Рим – это я. Правдивая история Юлия Цезаря

Гай Марий повернулся и устремился вниз, отдавая последние распоряжения тем, кто направился вслед за ним:

– Никакого вина. Пусть поужинают и ложатся спать. Встанут на рассвете, позавтракают и займутся укреплениями.

Оказавшись у подножия башни, Марий зашагал к преторию, расположенному между палатками легионеров.

– Вы все слышали, – сказал Серторий остальным трибунам, которые отправились передавать полученные приказы. Потом ускорил шаг и догнал консула. – Решающая, окончательная битва впереди, не так ли, славнейший муж? – спросил он.

– Верно, – ответил Марий, не сбавляя шага.

Серторий почувствовал, что Марию не хочется разговаривать, и остановился, молча глядя вслед удалявшемуся консулу. Тот шел один. Наконец его прямой, четкий силуэт затерялся среди множества легионеров, которые почтительно отдавали честь, видя, как он проходит мимо палаток.

XXI

Memoria in memoriana

Родные легионы

Долина рядом с Аквами Секстиевыми, Южная Галлия

102 г. до н. э.

Тевтобод вновь попытался сбить с толку или раздразнить римлян: стоя у «канавы Мария», он заставлял своих людей оскорблять легионеров, а теперь небольшие тевтонские отряды под покровом ночи подкрались к римским укреплениям. Германцы принялись колотить мечами о щиты, производя такой грохот, что враги не могли сомкнуть глаз.

Гай Марий ответил в том же духе: отправил дозорных, чтобы нарушить сон тевтонов.

Казалось, всем снова предстоит долгое ожидание, но однажды вечером все ускорилось.

Римский лагерь

Консул вызвал трибунов в преторий на вершине холма.

Он был немногословен. Он был прямолинеен. Он был точен.

– Сегодня вечером все солдаты поужинают сытно, но без излишеств, и ни капли вина. А завтра, до рассвета, позавтракают молоком или водой. Мне не нужны легионеры, мучимые жаждой с утра. – Он развернул папирус с картой, набросанной крупными линиями – холм, река, римский лагерь, тевтонский лагерь, – и, не выпуская ее из рук, отдал распоряжения, над которыми размышлял в последние дни: – В эту ночь следует удвоить число дозорных вокруг тевтонского лагеря. А ты, Клавдий Марцелл, – он посмотрел на одного из старейших трибунов, стоявших рядом с Серторием, – возьми три тысячи легионеров и спрячься в дубраве неподалеку. – Он указал на подножие холма. – Возьми с собой вьючных животных, мулов и большую часть рабов. Я бы дал тебе больше людей, но мне нужно, чтобы основные силы оставались на холме. Ты появишься в разгар битвы, когда тевтоны начнут отводить войска, причем все должно выглядеть так, будто вас не три тысячи, а гораздо больше. Вот почему ты возьмешь животных и рабов. Объедини их со своими легионерами. Это создаст видимость грозной силы. Понятно?

Клавдий Марцелл кивнул, еле сдерживая удивление.

Как и большинство военачальников, он не верил тому, что слышал: консул отдавал приказы для решающего сражения. Наконец-то!

Сертория, однако, это не удивило. После погони за амбронами ему стало ясно, что консул выбирает день для нападения.

– Хорошо, во имя всех богов, – продолжил Гай Марий. – Завтра на рассвете часть пехоты заберет Клавдий Марцелл, остальные когорты мы построим в triplex acies: одна когорта занимает квадратный участок, а соседний квадрат остается пустым, в следующем ряду – то же самое, но наоборот.

Консул знал, что его начальники прекрасно разбираются в древнем triplex acies, напоминающем игральную доску: клетки, занятые солдатами, чередовались с пустыми клетками, перед которыми становилась следующая когорта. Как в шашках, за которые с недавних пор стали садиться римляне. Марий знал, что его воины знакомы с этим построением, но стремился избежать малейшего недопонимания и ничего не принимал на веру. Предстояла решающая битва, и все должно было соответствовать замыслу, который он вынашивал в последние… дни, недели, месяцы? Нет. В последние годы.

Марий мечтал об этой битве с тех пор, как узнал о поражениях консульских войск при Норее, Бурдигале и Араузионе.

– На рассвете, – сказал он, – с первыми лучами солнца, собрав войска перед лагерем на склоне холма, мы бросим на врага наши турмы. Всадники будут изводить врагов до тех пор, пока тевтонский царь не прикажет бросить против них своих людей. Тевтонам придется пересечь реку и подняться на холм. Там их встретят легионы, которые расчистят проход для конницы, идущей сзади. И в эту минуту начнется битва.

Консул умолк, глядя на карту.

– Есть вопросы? – обратился он к капралу.

Все казалось предельно ясным. Серторий молчал, повторяя в уме только что услышанное.

Клавдий Марцелл осмелился задать вопрос, который в той или иной мере волновал всех.

– Тевтоны превосходят нас числом, – заметил он. – Даже после уничтожения амбронов их намного больше.

Консул кивнул и сухо ответил:

– Вот почему мы сражаемся на холме, вот почему река будет за спиной у них, а не у нас, вот для чего нужна засада, которую ты устроишь в разгар боя. Никто не обещал, что будет легко. Но ведь ты мечтал о битве долгие месяцы? Что ж, день настал.

Тевтонский лагерь, раннее утро следующего дня

Тевтобод спал плохо. В ту ночь римляне особенно сильно досаждали им. Но не только это омрачало с самого утра настроение царя.

– Вон они, мой царь! – воскликнул один из советников, указывая на склон.

Все римляне вышли из лагеря в строгом боевом порядке и рассредоточились по склону холма. Но это было не все: к тевтонскому лагерю приближалась конница противника и, по всей видимости, собиралась завязать бой.

Тевтобод огляделся: большинство его воинов готовили завтрак. Никто не ожидал крупного наступления, но, так или иначе, вражеские всадники приближались. Небольшое соединение – но все же надо было что-то делать.

– Пусть все воины приготовятся, – приказал царь.

Вскоре к сторожевым отрядам, расставленным вокруг лагеря, присоединились остальные солдаты Тевтобода со щитами, мечами, топорами и копьями. Многие не успели позавтракать. Они были голодны и, подобно царю, плохо спали из-за римских дозорных, которые в ту ночь бесчинствовали с особенной силой.

Римский лагерь[20 - См. карту на с. 618.]

Всадники галопом возвращались к аккуратным рядам пехотинцев. Они сражались с тевтонами до тех пор, пока основные силы германцев не собрались и не набросились на врага. Римлян было слишком мало, чтобы принимать неравный бой; кроме того, трибуны приказали им дразнить противника до тех пор, пока тот не начнет преследование. Видя, что на них идет огромная тевтонская рать, декурионы приказали отступать к холму, где ожидали легионы. Конники с лету пересекли реку и поднялись на холм.

Гай Марий спустился с вершины сторожевой башни, откуда наблюдал за происходящим и, как полагали его приближенные, собирался руководить битвой. Увидев, что конница возвращается в лагерь, а за ней по пятам несутся тевтоны, он быстро спустился по лестнице.

Консул с Серторием и остальными военными трибунами поспешно покинул лагерь через главные ворота, оставив позади оборонительный частокол. Все они направились к замыкающим когортам, расположившимся на обширном склоне холма.

– Стройтесь! – приказал Марий.

Трибуны и центурионы повторили его слова.

Когорты выстроились, как шашки на доске, разделенные широкими проходами.

По одному из них, проходившему через середину войска, Марий направился к первым рядам. Тем временем по проходам, разрезавшим крылья, двигались конники, призванные замыкать построение – до тех пор, пока консул не прикажет им вернуться в передовой отряд.

Вскоре, ко всеобщему изумлению, Гай Марий оказался в первом ряду. Нечто необычное, почти неслыханное: такого не случалось со времен Сципионов.

Консул пристально смотрел на врагов: те приближались, но медленно. У него было время, чтобы обратиться к своим солдатам.

Гай Марий прошелся вдоль передовых когорт.