Территория чудовищ. Путеводитель для осторожных туристов

– Не сейчас, – тихо произносит он, глядя в конец вагона, словно ожидая, что Вороны вернутся и набросятся на него.

Вэйвэй ждет объяснений, но Профессор не расположен к такому разговору.

В команде говорят, что ворон – символ греха. Когда начались трансформации, только вороны перелетали через Стену, питались падалью на измененной земле и возвращались с красивыми безделушками или яркими камнями в клювах. Вот почему в Северном Китае их забрасывали камнями – это про`клятые птицы.

Маленькая Вэйвэй воображала себе, что люди из компании умеют летать. Она верила, что у них есть крылья, спрятанные под черной одеждой, и, когда они расправляются, эти люди взлетают в небо, подобно сумеречным птицам Запустенья. Широко раскрывают рот и перекликаются на отрывистом, невнятном английском, а когда возвращаются, во рту держат все грехи поезда, точно камни, твердые и такие яркие, что больно смотреть.

Стена

В салон-вагоне душно и тесно от скопления тел. Аромат духов висит в воздухе и застревает в горле у Марии. Слишком уж много здесь шелка и бархата. Она задыхается в плотном платье.

Пассажиры первого класса собрались полюбоваться на Стену и по традиции отметить ее появление тостом. В ясный день Стену можно разглядеть, отъехав всего на пятьдесят миль от столицы.

Мария слышала, что билетов первого класса продано гораздо меньше, чем обычно, несмотря на все ухищрения компании. Но вагон все равно выглядит переполненным. Леди обмахиваются веерами, у джентльменов в застегнутых на все пуговицы накрахмаленных рубашках пылают щеки от жары и горячительных напитков, что разносят на серебряных подносах официанты. Мария делает глоток и морщится.

– Уже который месяц не могут добыть настоящую русскую водку, – заявляет графиня, устроившись на троне из подушек, как монарх крохотной страны перед своим двором. – Боюсь, нам придется обойтись без нее. – Она сокрушенно качает головой. – Полагаю, нас ожидает нелегкое путешествие. Я случайно заглянула в вечернее меню, и прочитанное меня не очень обнадежило. Бедная Вера жалуется, что ее организм не может больше переваривать эти экзотические овощи.

Вера поджимает губы и безмолвным кивком подтверждает слова графини.

Мария пытается найти подходящий ответ, но ей мешает чувство неловкости. Слишком долго она не была в обществе незнакомых людей. В первый раз с начала путешествия она осознает блеклость своей одежды среди чужих ярких нарядов. Она поневоле задумывается о том, что вынужденное притворство наверняка отражается на ее лице, что образ той, другой Марии сползает с нее, как не по размеру выбранное платье.

Однако Анна Михайловна с прежней невозмутимостью скептически оглядывает своих придворных, а непрерывный поток ее замечаний действует скорее ободряюще. От Марии требуется лишь внимательно слушать и время от времени что-то согласно бормотать. По словам графини, ее покойный муж был дипломатом.

– Впрочем, на этом настоял его отец. Будь муж в своей воле, так бы и провел всю жизнь на болотах Петербурга. И только теперь, когда он скончался, у меня появилась возможность путешествовать ради собственного удовольствия.

Мария мысленно отмечает, что графиня сохранила многие важные для жизни дипломата качества, включая пренебрежительное отношение к окружающим мужчинам.

– Вот этот джентльмен с газетой – торговец шелком, невероятно богатый – разумеется, благодаря этому поезду. Не помню, как его зовут, у этих китайцев такие странные имена. Я слышала, что у джентльмена рядом с ним чудесное имя Оресто Дауд, он из Занзибара, который я, признаюсь, сочла бы вымышленным местом, если бы Вера не убедила меня в обратном. Ах да, еще Хэ Шен, очень круглый и краснолицый, банкир или что-то вроде. Я познакомилась с ним на дипломатическом приеме в Калькутте.

– В Дели, – поправляет Вера.

– Правильно. Знаете, он ужасно скучный человек. Настолько неприметный, что я даже забыла название города. Вера, если он подойдет, пожалуйста, изобрази обморок.

Вера наклоняет голову.

«Какие они все равнодушные, эти коммерсанты и аристократы, – думает Мария. – Даже не глянут в окно, на приближающуюся Стену. Только друг на друга смотрят и временами – в золоченое зеркало над барной стойкой».

– В его оправдание следует признать, что он очень богат, – продолжает Анна Михайловна.

Конечно богат, кто же еще может позволить себе такое путешествие?

«Самые богатые покупают не только поместья и изящные украшения, но и чувство уверенности, – думает Мария. – Они платят за убежденность, что в этом путешествии нет ничего опасного». Она завидует их самонадеянности.

– Что ж, раз он так богат, то ему нет надобности вызывать к себе интерес, – говорит она, стараясь не думать о фальшивой легкомысленности своего тона. – Кроме того, я слышала, что излишек воображения в этом путешествии опасен.

– Да, конечно, – соглашается графиня. – А вы, моя дорогая? В столь юном возрасте ехать через Великую Сибирь…

Она ощупывает Марию изучающим взглядом.

– Я возвращаюсь домой, в Санкт-Петербург. Мои родители и муж умерли… Вспышка холеры…

Мария опускает глаза, необходимость лгать угнетает ее.

– Вот как? Очень жаль. Не стоит рассказывать об этом и еще больше огорчаться.

Графиня наклоняется и похлопывает ее по руке. Она чем-то напоминает бабушкиных подруг, которые подпитывались чужим несчастьем, вдыхали его, словно свежий морской воздух, сулящий возвращение молодости.

Однако совершенно ясно, что графиня жаждет услышать рассказ, и Мария торопливо спрашивает:

– А этот джентльмен?

Она кивает на мужчину, который перед отъездом ругал стюардов. Сейчас он беседует с молодой парой, или, скорее, разговаривают мужчины, а женщина смотрит в окно, подперев подбородок рукой.

– О, это скандально известный доктор Грей, – отвечает графиня тихо, но не без удовольствия. – Бедняга невольно вызывает сочувствие. Известные ученые особенно тяжело переносят потерю репутации.

Эта история освещалась в прессе с определенной долей злорадства, объясняет графиня. Доктор Грей прославился тем, что отыскал загадочную окаменелость в желудке мертвого тюленя, выброшенного на английский пляж. Окаменелость, имевшую полное сходство с плодом, свернувшимся в материнской утробе. И это доказывает, заявил доктор Грей, что в организме животных содержатся следы их постепенной эволюции в высшую, совершенную форму – человека. Но гипотеза рассыпалась в прах. То, что Грей принял за человеческий плод, оказалось древним морским существом, которое застряло среди известковых скал, а потом было случайно проглочено ни в чем не повинным тюленем. Все утверждения доктора Грея были опровергнуты гласно и прилюдно. Француз Жирар, гордившийся своей теорией эволюции видов, посмеялся над ним с кафедры Парижского института: «Кто способен перепутать краба с ребенком? Только англичанин!»

Мария ощущает некое родство с этим человеком – она прекрасно знает, что означает потеря репутации, а вместе с ней и средств к существованию.

– Уверена, что он направляется на Московскую выставку, – продолжает графиня. – Нам остается только с живым нетерпением ждать, что же он там покажет. Может быть, русалку, чтобы доказать, что мы когда-то были способны дышать под водой?

Она постукивает веером по плечу Веры, довольная своей шуткой. Вера послушно улыбается.

– А вы не собираетесь посетить? – спрашивает графиня у Марии.

– Что посетить?

Теперь веер хлопает по Марии.

– Московскую выставку, моя дорогая. Огромное здание, целый дворец из стекла. Я нахожу его несколько фривольным, но никогда заранее не угадаешь, что решат люди, и я полагаю, есть и худшие способы показать, до чего же мы умны и искусны.

– Да, я собираюсь ее посетить. – Мария закусывает губу.

Она с облегчением замечает, что графиня отвлеклась на что-то другое.

Поезд уже приблизился к Стене, позволяя увидеть, как она поднимается над горизонтом и ее зубцы выделяются на фоне неба, как будто это замок великанов, охватывающий целый мир. Сторожевые башни тянутся еще выше, обманывая зрение и заставляя думать, что Стена ближе, чем на самом деле.

– Какое чудо! – восклицает графиня.

Другого слова и не сыщешь. Но еще больше поражает мысль о том, что Стена простирается на тысячи миль, а шестьсот дозорных башен вечно стоят на страже, бдительные и готовые к действию. Мария прижимает ладони друг к другу перед собой, чтобы руки перестали дрожать. Внезапно ей в голову приходит, что в этом жесте есть что-то от молитвы, и она с трудом сдерживает смех. Вера рядом с ней и в самом деле начинает молиться, губы шевелятся в отчаянной просьбе о защите. Графиня просто смотрит на приближающуюся Стену с по-детски восторженным изумлением на лице.

– Ну разве это не великолепно? Вы когда-нибудь думали, что увидите такое?

Графиня оглядывается на Марию, и та мысленно повторяет: «Только не так».

Поезд замедляет ход, и все погружаются в благоговейное молчание. Башня нависает над ними, Стена становится выше с каждой секундой. Утреннее солнце освещает серые щербатые камни. Мария выросла на историях об императоре, приказавшем построить эту Стену больше тысячи лет назад, о людях, чьи останки смешаны с ее камнями. И конечно, на рассказах о Сунь Тяньфэне Строителе, который пятьдесят лет назад возвел Стену заново, когда Запустенье надвинулось на Китайскую империю. Император переместил старый фундамент на сто миль к северу, укрепил камень железом, пересек великую равнину, чтобы известить Российскую империю и научить ее, как построить собственную Стену.

Мария думает о людях, что отдали жизнь ради возведения Стен. Если бы не их самопожертвование, разве не расползлась бы скверна до Пекина и Москвы и даже намного дальше? Разве не рыскали бы чудовища по всей стране, не прокрадывались бы по ночам в города?