Альпийские войлы. «Тайна Габриэль-хаус»

Алекс некоторое время, растерянно походил по дому, пытаясь собраться с мыслями и решить, что вначале: багаж или билеты. Его старый чемодан от «Римов», едва живой после поездки в Японию, реанимации не подлежал. Алекс поплелся к компьютеру, чтобы заказать себе новый…

Выключив мобильник после с разговора с Алексом, и ринувшись на разгрузку прибывшего грузовика с оборудованием, Макс почувствовал обычную радость от своей нелегкой, но восхищавшей его до сих пор, режиссёрской доли. Пусть Линда дуется и нянчиться с выдуманной теткой…

Он не мог предложить Алексу какое-то особо соблазнительное вознаграждение, но парнишка всегда говорил, что обязан ему карьерой. Пора возвращать долг… Парнишка, хм… С легкой руки Макса на экраны вылетел настоящий русский ястреб, которому кривляния на экране было мало и он протянул свою жилистую русскую лапу к режиссуре, продолжая, однако играть в собственных фильмах. Его своеобразной нишей стали жесткие, почти кровавые мелодрамы, где чувства рвали в клочья фантастически красивые мужчины и женщины. Женщины там изменяли своим мужчинам с юными девушками, а мужчины, не оставаясь в долгу, крутили романы с представителями своего пола, пока общественное мнение не заставляло их пустить себе пулю в лоб… Сплошное «кровавое либидо», как сам Алекс называл свои детища. Макса втайне смешили эти необузданные страсти, рассказанные, почти всегда одиноким, мрачным, как монах, Алексом. Он видел изнанку этих фильмов в душе своего молодого друга, потерявшего родителей и родину в возрасте, слишком нежном для таких глобальных утрат. Алекс рассказывал такие же страшные сказки, как и он сам, только ведьмы в них носили наряды от Версаче, а Ангелы щеголяли в Хьюго Босс.

У Мейси были проблемы с раскадровкой. Для начала съемок почти всё было готово, но рисунков была только треть. Без пошаговой раскадровки, Макс чувствовал себя школьником, пришедшим на экзамен без шпаргалки. Вроде всё выучил, но небольшая подстраховка нужна, и без неё – никак. Что-то Макс нарисовал прямо на фотографиях окрестностей, что-то взял из своих старых эскизов, выполненных профессионалами. Сам он рисовать особо не умел, звать художника было дорого для малобюджетного молодежного ужастика, а компьютерной программой для раскадровки он не хотел пользоваться, хотя Линда и рассказала ему, что и как. Алекс был превосходным скетчистом, к тому же с его ростом, он сможет сыграть чудище и ещё одну роль – хозяина гостиницы. И вообще, если Алекс дал согласие, то впряжется по полной программе. Создание кинофильма для него было сродни созданию империи или новой Галактики, где время и пространство течёт по собственным законам. В другой жизни из Алекса получился бы диктатор и самодур, но в этой жизни он стал режиссёром.

Лучшей замены Линды и придумать нельзя. Теперь гримерам и декораторам не придётся лепить реквизит в последний момент из «навоза и палок». Получиться вложится в срок и бюджет. Тем более племянница, которая теперь настоящая звезда, тоже согласилась на предложенный скромный гонорар…

Вилла с видом на бесконечно синий великолепный Тихий океан… Огромный бассейн и бар, величиной с гардероб королевы Виктории, прилагаются… Она даже не успела привыкнуть к этому чуду комфорта и американского пафоса, обжить и насладиться виллой, которая, как говорили, раньше принадлежала любовнице аргентинского министра финансов, как уже пора уезжать. Съемки были тяжелые. Это был её второй фильм с «трюкачеством». Отличная спортивная форма и разряд по легкой атлетике – залог хорошей актерской карьеры. Томные красавицы с изогнутыми бровями и накрашенными глазами давно ушли в прошлое. Если хочешь быть в топе, учись делать сальто-мортале и качай попу. А лицо тебе нарисуют какое угодно.

Патришию Хэмсворт постоянно спрашивали, не родственница ли она Крису Хэмсворту. Она и в самом деле была слегка похожа на австралийского красавца – васильковые глаза и густые волнистые волосы цвета спелой пшеницы. Родственниками они не были, но вот Максу Мейси она приходилась дальней родственницей по матери: троюродной племянницей. Отец Макса был австрийцем, после войны перебравшимся в Англию. Взяв денег под проценты у ростовщиков, он открыл на Риджент-стрит ювелирный магазин, торговавший часами и золотыми украшениями. Казалось, кому нужны красивые часы и золотые серьги в Лондоне, где ещё пахло пожарами Второй Мировой, но нет, дела отца Макса Мейси пошли в гору. А женитьба на её двоюродной бабке, Джулии Хэмсворд, увенчалась открытием ещё одного магазина. Для пущего успеха он позаимствовал звучную английскую фамилию жены…

Патрисия с детства мечтала быть актрисой, но не представляла насколько жесткий и горький актерский хлеб. В первой же своей роли ей пришлось лежать в лесу, в холодной грязи, облитой липкой фальшивой кровью с головы до ног и изображать мертвую красотку, с распахнутыми остекленевшими глазами и правдоподобным до тошноты следом от веревки на шее. Чтобы странгуляционная борозда выглядела натурально, гримерша несколько раз набрасывала ей настоящую петлю на шею, следя, чтобы рисунок шел по правильной траектории. Сердце Патриши каждый раз уходило в пятки – было не страшно, было – жутко. После, ей понадобилось две недели глубоких раздумий, чтобы вернутся на актерскую стезю. Начинающему актеру не приходится выбирать… После этого ей пришлось сыграть ещё обманутую жену, девочку – жертву маньяка и велосипедистку, которой всегда доставались только третьи места. Кинематограф охотно эксплуатировал её внешность идеальной красотки-блондинки. Родители хотели, чтобы она поступила в университет и приобрела нормальную, денежную специальность юриста или финансиста, но Патриша продолжала колебаться: в актерской профессии был один существенный плюс: в кинематографической среде крутились самые красивые мужчины… С одним таким потрясающим красавцем, венгром по национальности, у Патриши даже случился долговременный роман, продлившийся почти одиннадцать месяцев. Когда Патриша обнаружила, что находится на четвертом месяце беременности, Милош был уже далеко, ветер честолюбивых надежд нес его в Америку, где Голливуд наверняка ждал красивого парня с распростертыми объятиями…

Семейный вердикт был непреклонен: аборт. Но Патриша неожиданно заупрямилась. Ей вдруг стало жалко не родившегося ребеночка так, что она прорыдала ночь напролёт от жестокости своих родителей. Она не любила крохотную козявку, но и убивать своего сына или дочку ей совсем не хотелось. Неожиданно за неё вступился дядя – Макс Мейси:

– Знаешь, почему ты всегда играешь жертв?

– Почему?

– Потому что ты маленькая и глупая. Очень маленькая и очень глупая.

Учитывая, что в Патрише было почти шесть футов роста, и в колледже она была одной из первых учениц, звучало это очень странно. Патриша рассмеялась и послала родителей куда подальше. Рожать она поехала в Шропшир, к бабушке, у которой был старый кирпичный дом на берегу реки. Бабушка её обожала, и в целом отнеслась благосклонно к перспективе стать прабабушкой. Разве не достойное завершение жизненной карьеры жены и домохозяйки?

После родов Патриша удивительно быстро вошла в форму. Маленького ребенка, дочку, она воспринимала, как сокровище, которого недостойна. Плохой матерью она становиться не хотела, а хорошей, у неё всё равно не получилось бы. По крайней мере, она так считала. От сомнений Патришу спас Макс, снова позвав в свой новый фильм. Недолго думая, она сняла квартирку в Лондоне с тремя крошечными спальнями и наняла няню с проживанием. Выходило недёшево, но зато теперь она окончательно решила посвятить себя кино. Роль у дяди удалась, все спрашивали, где Мейси нашёл такую на редкость женственную красавицу, но Макс лишь таинственно улыбался, умалчивая о том, что красавица на данный момент – кормящая мать. С тех пор проблем с ролями у Патриши не было. За десять лет работы, она вошла во второй эшелон крепких европейских кинозвезд. И вот теперь ей покорялся Голливуд, где на актрис смотрели как на скаковых кобыл – надо брать барьеры и призы.

Сразу после звонка Макса, который предложил ей одну из центральных ролей, она позвонила Линде: голос дяди казался ей ещё более хриплым и надрывным, чем обычно…

– Врачи дают ему полгода, или даже меньше, если не сделать операцию по пересадке сердца.

– Боже… Я и не знала..

– Да, и чтобы никаких фильмов…

– Но он меня позвал! На главную роль!

– Разве Макс кого-нибудь слушал?

– Как ты на это согласилась?

– Я не согласилась. Я умываю руки. Я не хочу участвовать в его самоубийстве! И тебе не советую.

– Ему на наши протесты плевать. Если он начал, его не остановить. У меня было два свободных месяца, я хотела провести их с дочкой в Индии, но раз такое дело…

– Возьми её с собой в Австрию. Макс любит свою крестницу. Может, даже это благотворно на него повлияет…

Патриша никогда не бывала в Австрии, и тем более, никогда не видела «Габриэль-Хаус», однако и эта дорога и красивый серпантинообразный поворот идеально гладкого шоссе, когда на холме вдруг возникло высокое белое шале под крышей из темных деревянных дощечек, всё казалось ей знакомым. Она будто приехала в забытый дом, в котором жила очень маленькой девочкой.

Макс встретил Патришу на крыльце «ГабриэльХауз». Он похудел и перестал быть великаном, каким она его помнила с детства. Но глаза дядюшки по-прежнему горели озорным юмором.

– Патриша! Я ждал одну красотку, а приехало две!

– Она с осени кашляла, а здесь такой воздух, – стала оправдываться Патриша.

– Всё отлично, ты же знаешь, я люблю детей, да и фильм у нас молодежный ужастик. Мы и для Лизы найдём роль…

Увидев, каким нездоровым блеском загорелись глаза десятилетней Лизы, актриса запротестовала:

– Ей ещё слишком рано!

– Мама!

– Да, ладно, не бойся, это будет крошечный эпизод, я ведь по глазам вижу, как ей хочется сыграть роль. Сценарий уже согласован с продюсером, за каждую секунду действия я уже подписался. Так что – просто маленькое камео…

– Линда сказала, ты застрял на раскадровке?

– Да, жду Алекса Квятковского, с ним за три дня закончим. Он будет моим русским паровозом. Локомотивом…

– А он тебе по карману? – Усомнилась Патриша…

– Мне сейчас всё по карману, – рассмеялся Макс.

Патрише его смех не понравился, но новость об Алексе её воодушевила. Лично они знакомы не были, но можно было сказать, он ей скорее нравился…

Глава 2. Знакомство

Съемки было решено проводить в «Габриэль-Хаус». Это был один из самых отдалённых отелей в местечке Бад Миттерндорф. Здесь жили в 2011 году погибшие девушки. После этого здание перенёсло несколько ремонтов и усовершенствований, была расширена кухня, пристроено крыльцо-веранда, но фасады и расположение комнат, главная лестница, остались такими же. Здесь же, в целях экономии средств, Макс решил поселить актеров. Некоторые эпизоды планировалось снимать в интерьерах других гостиниц и пабов.

Макс Мейси хотел снять настоящий инди-фильм. Он давно решил сделать что-то такое современное, а значит, с маленьким бюджетом и на «живую нитку», как он это называл. Небольшой бюджет заставлял работать фантазию с удвоенной силой. «Художник должен быть голодным», – эта фраза раскрывала секрет творчества на все времена.

Патриша, которая не была в восторге от перспективы сниматься в дешёвом кино, понимала однако, что это последний фильм дяди, и решила, что получит удовольствие от съемок, какими бы странными они не были. Ей не привыкать…

Им с дочкой выделили самый маленький одноместный номер на втором этаже, с видом на долину. Горничная, миловидная итальянка или испанка с примесью берберийской крови, чуть полноватая для красавицы, но картинно-кудрявая, как раз завершила уборку и раскладывала полотенца в ванной. Быстро побросав вещи, Патриша и Лиза, как две школьницы, сбежавшие с уроков, помчались осматривать коммуну. Ещё по пути из аэропорта, изучая местность по картам Гугла, они отметили себе один крошечный магазинчик шоколада, который решили обследовать сразу, не откладывая на потом. По пути к шоколадной мечте, они чуть не скинули со ступенек какого-то мужчину. А этот некто, казалось, их даже не заметил, задумчиво глядя в экран телефона.

– Простите!

Мужчина поднял голову от телефона:

– Вы же…

– Простите, простите ещё раз… Патрише стали вдруг неприятны, вспыхнувшие узнаванием глаза незнакомца, ей хотелось освободиться от обязанностей звезды в этом просторном, как космос, месте.

– Я – сценарист.

– О, очень приятно сценарист, простите, мы спешим!

– В шоколадную лавку! – сочла нужным добавить Лиза, чтобы как-то скрасить пренебрежение, прозвучавшее в голосе матери. Ведь шоколад в Австрии – это очень важно.