Ироничные истории о…

Ироничные истории о…
Саша Баренц

В сборнике рассказов Саши Баренц вы найдёте пару десятков самых разных зарисовок, написанных лёгким, юмористичным слогом. То серьёзные, то лиричные, то забавные истории, происходившие с автором в разных странах и разных временах – от советских до современности, складываются в «сагу длиною в жизнь», прочитать которую будет интересно самому широкому кругу читателей.

Ироничные истории о…

Саша Баренц

Дизайнер обложки Максим Гибелен

Корректор Мария Яковлева

© Саша Баренц, 2020

© Максим Гибелен, дизайн обложки, 2020

ISBN 978-5-0051-9765-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Детство

Как вы дочку назовете…

Когда моя мама оказалась в интересном положении, окружающие сразу проявили живейший интерес к полу будущего ребенка. Все были страшно озабочены – кто же у нее родится? Хотя вариантов, как всегда, было всего два – либо мальчик, либо девочка, бабушка допускала только один – мальчик. Будущий внук, и это не подвергалось сомнению, должен был продолжить семейную военную династию. Ни о какой девочке даже речи быть не могло. Эстафету подхватили родные и знакомые. По форме живота, по цвету лица и по еще десятку признаков все заинтересованные лица убеждали маму в том, что она родит мальчишку. «Мальчик, у тебя точно будет мальчик!» – едва ли не с первого месяца беременности твердили маме подруги. «Мальчишку родишь», – со знанием дела убеждали маму торговки на базаре. «Конечно, родишь мальчишку», – дала заключение гардеробщица в женской консультации.

«Мальчик, мальчик, мальчик» – эта мантра сопровождала маму всю беременность, до самой больницы. Хорошо хоть, что акушерка, принимавшая роды, была не в курсе этих прогнозов, а то она могла бы уронить меня от неожиданности на пол.

– Девочка! – радостно возвестила акушерка. Я внесла некоторое разнообразие в ее работу, так как в эту смену она принимала исключительно мальчиков. Мама удивленно завертела головой, ища, какой это роженице так не повезло и где же ее долгожданный мальчик? Но акушерка заверила удивленную родительницу, что это именно ее девчонка так громко вопит и дрыгает ногами у нее на руках. Удивилась не только мама, но и мой ангел-хранитель, влетевший в этот момент в приоткрытую форточку. Его вроде бы тоже заверили, что его подопечным будет мальчик, а тут такой конфуз! Впрочем, быстро оценив обстановку, он сообразил, что, пока я нахожусь в надежных руках акушерки, мне ничего не грозит, а вот моя мама явно нуждалась в моральной поддержке. Присев рядышком, он тут же начал утешать ее, объясняя, что девочка – это не такой уж плохой подарок судьбы, и у нее теперь будет помощница, что девочку не заберут в армию и что мама, не успевшая из-за войны наиграться в куклы, теперь может наверстать упущенное вместе со мной. И мама, внимая мудрым словам, быстро утешилась. Что ж! Девочка так девочка! Вырастим и дочку. Папе же некогда было переживать по этому поводу, так как его срочно посылали на учения, и его больше волновал вопрос, успеет ли он забрать нас из больницы до отъезда. Вот так, на военном газике, хоть и без оркестра, я приехала в родительский дом. Хотя комнату в коммунальной квартире вряд ли можно назвать домом.

Родители из-за отсутствия кроватки первое время держали меня в папином сундуке. Через пару дней после выхода из больницы к маме пришла патронажная сестра, чтобы проверить здоровье ребенка и матери. Мама провела ее в комнату.

– Ну-с, мамочка, где ваше дитя? – спросила дородная суровая тетка.

– Сейчас, – пискнула мама и достала меня из импровизированной колыбельки. Тетка онемела от неожиданности.

– Зачем вы держите дитя в чемодане?

Мама начала оправдываться, объясняя, что это ненадолго, что как только папа вернется с учений, то сразу начнет искать для меня нормальную кровать. Тетка недоверчиво хмыкнула, разложила свои бумаги и начала заполнять анкету.

– Так, кто у вас родился?

– Мальчик, – машинально ответила мама. – Ой, нет, у меня девочка! – спохватилась она, а брови патронажки полезли еще выше.

– Так кто же у вас, мальчик или девочка?

– Ма… девочка, – выдохнула мама и представила лицо моей бабушки в момент, когда ей придет это ужасное известие.

– Так, ну и как вы ее назвали? – продолжала допрос медсестра.

– Ой, а мы ее никак еще не назвали! – спохватилась мама. Поймав еще более удивленный взгляд фраппированной такой беспечностью дамы, мама начала оправдываться:

– Понимаете, мы думали, что родится мальчик, имя ему уже подобрали, а вот родилась девочка. Мы ее пока Киской зовем.

– Так, мамаша, мне надо заполнить карточку на ребенка, где я должна указать его имя. Я не могу написать в графе «имя» Киска. Срочно решите, как вы назовете вашу дочь.

– Но я не знаю. Муж у меня в командировке… – растерялась мама.

– Это ваши проблемы, мамаша. Давайте быстро придумайте что-нибудь.

Мама начала судорожно искать женские имена, но от стресса и под инквизиторским взглядом патронажки у нее вылетели из головы все приемлемые варианты, и на ум приходили исключительно мужские имена.

– Виктор… -ия – нет, не пойдет. Валерий… -я – тоже не то. Валентин… -а, Александр… -а… – Мама уже была готова расплакаться от беспомощности, как в комнату вдруг вошла соседка по квартире.

– Галочка, ты мне коробок спичек не одолжишь? – попросила соседка.

– Леночка, – облегченно выдохнула мама, поднимаясь навстречу соседке, – конечно, одолжу.

– Елена, – быстро застрочила в карточке медсестра.

С той поры я каждый раз убеждаюсь, что в моей жизни случай всегда играл решающую роль. Ведь в коммуналке, кроме Леночки, жила еще и соседка Капитолина. И если бы она в тот судьбоносный день зашла к маме за спичками, то всю жизнь меня бы звали не иначе как Капой. Хорошо хоть, что в доме не было никого по имени Тракторина, Коммунэра или еще хлеще – Бухари?на. И слава богу, что поблизости не оказалось ни одной Ефросиньи или Евлампии. И самое главное, что бабушка тоже ничего не имела против имени Елена. Более того, она смирилась с отсутствием внука, справедливо рассудив, что семейная традиция может быть продолжена и девочкой. Нет, она не собиралась отдавать меня в Суворовское училище. Карьера военного – дело трудное, и гарантии того, что ребенок может дослужиться до звания генерала, не было никакой. Да и до момента получения генеральских звезд она могла б просто не дожить. А вот обзавестись зятем в генеральском чине – на это можно было рассчитывать, при удачном стечении обстоятельств, лет через двадцать. Так что тучи, которые начали было собираться над головой моей мамы из-за неудачного пола младенца, рассеялись, и бабушка приступила к реализации своих далеко идущих планов. Что же касается меня, то я думаю, что решила стать девочкой назло всем предсказаниям. Учитывая мою врожденную вредность и нетерпимость к любому постороннему давлению на меня, эта версия не лишена вероятности.

Про летние перчатки и домоводство

Меня как личность сформировали две женщины – мама и бабушка. По характеру и мировоззрению они были полной противоположностью друг другу. Наверное, поэтому я и выросла такая непредсказуемая, такая брыкучая.

Бабушка рано вышла замуж и сразу за полковника, но по призванию она была маршальшей, хотя овдовела рано и всего лишь в чине генеральши. Ей довелось однажды танцевать с Тухачевским и отдыхать в одном санатории с Тихоном Хренниковым, где он ей пел «Моя Кармен», вследствие чего бабушка стала считать себя знатоком в сложной науке женского кокетства. С младых ногтей она пестовала во мне амбициозные мечты, учила носить шляпки, меха, украшения. Она объясняла мне, что летом к шляпке полагается надевать специальные летние перчатки; что выходить из дома, даже если ты идешь в магазин за картошкой, надо всегда тщательно причесанной, подкрашенной, неброско, но элегантно одетой. «Надо всегда выглядеть так, как будто ты отправляешься на свидание с испанским королем». Этот рефрен я заучила наизусть. Даже сейчас, собираясь идти в лес за грибами, я слегка крашусь, повязываю симпатичный шарфик и надеваю самые элегантные резиновые сапоги. Словом, тупо следую бабушкиному завету, хотя в окрестных лесах испанских королей никто отродясь не видывал. Возможно, со стороны все это выглядит довольно смешно, но это помогает мне в нашей провинции не превратиться в деревенскую тетеху.

Моя мама, в отличие от бабушки, вышла замуж, по советским понятиям, поздно, в двадцать шесть лет, и всего лишь за лейтенанта. Мама потеряла в блокаду всю семью, жила в детском доме, потом работала, и все ее приданое вмещалось в один чемодан. Бабушка была разочарована выбором моего отца. Она мечтала совсем о другой жене для своего единственного сына. Это должна была быть, по бабушкиным критериям, как минимум дочь генерала. Но папа, к счастью, был другого мнения на этот счет.

Короче, в житейское плавание родители пустились всего с двумя чемоданами. Папин чемодан выглядел вместительнее. Он больше походил на большой сундук и имел скорее всего дореволюционное происхождение. Но мамин чемоданчик содержал в себе истинное сокровище – толстенный том «Домоводства» 1958 года издания. Думаю, что многие мои сверстницы хорошо его помнят. Эта книга помогла маме наладить непростой быт советского военнослужащего, несмотря на все трудности и передряги кочевой жизни. Благодаря этой библии советских женщин она научилась готовить, шить, вязать, вышивать, а главное, научила всему этому меня.

Я рано пристрастилась к чтению и читала все подряд. И одной из любимых книг моего детства было мамино «Домоводство». Я могла подолгу сидеть и читать захватывающие статьи о том, как надо правильно готовить украинский борщ или завязывать узел на галстуке, или штопать носок. Уже в семь лет я твердо усвоила, как надо правильно сидеть при кормлении ребенка грудью. Я смогла бы запеленать младенца и теоретически знала, как подоить корову. Если сегодня мне придется покупать козу, то благодаря знаниям, полученным в детстве, я смогу выбрать животное с правильной формой вымени. В книге были замечательные иллюстрации. Особенно я любила рассматривать цветные картинки с моделями женской одежды. Больше всего мне нравилась картинка с тетенькой в розовом бальном платье, слушающей с грустным выражением лица свою компаньонку в ужасном коричневом наряде. Она казалась мне прекрасной принцессой, спешащей на бал к любимому принцу, но вынужденной из приличия слушать сплетни несносной подруги.

В «Домоводстве» также были замечательные схемы для вязания спицами и крючком, образцы всевозможных вышивок и выкройки одежды. С маминой помощью я освоила азы вязания и шитья. Это мне очень пригодилось в дальнейшем, так как в то время был большой дефицит модных шмоток, а одеваться красиво хотелось не только мне. Я одевала и обвязывала не только себя и маму, но и любимых подруг. Единственное, чему мама не смогла меня научить, несмотря на все свои старания, так это умению поддерживать чистоту и порядок в доме. И это странно, так как бабушка моя тоже была большой аккуратисткой.

Книгу «Домоводство», растрепанную от постоянного употребления и разбухшую от листочков с новыми рецептами, я, к сожалению, не сохранила. Как, впрочем, и старый папин чемодан-сундук, с которым связаны мои детские воспоминания. Но это уже другая история.

Папин чемодан

Мои родители пустились в плавание по семейной жизни всего с двумя чемоданами. Папин чемодан был старый, добротный и очень вместительный. Думаю, что он сыграл в моей жизни немалую роль.

«Как я докатилась до того, что начала писать стихи?» – задумалась я однажды и стала копаться в подсознании. Порывшись основательно, к моему большому удивлению обнаружила, что поэтом меня сделал… чемодан! (Театры начинаются с вешалки, а поэты вылезают из чемоданов.)

Мой папа, как вы помните, был военным. Военные – люди кочевые. Вот и я родилась в дороге, можно сказать – на чемоданах, можно даже сказать – в чемодане. В эпоху Хрущева детские вещи, включая пеленки, детские кроватки, коляски, были в большом дефиците. В избытке в то время была только кукуруза. Мама резала на пеленки папины байковые и хлопчатобумажные портянки. Кроватку к моменту моего рождения достать не удалось. Вот почему первую неделю после роддома я провела в сундуке. Потом папе удалось купить у кого-то подержанную кроватку. Но первые дни я спала в чемодане. Он был красивым и внушительным (наверное, поэтому у меня со временем развилась любовь к добротным старым вещам), обтянут коричневой свиной кожей и поверх нее укреплен деревянными ребрами. На концах этих ребер крепились медные защелки-замки, но главное – внутри он был оклеен страницами из старинной немецкой детской книги. Я помню картинки с маленькими мальчиками и девочками в красивых костюмчиках и платьицах, а также колонки стихов на немецком языке. Интересно, что немецкий язык я так никогда и не выучила, хотя потом пять лет жила в ГДР. В памяти застрял только набор фраз из советских кинофильмов про войну, типа: «Р-р-раус!», «Аусвайс!», «Гитлер капут!», «Хенде хох!», «Нихт ферштейн!», «Партизанен!»… Ну и, конечно же, «Их либе дих» и «Ауфвидерзеен».

Зато странички со стихами намертво врезались в мою девственную подсознанку и затаились там до срока.

Срок настал в девятом классе. Я сидела на омерзительном, как зубная боль, уроке алгебры и, стараясь абстрагироваться от зудения училки, смотрела в окно. За окном стояла золотая осень. Я представляла, как это здорово – выйти вот сию же минуту на волю, пошуршать ногами по желтому ковру из листьев, нарвать рябины или просто постоять и посмотреть, как по небу летят на юг птичьи стаи. И тут вдруг, как спелый каштан, мне на голову упало мое первое стихотворение. Я его быстренько записала, даже не понимая, к каким последствиям это может привести.