и подписывала лист с бесконечным количеством строчек. Услышав, что претендентке ещё нет восемнадцати, Асю тут же отправляли за дополнительными подписями: то в заводской комитет комсомола, то в профтехучилище. Там с неохотой подписывали.

За высокой стойкой отдела кадров сидела женщина и поверх очков смотрела на Асю.

– В какой цех?

– ТСО.

Услышав это, женщина сразу подобрела.

– Как расшифровывается, знаешь?

Ася пожала плечами.

– Цех транспортно-складских операций. Вера, забери. Твоя.

Из-за стола в углу поднялась полноватая низкорослая женщина и стала продвигаться к стойке, обошла четыре стола, заваленных бумагами, десяток шкафов, стульев, шесть стеллажей с деревянными серыми ящиками, заполненными «личными делами» сотрудников завода. Темноволосые, сутулые, глиноподобные женщины, вдоль которых протискивалась и шоркалась Вера, кряхтели, хмурились и молча терпели неудобства тесного пространства.

Изучив документы, Вера посчитала:

– Так. Восемнадцать исполняется в октябре, водительские курсы заканчиваются в ноябре. Жди здесь. – Вера перешагнула порог перегородки и пропала в длинном коридоре.

Несколько раз заходили мужчины. Им задавали дополнительные вопросы: «Переводом?.. Комсомольская путёвка?.. Садик есть?.. Начальник цеха согласен?.. У тебя тридцать третья?.. Без военкомата не подпишу…» Иногда быстро подписывали и с миром отпускали, а иногда добавляли новые строки для подписи и отправляли со скандалом в «список загадочных слов».

Приходившие теснили Асю в угол, а она жалась, как овца в загоне, и не понимала чужого языка: вроде и говорили на русском, но всё так непонятно: АБК, ТСО, СГД, гальваника, додача, аванс, кузня, бегунок…

Многие говорили с акцентом: «шо, пощему, понимаэш, анладымне…» – и носили другую одежду, но это не имело никакого значения – в конце концов, небо везде одинаковое и ветер дует всюду. Ася впервые ощутила приближение катастрофы. Вчера было детство, учителя, котлеты матери, а сейчас всё это исчезало – безмолвно и навсегда, словно растворялось с жарком мареве челнинского степного солнца. Созревание плода в родительской семейной утробе закончилось, пришло время выходить в жизнь. Бережно укутанное младенческое одеяло расправилось и явило миру создание, которое точно знало, что дети появляются от поцелуев.

Вера вернулась, позвала Асю за собой. Прошли по коридору, мимо секретарши, без стука зашли в кабинет. Секретарша вскочила, успела перегородить перепуганной Асе путь. Вера вернулась, успокоила жестом руки, подтолкнула Асю в кабинет.

В кабинете пахло практически так же, как в цехах: мазутом, маслом, смазочно-охлаждающей жидкостью. Человек за столом выпрямился, раскрыл Асин аттестат, по-мужски грубо ткнул пальцем в буквы.

– Зачем тебе с таким аттестатом в погрузчики?

Асе даже в голову не пришло возразить этому человеку: было в его сосредоточенном взгляде и выражении лица такое, что заставляло усомниться в правильности своего поступка.

– Эх, девки, что вы со мной делаете? – человек шумно выпил из графина, утёрся рукавом и стремительно подписал бумагу.

Вспоминая мытарства трудоустройства, Ася долго пыталась уснуть, прилагала почти героические усилия, жмурила глаза, вертелась, переворачивалась, босиком бегала на кухню пить, вспоминала стихи Пушкина – обычно это усыпляло.

Разбудил заискивающий тон:

– Ну и кто тут у нас спит до обеда?

Ася натянула одеяло на голову, точно воскликнула: «Подите вон! Не трогайте меня! Отвяньте!» В горле – комок недоумения и озадаченности.

– Подруга, – всё тот же тёплый голос, – пора вставать. Скоро будут гости.

Ася долго думала над словом «будут»: по её ощущениям, гости никуда и не уходили.

Отбросила одеяло, выворачивая локти, стала путаться в халате.

Кто-то уже заправлял её постель, кто-то подталкивал к ванной. Оттуда уже выходила невеста при всём праздничном параде: на барашке волос – фата, белое атласное платье отливало холодным металлом на ладной хрупкой фигуре. Как метла дворника, в ведре стояли высоченные бархатные гладиолусы.

Ася морщила лоб, чистила зубы, а в ванную заходили, меняли полотенца, торопили, приносили шёлковое розовое платье, предлагая вечером надеть на свадьбу. То, во что Ася вляпалась, было карнавалом в чистом виде.

«Люди! Кто вы?» – смотрела Ася в зеркало и не понимала, как реагировать. Девушка с туманно-веснушчатыми щеками выглядывала из-за спины. Ася обернулась, словно ожидая, что в полумраке ванной комнаты она являлась каким-то чрезмерным воображаемым отражением.

– Заря.

«В смысле?» – остолбенела Ася.

– Меня зовут Заря, – уточнила девушка и звонко расхохоталась.

Они стояли друг против друга, хмурая Ася и улыбчивая Заря. Заря высматривала болячку на локте, усиленно гладя, словно пыталась пальцами вдавить обратно под кожу.

– Вот угораздило вчера цапануться о станок. Прямо на самом видном месте. Вечером на свадьбу, – и вдруг вспоминает: – Ты примерь платье, оно моё.

– Зачем?

И как бы Ася ни отказывалась, ей настойчиво объясняли и втолковывали, что если в комнате невеста, то по традиции она обязана пригласить девчонок на свадьбу. И никто не имел права отказываться. Это не комнатная прихоть, скорее, общежитская одержимость. Вышла замуж – помоги другой. Свадьба, как ещё один источник для знакомств, словно наделена наследственной особенностью – органичным воспроизводством семейных пар. Попав в общежитие, ты моментально вовлекаешься в бешеный водоворот свадебного праздника. Глядишь – то тут, то там в хмельном пробеге мелькнёт новое лицо, на мгновение разомкнётся круг, принимая человека в хоровод, и… вот уже мчится под воздушными шариками городского кафе или деревенского шатра новоявленная пара, собранная из двух влюблённых – сварщика из Кузни и намотчицы из «движков». А кругом частушки на многострастных языках, но с одним фаллософическим сюжетом «как гайка нашла свой болт». Все красивые, вместо спецовки – лучшие платья и босоножки, хорошо, если собственные, но и подружкины сгодятся.

Пока Ася придумывала, как отказаться от такой традиции, Заря выставляла на стол чашки, тарелки с сухой конской колбасой, нарезанной прозрачными пластинами, жирной домашней сметаной, яйцами. В середину стола царственно легла сковорода с дымящейся жареной картошкой.

– Ты как к свинине относишься?

Ася пожала плечами. Никак не относится, ни по родству, ни по чистоплотности.

Двигалась Заря с поразительной быстротой, жесты были лёгкими, внезапными, она походила на долговязую птицу, которая при опасности готова стартануть в первую секунду. Она сидела на стуле, подобрав под себя стопы, будто оберегала их от укуса гадины. Одна коленка свисала, вторая торчала вверх и служила подпоркой подбородку Зари. Вместо халата – длинная мужская рубашка в голубую полоску, нижняя пуговица не застёгнута, так что, кроме трусиков, виден пупок на плоском животе. Одного её смеха достаточно, чтобы понять всю её открытость и доброжелательность.

Заря шарилась в банке с ложками и вилками, пытаясь отыскать две одинаковые. Не нашлось. Асе попалась вилка с кривым четвёртым зубом. У Зари вилка с кривым первым. Ася задержала дыхание, чтобы не разрыдаться от щедрости Зари.

– Спасибо. У меня есть кефир и булочка, – в глубокой признательности прижала вилку к груди Ася.

– Потом съешь. Сейчас давай, налегай, чтобы до свадьбы хватило. Ты в какой цех?

– ТСО, – сосредоточившись, Ася тягуче расшифровала: – Цех транспортно-складских операций.

– Кем?! – вилка с картошкой застыла на полдороге.