Долго и счастливо

Это так ужасающе часто случалось, что у нас даже была своя аббревиатура для таких случаев: РПВБ, что означало «Решение, принятое в баре».

– Пожалуйста, скажи мне, что ты шутишь.

– Мне бы очень этого хотелось, – с усталым видом вздохнула мама. – Знаю, ты меня возненавидишь, но мне нужно, чтобы ты вернулась в город и забрала карточки из типографии. Я уже заказала их, оплатила срочную печать, и они готовы.

– Ты серьезно?

– Я же сказала, что ты меня возненавидишь, – ответила она, будто от этих слов мне должно было стать легче.

К тому же я в любом случае ее не возненавидела бы, ведь это не она натолкнула невесту на РПВБ. Мама была слишком организованной для этого.

– Просто помни, – продолжила она, – следующим летом ты уедешь отсюда в колледж. И больше никто не будет придумывать что-то еще в последнюю минуту. Ты сможешь найти нормальную работу, например, продавцом в продуктовом магазине.

Она не так давно начала говорить мне подобное в такие моменты, словно перспектива взвешивания огурцов могла смягчить любой удар. Хотя меня удивляло, что она вообще упоминала о моем окончании школы, ведь это вызывало целую бурю эмоций. Пока.

– Я прекрасно понимаю, что ты пытаешься сейчас провернуть, но идея поработать на фермерском рынке меня сейчас совершено не прельщает, – ответила я.

– Нет? – Она жалостливо посмотрела на меня. – А как насчет такого: привези карточки, и я обещаю, что, если не случится каких-либо непредвиденных катастроф, ты сможешь уйти пораньше.

– Уточни, что ты подразумеваешь под катастрофами.

– Нет, я не стану этого делать. Не стоит искушать судьбу. – Мама захлопнула папку. – Просто согласись на мое предложение. Вечер на пляже! И перспектива работы в овощном бизнесе.

– Это совершенно не смешно, – проворчала я.

– Может, и нет. Но я в отчаянии. – Она бросила извиняющийся взгляд на ключи от фургона, которые я только что положила рядом с монетами. – И это не шутка. Я бы не стала настаивать на поездке. Но…

– …клиент всегда получает то, чего хочет, – закончила я еще одну из ее излюбленных мантр и взяла ключи. – Но пенни начищать не стану. С этим разбирайтесь сами.

– Отлично. Это сделает Уильям.

– Погодите-ка, – ответил мужчина, входя в комнату, – что я должен сделать?

Мама притворилась, будто не услышала его вопроса.

– Только подумай о том, сколько огурцов ты взвесишь следующим летом! – крикнула она мне вдогонку, когда я вышла в коридор. – Такая простая работа! И такая расслабляющая!

Я ничего не ответила, лишь махнула на прощание рукой, а Уильям ошарашенно переспросил: «Огурцы?»

Ровно в шесть часов вечера отец Марджи вел ее по проходу к алтарю. Невеста выглядела великолепно: в платье с короткими рукавами и украшенным драгоценными камнями лифом, от счастья на ее лице блестели слезы. Нам невероятно повезло с погодой: было тепло, но не очень жарко, а с моря дул ветерок, который был недостаточно сильным, чтобы теребить вуали и подолы платьев. Единственным недостатком оказался вертолет береговой охраны, который пролетел над головами гостей, как раз когда молодожены начали давать свои обеты. Но даже мама не могла контролировать военных, хотя, уверена, у нее бы прекрасно это получилось.

После церемонии я сидела на ЗРС, пока свадебная процессия, а за ней и гости шли в бальный зал, где в рюмках уже плескался алкоголь. Диджей поставил пляжную музыку, которую заранее выбрали бывшие жених и невеста. На местах остались скомканные программки, несколько оброненных бумажных салфеток и, на мой взгляд, слишком много карточек с пенни, которые мы с Уильямом подготовили за несколько часов до начала. Ну и ладно.

Как только церемония заканчивалась, мама слегка расслаблялась. Поэтому я не особо удивилась, что она во время ужина подошла ко мне. Я как раз стояла около стола с кексами, на которых красовались надписи «М. и Д.». Обычно гости не слишком обращали внимание на свадебный торт, но при этом всегда тянули свои загребущие руки к кексам. И не только дети. Однако, пока с ними не сфотографировались молодожены, их нельзя было трогать. Поэтому я защищала кексы собственной грудью, то и дело повторяя веселым, но уверенным голосом: «Пока нет!» Мне совершенно не нравилась эта обязанность, в отличие от Уильяма. Но он сейчас заменял заболевшего бармена, пока не прибудет его сменщик, так что у меня не оставалось выбора.

– Ты видела, сколько человек оставило карточки с пенни? – спросила мама, оглядывая толпу. – А как же уважение к мертвым?

– РПВБ всегда ошибочны, – сказала я. – Потому что мы уже обдумали все хорошие идеи.

Тут девочка-цветочница с полной тарелкой стейка и пасты направилась к столу с кексами. Когда я перекрыла ей путь, она развернулась и зашагала обратно, волоча по ковру шлейф платья.

– Послушай себя. – Мама посмотрела на меня с гордой улыбкой. – Ты говоришь как настоящий организатор свадеб.

– Или как будущий продавец огурцов, – ответила я. – Или тот, кто сегодня пораньше отправится спать. Ты обещала.

– Знаю, знаю. – Она протянула руку, взяла скомканную салфетку и сунула ее в карман. – А еще знаю, как мне повезло, что ты работаешь с нами последние несколько лет. Хотя я не оставила тебе выбора.

– Я найду другую работу, как только поступлю в колледж, – напомнила я.

– Боже, очень на это надеюсь! – Мама старательно поежилась. – Не хотелось бы нести ответственность за то, что втянула в этот бизнес кого-то еще. Мне и так плохо из-за Уильяма.

Я посмотрела в сторону бара, расположенного в другом конце зала. Мужчина, которого мы сейчас обсуждали, обсыпал солью бокал «маргариты» и болтал с двумя старушками в усыпанных драгоценными камнями платьях, ловившими каждое его слово.

– По-моему, он не так уж сильно возражает.

Мама посмотрела в ту же сторону и улыбнулась.

– О, он возражает. Просто, как и я, больше ничего не умеет делать.

Я привыкла к таким разговорам «по душам». Мама и Уильям часто обсуждали бизнес, словно это были плохие отношения, которые им не терпелось разорвать. И все же они вновь и вновь принимали заказы, спорили из-за запросов клиентов и смеялись над только им двоим понятными шутками. В жизни их обоих самые долгие и прочные отношения были связаны с бизнесом и друг с другом. И они это знали. Может, это была и не настоящая любовь, но пока все шло хорошо. Вроде бы.

Наконец Марджи и Джозеф разрезали торт, а затем аккуратно покормили им друг друга (мы всегда были против того, чтобы молодожены макали друг друга лицами в торт). Закончив свою вахту у стола с десертами, я отправилась в ванную, где проверила, все ли туалеты чистые, везде ли есть бумага, и вытерла столешницу вокруг умывальника. А затем пересекла бальный зал и вышла во внутренний двор, где несколько детей бегали по танцполу, а диджей готовился утроить настоящую дискотеку. Далее подошла к ближайшему бару, взяла две бутылки воды и отнесла одну ему, а после уточнила, не нужно ли что-то еще. Когда он покачал головой, я направилась к ступенькам, ведущим на пляж, где кто-то оставил пару блюдец и бокал из-под вина со смятой салфеткой внутри. В тот момент моя находка перекочевала на поднос, воздух наполнили первые ноты мотауна[3 - Мотаун – стиль музыки, получивший свое название от американской звукозаписывающей компании «Мотаун Рекордз», которая продвигала чернокожих поп-исполнителей.], а когда я повернулась к танцполу, его уже заполняли люди.

На всех приемах наступает время, когда гостям хочется танцевать. Обычно первыми чувствуют этот позыв пожилые люди и дети, ведь их мало что сдерживает. Ко второй песне к ним обычно присоединяются несколько подвыпивших девушек (зачастую), которые сбиваются в группки. Затем выходят молодые пары и одинокие парни, которым требовалось на это немного уговоров. В конце концов, если бармен оперативно подливает напитки, а диджей угадывает с музыкой, то мало кто остается в стороне от танцпола. Уильям говорит, что лучшая часть свадеб – это танцы, и трудно с ним не согласиться. В такие моменты людей мало что заботит. Они понимают, что могут расслабиться и провести это вечер так, как им хочется, среди людей, которых практически не знают или и вовсе видят впервые. И мало кому этого бывает недостаточно.

Я протиснулась мимо крутивших бедрами подружек невесты, собравшихся в круг, затем обогнула лихо отплясывавшую пожилую пару. В этот момент каждая клеточка моего тела стремилась к небольшому выступу, заставленному пустыми бокалами. Так что молодого шафера, который одарил меня улыбкой несколько часов назад, я заметила, только когда он оказался рядом.

– Хочешь потанцевать?

Я повернула голову и скользнула по нему взглядом: по коротким волосам, голубым глазам, черному галстуку-бабочке, купленному мной утром и несуразно болтавшемуся на шее.

– Спасибо, но нет.

На его лице мелькнули удивление и, к моему ужасу, смущение.

– Ой, ладно.

– Я на работе, – поспешно выпалила я, отчего покраснела вслед за ним. – Помощник организатора свадьбы, так что не могу.

– А, понятно. – Его лицо расслабилось. – Я и не подозревал, что…

– Знаю. Все в порядке. – Я опустила взгляд в пол и заправила волосы за ухо. – Но все равно спасибо.

Шафер расплылся в улыбке, и она так преобразила его лицо, что за мгновение он превратился из милого в невероятно обаятельного парня, отчего мне тут же захотелось сказать «да» ему и совместному танцу, а еще понадеяться, что однажды мне удастся провести вечер подальше от работы. Мы простояли так не больше минуты, пока подружки невесты не заметили его и не утянули в свой круг. Я же направилась к выступу, откуда переставила стаканы на поднос. Под одним из стульев я заметила еще одну карточку с пенни и подняла ее, потирая монетку. А когда повернулась к танцполу, ни подружек невесты, ни шафера там уже не оказалось.

Возможно, это было к лучшему. Иногда, в самые ужасные ночи, когда слезы лились из глаз, заливая подушку, мне хотелось, чтобы на этом наше общение и закончилось. Потому что тогда Итан так и остался бы простым парнем, которому я отказала в танце на одной из свадеб того лета. Ни больше, ни меньше. И ничего бы не потеряла.

Но все вышло по-другому. Через несколько минут я наткнулась на маму с Уильямом, которые стояли неподалеку от танцпола, наблюдая, как одна из тетушек Марджи вытанцовывает перед толстым мужчиной в спортивном пальто.