Феронакозия

– Разве плохо меняться? – заглянув ему в глаза, спросила Лиза и снова почувствовала предательскую слабость в коленках. И она появилась не из-за боязни высоты. На этот раз головокружение было сладким, почти невыносимо приятным. Она потянулась навстречу к белокурому начальнику по кадрам, словно булавка к магниту.

– Так, Исаева, – покачал головой Вадим, – ты мне всегда была симпатична, но я за тебя шею ломать не собираюсь. А Юлька тебя почему-то не любит. Так что держи себя в руках! И будем надеяться, что про твое дурацкое письмо просто во всей суматохе забудут. Поняла?

– Это не сложно, – ответила Лиза, тряхнув короткими волосами.

– Не наглей, Исаева! – предупредил Вадим и пошел прочь от нее по коридору, махнув напоследок рукой, – Помни. Jedem das Seine! И молчание золото!

Лиза осталась стоять в призрачном туннеле на высоте более ста метров над тысячами домов. Мокрые туманные облака проносились мимо нее. И повсюду, куда не глянь, простирался бескрайний, растущий каждую минуту город.

– Я – рыхлая рыжая виолончель, я молчу в ожидании будущего, – прошептала Лиза Вадиму вслед.

Метаморфозы.

Лиза не любила зеркала. С того далекого дня в ее детстве, когда она впервые вернулась домой из клиники профессора Завадовского. За время ее лечения родители срочно обменяли старую квартиру на другую в соседнем районе. Крепко держа отца за руку, Лиза перешагнула порог их нового жилища. В прихожей девочка с восторгом обнаружила большое круглое зеркало в золоченой раме. Заглянув в него, она вдруг увидела, как из ее левого глаза высунулась наружу тонкая паучья лапка.

Завадовский тогда тут же приехал и несколько часов провел с орущим ребенком, стараясь убедить Лизу в том, что ей приснился страшный сон. Она и сейчас помнила фразу, которую он без конца повторял: «Все мы – отражения отражений». Врач терпеливо сидел рядом с ней, шептал свои заклинания и гладил ее по волосам. Постепенно она перестала всхлипывать и поверила, что уснула, стоя на ногах, и черная тонкая ножка ей привиделась во сне. В то время Лиза, в конце концов, верила всему, что Завадовский желал вложить в ее голову. И все же полностью вычеркнуть из памяти то жуткое видение ей не удалось никогда.

С той поры Лиза нечасто приближалась к зеркалам. Но однажды вечером вскоре после столкновения с Юлией, вернувшись с работы, она внезапно удивилась, увидев свой силуэт на темном кухонном окне. Ей показалось, что она выглядит как-то иначе. Лиза направилась к зеркалу в прихожей, верхней одеждой и длинными темными шарфами. Раздвинув их резким движением, она уставилась на свое отражение. Ее любимый просторый свитер смотрелся на ней ужасно. Она стянула его через голову и начала снимать футболку и джинсы. Джинсы ей даже не пришлось расстегивать, они сползли сами. И Лиза изумленно воззрилась на стоящую перед ней женскую фигуру в нижнем белье. То была она, и лицо было на месте, и руки и ноги, но в то же время эта женщина выглядела иначе, у нее было другое, незнакомое тело. Лиза провела рукой по крутому бедру, ощущение получилось очень приятным. Кожа была мягкой, ровной и теплой. Она прикрыла глаза и вообразила, что сзади к ней приближается высокий блондин с бронзовой кожей и лучистыми серыми глазами в обрамлении длинных девичьих ресниц. Пенистые морские волны накатываются одна за другой на песок. И это его руки обхватывают ее постройневшую талию, нежно касаются груди. Перед ними бушующая зелено-синяя стихия. Им нужно только решить, как переправиться на другую сторону. Лиза выдохнула и открыла глаза.

В любой другой день она, возможно, сделала бы себе пару здоровенных сэндвичей и, чтобы отвлечься от тревожных мыслей, отношений с коллегами и своего одиночества, села бы снова за компьютер. Но сегодня Лиза словно открывала себя заново. Первым делом она набрала ванну и долго наслаждалась ласковой теплой водой, не замечая ни потрескавшейся кафельной плитки, ни ржавых давно не знавших ремонта труб. Потом, закутавшись в толстый уютный халат и высушив волосы махровым полотенцем, Лиза заварила крепкого чая с медом, выключила на кухне свет, зажгла миниатюрную масляную лампу с блошиного рынка и уселась возле окна. Она пила чай острожными глотками, то и дело ставя чашку на широкий подоконник.