Территория чудовищ. Путеводитель для осторожных туристов

Поезд останавливается у самого основания башни, над ним выгибается исполинская каменная арка. А еще выше поднимается дозорная вышка со стражниками, десять смотрят в сторону Китая, а другие десять – в Запустенье. Марии известно, что они носят железные шлемы с коваными масками драконов и львов, словно говоря каждому, кто осмелится подойти слишком близко: «У нас тоже есть хищники».

Снаружи выстраивается еще одна шеренга стражников. Многие ли фирмы имеют свою частную армию? Да и вообще, многие ли могут похвастаться достижениями, сравнимыми с достижениями компании? Мария знает ее историю во всех подробностях – да и кто не знает? Эта история началась задолго до появления железных дорог, к середине семнадцатого века, когда группа английских коммерсантов позарилась на богатство шелковых путей и минеральных ресурсов Сибири. Из крохотной штаб-квартиры в Лондоне компания постепенно выросла в торговую империю, а ее основатели приобрели влияние, должности в парламенте и поместья по всей стране. Когда начались трансформации, все ожидали, что компания объявит о своем закрытии. Но то, что выглядело катастрофой, обернулось окном возможностей. Именно у компании достало средств и решимости, чтобы построить железную дорогу, соединив прочной нитью два континента.

Все-таки из поезда стражники компании кажутся очень маленькими, как ни выпячивают они грудь, растягивая мундир. В маске с пустыми глазами и дыхательными трубками они выглядят как карикатура на человека.

– Бедняги, должно быть, уже и не чаяли встретить новый поезд, – говорит графиня. – За какие прегрешения их сослали сюда?

Китайский торговец шелком подходит к окну и с поклоном представляется именем Ву Джиньлу.

– Им внушают, что это большая честь. Они защищают страну.

Но Мария слышала, как вернувшиеся со Стены солдаты гарнизона рассказывали о видениях и кошмарах, о голосах из ночи и необъяснимом трепете.

– Они, должно быть, верят, что в казармах у Стены живут призраки, – продолжает графиня.

– О, призраки гарнизона, – улыбается торговец. – Я тоже слышал эти истории.

«У него довольно беглый русский, – думает Мария, – но с простецким оттенком московских мануфактурных лавок».

– Разумеется, Транссибирская компания не жалует подобные слухи, – говорит он. – Призраки – это так несовременно, и они наверняка откажутся платить аренду. Гм… – Он кивает на дальний конец вагона. – Как будто ждали своего выхода.

Мария глядит туда же. По проходу шагают двое в черных сюртуках, европеец и китаец. Задерживаются, чтобы пожать руку кому-то из мужчин или сдержанно поклониться даме. Один поворачивает голову в сторону Марии, стекла очков отражают солнце, и у нее возникает нарастающий шум в ушах.

– Полагаю, эти джентльмены занимают какую-то должность в компании? – спрашивает графиня, не утруждаясь понизить голос.

– Да, мы и в самом деле польщены, – говорит Ву Джиньлу. – Петров и Ли – вот их фамилии. Торговцы вероятностью.

Он едва заметно усмехается.

Графиня приподнимает брови:

– Что вы хотите этим сказать?

– Думаю, официально их именуют консультантами, но на самом деле они работают с деньгами: подсказывают компании, когда нужно что-то продавать или покупать. Посреднические сделки и все такое. Их глазки-бусинки всегда замечают, чем красят губы леди в Пекине или что пьют джентльмены в салонах Парижа. Они занимаются будущим, которое, по их мнению, вдохнет жизнь в поезд.

– Просто очаровательно, – ворчит графиня. – А мне-то казалось, что самый ценный товар на борту – это пассажиры.

– Консультанты наверняка постараются, чтобы мы в это поверили. Хотя обычно это работа капитана – встречать пассажиров и знакомить их с поездом. Странно, что мы ее еще не видели. – Он оглядывается, будто ожидая, что одно упоминание о капитане заставит ее прийти. – Но с другой стороны, этот рейс… – он неуверенно замолкает на миг, – особенный.

Мария берет у официанта еще одну рюмку водки и осушает слишком быстро, одним глотком. Она пытается сохранить спокойное выражение лица, но чувствует пристальный взгляд графини. Вероятно, эта проницательная старуха способна услышать даже, как колотится сердце Марии. Похоже, ее раззадоривают чужие тайны, воодушевляет возможность подцепить их на крючок.

– Леди и джентльмены, – обращаются к пассажирам по-английски консультанты компании, – просим уделить нам пару минут вашего внимания. Для нас большая честь приветствовать вас от лица Транссибирской компании. Позвольте пожелать вам приятного путешествия на борту нашего замечательного поезда. Конечно же, это путешествие заслуживает особого внимания, поскольку закончится оно на Московской выставке, для тех из вас, кто пожелает ее посетить. А поезд станет доминантой экспозиции нашей компании, как признание наших трудов, как символ уверенности, с которой мы вступаем в новое столетие.

Графиня фыркает – совсем тихо, но слышно.

– Посмотрим, оправданно ли такое самомнение.

Губы торговца шелком дергаются в заговорщицкой ухмылке, и он произносит, понизив голос:

– Знаете, как называет их команда? Вороны. По мне, так очень подходящее прозвище.

«Вороны. Птицы – предвестницы беды».

Когда отец Марии вернулся с того последнего рейса, у него тряслись руки. Он заперся в кабинете и отказывался принимать пищу. Новости о злоключениях поезда уже распространились по городу, слухи расходились кругами и множились. Экономка сообщила, что на улицах только об этом и говорят. Но с губ отца не слетело ни одного слова.

Через день после его возвращения у дверей появились люди из компании, в своих черных сюртуках похожие на похоронных агентов. Мария спряталась за дверью, когда мать выманила отца из кабинета. Служащие компании разговаривали с ним, понизив голоса. Она разобрала только обрывки фраз: «Просчет… ошибка… перенапряжение…»

Когда люди в черном ушли, отец вернулся в кабинет, но мать еще долго сидела у огня. Потом она сказала подошедшей Марии, не глядя на нее:

– Это все из-за его безответственности.

Мария помнит, как стояла, оцепенев от изумления, а мать все не унималась.

– Они говорят, что дело в стекле. Стекло было плохое. Твой отец потратил на него столько времени, но оно оказалось некачественным. Потрескалось. – Мать обернулась к дочери. – Оно должно было всех защитить, а на деле само впустило зло в поезд.

Мать стиснула свою Библию в кожаном переплете, до крови кусая обветренные губы.

– Он не безответственный, – возразила Мария. – Эти люди ошибаются.

Ее охватила ярость, какой она никогда прежде не испытывала. Она едва одолела жгучее желание ударить кулаком по стеклянной столешнице или разбить зеркало, отражавшее безжизненные черты матери и ее собственное лицо, побелевшее от злости.

– Я говорила ему, что от этого места нет защиты, – продолжала мать тусклым голосом. – Но он не слушал. Не понимал, что это место проклято Богом и попавшим туда душам нет и не может быть спасения. Это падшие, проклятые души. И он сам будет проклят в первую голову.

И мать оказалась права, как обычно. Не прошло и недели, как Мария нашла отца навалившимся на стол в его кабинете. Врач сказал: сердечный приступ. Отец напряженно трудился, не заботился о здоровье, и вдобавок все эти потрясения – слишком много для одного человека. И ничего уже нельзя было сделать.

На Марию накатывает тошнота. Невыносимо смотреть на происходящее.

– И хотя мы можем заверить вас, что компания придерживается высочайших стандартов, тем не менее должны напомнить об отказе от претензий, который каждый из вас подписал, подтверждая, что осознает все риски, связанные со столь долгим и амбициозным рейсом.

Пассажиры заерзали в креслах. Одно дело – подписать лист бумаги в уютном зале ожидания первого класса, и совсем другое – осмысливать это уже на борту экспресса. «Пассажир отправляется в путешествие, принимая на себя все его риски. Долг каждого пассажира – сообщать врачу поезда о самочувствии на любом участке пути. Транссибирская компания не несет ответственности за болезни, травмы и гибель людей, имевшие место в поезде».

«Не несет ответственности, – мысленно повторяет Мария. – Просто и ясно».

Во второй раз люди из компании пришли в ее дом вскоре после смерти отца, когда она лежала, свернувшись калачиком, у себя в спальне, а мать дожидалась плакальщиц в гостиной, облачившись в траурный креп. Экономка попросила Марию спуститься вниз:

– Двое мужчин требуют отпереть дверь в кабинет вашего несчастного батюшки, – сказала она. – А у матушки, благослови ее Господь, так тяжело на сердце, что она не состоянии их остановить. Они утверждают, что все его труды – собственность компании.

Но Мария не смогла поднять затуманенную, отяжелевшую голову с подушки, не смогла сообразить, что должна сказать этим людям. Она просто закрыла глаза, а незваные гости унесли все, что осталось от трудов и доброго имени отца. Мария так и не простила себя за это. И никогда не простит.

Далее Вороны представляют пассажирам врача, и тот рассказывает о так называемой болезни Запустенья и ее симптомах. Мария узнала все это из книги Ростова: недуг начинается с упадка сил, с усталости, а затем развиваются галлюцинации. «Больному может казаться, что его преследуют, что нужно немедленно высадиться. Он забывает свое имя, не помнит, как и для чего оказался в этом поезде. И хотя при надлежащем уходе возможно излечение, не каждому выпадает такая удача».

У болезни нет физических проявлений, она действует коварно, исподволь – Ростов называет это помрачением рассудка.

– И что мы должны делать, если заметим симптомы у кого-то? – спрашивает миниатюрная женщина, что сидит, ухватившись за руку мужа, и теребит жемчуг на шее.

– В таком случае вы обязаны сообщить мне, ради безопасности всех, кто находится в поезде, – отвечает врач столь мрачным тоном, что женщина еще крепче сжимает руку супруга.

– Теперь мы вас покидаем, продолжайте наслаждаться напитками и знакомиться друг с другом. Не сомневаемся, что к концу путешествия вы станете добрыми друзьями.