Рим – это я. Правдивая история Юлия Цезаря

– Закройте проходы! – приказал он.

Когорты перестроились, как кружочки на доске для игры в ludus latrunculorum. Отныне не оставалось места, через которое можно было прорвать срединную часть римских сил – разве что враг нанесет невероятно могучий удар, и безупречный строй рассыплется. Такое уже случалось. При Араузионе. И могло повториться.

Тевтоны двигались по равнине.

– Легионеры Рима! – Марий поднял руки, чтобы всецело завладеть вниманием воинов. Его голос эхом разнесся по холму, наклонная поверхность которого позволяла легионерам из средних и замыкающих когорт видеть главноначальствующего. Кроме того, местность была своего рода естественным театром, и поэтому все воины слышали консула.

Стоя за спиной Мария, Серторий удивленно посмотрел на него. Он еще не знал, что тот задумал. Возможно, консул поприветствует легионеров, а затем вернется в тыл, чтобы руководить битвой с безопасного расстояния…

– Легионеры Рима! – воскликнул Марий, убеждаясь в том, что солдаты слушают его с предельным вниманием. – Я хотелось бы сказать вам, что вы – украшение Рима, любимцы Сената, что вами гордятся все учреждения нашей великой республики! Мне хотелось бы сказать вам все это, но тогда я бы солгал!

Он ненадолго прервался.

Тридцать тысяч легионеров хранили полнейшее молчание. В этой тишине шаги шестидесяти с лишним тысяч тевтонов гремели гулко, как барабаны, выстукивающие ритмы неизбежной, неумолимой, неотвратимой битвы. Всем было не по себе. Они уступали противнику числом: так было и в последних трех битвах, и каждый раз римляне терпели поражение. Солдат обуревало огромное желание сражаться, но внезапно… они почувствовали страх.

– Нет, вы не лучшие в Риме! – продолжал консул. – Вы даже не посредственные, второстепенные или малоценные римляне! Вы – нечто гораздо худшее: вы – отбросы Рима! Вы – худшие из худших!

Серторий нахмурился. Помрачнели и трибуны, стоявшие рядом с ним.

Легионеры притихли, ничего не понимая. Они надеялись, что консул воодушевит их перед битвой и ожидали чего угодно, только не оскорблений. Серторий опустил взгляд и молча покачал головой: не время обижать солдат, которым предстоит сражаться до последней капли крови. Неужто консул утратил рассудок?

– Да, вы – отбросы Рима, вы бедняки, Рим с вами не считается, ваши голоса ни на что не влияют! Вы – те, кого Сенат не пожелал вооружить, поскольку, согласно закону, только обладатели имущества могут иметь оружие и участвовать в войне! Вы – те, кому не позволили быть защитниками Рима, а значит, вам не достанется славы, побед и, конечно же, богатств! Вы – воплощение нищеты! Для Рима вы ничто! Для Рима вас попросту не существует! Рим вам не доверяет, Рим ждет вашего поражения, вашей неудачи! Городской сенат подумывает о том, чтобы набрать еще одно войско, старого образца, из состоятельных граждан! Вы не можете и никогда не сможете рассчитывать на римские власти! Для римских властей вы перестали существовать еще до начала решающего сражения!

Легионеры сглатывали слюну, с трудом подавляя ярость, которая росла в их груди, жаждущей мести обидчикам. В «канаве Мария» над ними измывались тевтоны, а теперь и консул туда же. Откровение Мария сильно задевало солдат, ведь в глубине души они знали, что, несмотря на беспощадность его речей, он говорит правду: впервые за столетие с лишним, считая от Ганнибала, Рим сколотил войско из городских бедняков.

Гай Марий снова поднял руки.

Легионеры оцепенели. Они жаждали одного: слушать. Они ненавидели всех и вся, и все-таки ими владело желание сражаться и отдавать свои жизни за Рим, который их не любил.

– Нет, Сенат вам не доверяет! – продолжал Марий. – Но знаете ли вы, кто вам доверяет? Знаете ли вы, кто верит в вашу силу, в вашу стойкость, которую вы обрели за годы неустанного обучения?! Знаете ли вы, кто готов сражаться вместе с вами, умереть вместе с вами, победить вместе с вами?!

Консул снова сделал паузу, молча расхаживая вдоль переднего ряда воинов.

Тевтоны подошли к реке, пересекавшей равнину, и начали переправу.

Серторий, слушавший полководца и одновременно следивший за передвижениями врага, подошел к консулу и тихо сказал ему на ухо:

– Враг переправляется через реку.

Марий кивнул, не глядя на своего помощника. Его внимание было приковано к лицам легионеров.

– И кто же нам доверяет? – спросил наконец один из солдат.

Марий снова кивнул, с большей силой, показывая, что доволен вопросом, который задал рядовой солдат:

– Я – Гай Марий, римский консул, победитель войны в Африке, разгромивший Югурту! Я верю в вас, в вашу доблесть и силу вашего духа! Я, Гай Марий, решил, что государство обязано выдать всем вам оружие, притом одинаковое, создать войско из равных по силе когорт! Я, Гай Марий, верю в вас! Вы скажете: если вы в нас верите, почему не позволили сражаться с тевтонами, с врагами, которые идут на нас огромной толпой, которые издевались над нами в устье Родана? И я отвечу вам: потому что устье Родана было отличным местом для того, чтобы запасаться продовольствием и совершенствоваться в военном деле, а также следить за движением врага на Рим – но не для решающей битвы. Зато вот это подходит как нельзя лучше! – Он указал на склоны холма, окаймленные непроходимыми лесистыми оврагами. – Здесь они не могут нас окружить, и пусть их вдвое больше, линия соприкосновения одинакова для обоих войск! В лагере на Родане река осталась бы позади нас, как это случилось при Араузионе, но теперь она за спиной у наших врагов! Неужто вам не хочется промочить уста, напиться вдоволь? Так оттесните тевтонов вниз, заставьте вернуться к реке, которую они сейчас пересекают, а затем напейтесь воды, обагренной вражеской кровью! Уничтожьте тевтонов раз и навсегда! Почему я не позволил вам сразиться на Родане? Не потому, что я сомневался в вашем умении одерживать победу, в вашей храбрости и силе, а потому, что в победе не было уверенности! И знаете что? Бедняки, отбросы Рима, не имеют права на вторую попытку! Сенаторы – да, консулы, подобные мне, тоже, но вам никто в Риме не разрешит сделать вторую попытку! У вас, городских отбросов, оборванцев, на которых никто не взглянет по пути на Форум или на рынок, не будет возможности сделать вторую попытку, если вы проиграете! Вам, римским беднякам, доступна только одна! Ваша попытка – этот склон, этот холм, эта река, эти овраги по краям, ваше оружие, годы неустанных упражнений – вот ваша единственная попытка!

Гай Марий умолк. Ему нужно было перевести дух, но он горел, пламенел, он говорил от сердца, от души…

– На это вы возразите, – продолжал он, – «Зачем воевать за город, который нас не любит?» И я вам отвечу! Неправда, что Рим вас не любит! Это Сенат не доверяет вам, это patres conscripti в большинстве своем презирают вас! Особенно те, кто называет себя оптиматами, как будто они – лучшие из лучших! Но в Риме остались ваши жены и дети, с которыми, как и с вами, тоже никто не считается! И ваших жен и детей тевтоны будут бесчестить наравне с женами и детьми богачей и знати, как тысячу раз уверяли нас сами тевтоны, презирая нас за то, что мы не покидаем лагерь на Родане! Но я не доверяю… я совершенно не доверяю новому войску, которое собираются набрать сенаторы! Это опять будет вялая, неуклюжая толпа, которой недостает мужества, ярости и выдержки, необходимых для того, чтобы защитить город, остановить и уничтожить дикарей, которые сейчас наступают на нас, а завтра, в случае нашей неудачи, беспрепятственно двинутся на Рим, к вашим женам и детям!

Марий вспотел. Он старался говорить как можно громче, чтобы его услышали все солдаты в этом гигантском естественном театре на склоне холма.

Встревоженный близостью врага Серторий, для которого смысл речи был уже очевиден, снова шепнул ему на ухо:

– Тевтоны перешли реку и поднимаются по склону холма, славнейший муж.

Марий снова кивнул.

– Пусть мне поправят панцирь, – сказал он. – Ремни плохо затянуты.

Серторий сделал знак, один из колонов подошел к главноначальствующему и подтянул шнурки с обратной стороны панциря, чтобы нагрудник плотнее прилегал к телу и не сместился во время боя.

В этот миг Серторий понял: консул вышел на передовую не только для того, чтобы произнести речь, которая больше не казалась трибуну безумием: он видел сверкающие глаза легионеров, воодушевленных словами полководца.

– Доложи, когда они будут в тысяче шагов, – добавил Гай Марий, не глядя на трибуна и обращаясь к солдатам.

Он сделал пару шагов, оказавшись еще ближе к легионерам, обвел взглядом передовые когорты, находившиеся под его началом: и тех, кто был ближе к нему, и тех, кто стоял дальше, на склоне холма. Марий в последний раз перед битвой обратился к солдатам:

– Готовы ли вы сражаться за жен и детей, за братьев и сестер, за тысячи таких же простых людей, как вы, населяющих улицы Рима, за всех тех, кого Сенат презирает, за всех женщин и детей, за ваших друзей, которые действительно в вас верят, на вас надеются? Готовы ли вы сражаться за меня, своего начальника, который дал вам оружие, обучил ратному делу и предоставляет эту единственную возможность? Готовы ли вы сражаться не только для того, чтобы победить варваров, но и для того, чтобы изменить историю Рима? Готовы ли вы доказать, что легионы, собранные из простых римлян, сильнее, могущественнее и тверже любого другого войска? Готовы ли вы биться за то, чтобы быть причастными к славной победе? Отвечайте, ибо я готов сражаться с вами плечо к плечу в передних рядах! Я готов сражаться вместе с вами, умереть вместе с вами и победить вместе с вами! Но готовы ли вы? Во имя богов, отвечайте!

Последнее слово консул проревел из всех сил. Его возглас не мог остаться без ответа.

– Да, мы готовы! Да, готовы! Мы готовы! – вскричали несколько легионеров из передних рядов. Вскоре к ним присоединились солдаты остальных когорт, и все голоса слились в оглушительном тридцатитысячном крике, который разнесся над равниной и достиг ушей тевтонов.

Этот вопль навсегда изменил историю Рима.

XXII

Memoria in memoria

Заключительная битва

Долина рядом с Аквами Секстиевыми, Южная Галлия

102 г. до н. э.

Передовой отряд тевтонов

Царь Тевтобод не шел в первых рядах своего огромного войска. Он вместе со всеми продвигался к холму, но его окружали солдаты. Как бы то ни было, он тоже отчетливо слышал вопли легионеров.

Окружавшие царя военачальники были поражены яростью, звучавшей в этих возгласах. Тевтобод уловил на их лицах тень сомнения.

– Нас вдвое больше, – сказал он, – и мы уже несколько раз побеждали врагов. Все их ничтожные силенки ушли в этот крик…

Он рассмеялся. В ответ по рядам прокатился громовой хохот, к которому присоединились сначала советники, а затем и все воины. Смех пошел тевтонам на пользу, потому что на долю секунды их всерьез встревожил вой легионеров.

Передовой отряд римлян