Предатель выбирает один раз

– Может, это гроза? – Крамм с сожалением оторвался от мяса и встал.

– А это тоже гроза? – Шпатц посмотрел на Крамма. Чей-то густой низкий голос со стороны леса запел.

Я лесоруб, у меня все в порядке!

Я лесоруб, у меня есть топор!

– Герр Гроссман… – прошептал Блазе. – Это Герр Гроссман!

Шпатц решительно вышел на крыльцо и всмотрелся. В сгустившихся сумерках сквозь сплошную пелену дождя Шпатц смог разглядеть силуэт человека огромного роста. Он стоял на другой стороне площади, потрясая большим лесорубным топором. Очередной порыв ветра швырнул Шпатцу в лицо потоки воды. В шум дождя снова впился звук громового хохота, вопли неведомых животных, рев и треск. Блазе схватил Шпатца за одежду и затащил внутрь.

– Нельзя! Нельзя на него смотреть, герр штамм Фогельзанг! – громким шепотом начал увещевать он. Шпатц посмотрел на Крамма, прилипшего к окну.

– Он уходит, – сказал Крамм. – Шагает в сторону Заубервальда.

Блазе отпустил Шпатца и бросился закрывать дверь. Щелкнул замком, задвинул скрипнувший засов. Его толстенькие пальцы дрожали, да и сам он весь трясся, как большое блюдо с желе.

– Очень, очень плохой знак… – хозяин повернулся и подпер дверь спиной. – Раз он пришел в город, значит он голоден и очень зол.

Глава 3

Ist doch so gut gewuerzt

Und so schoen flambiert

Und so liebevoll

auf Porzellan serviert

(Ведь все так хорошо приправлено

И так прекрасно обжарено,

И так любовно

Сервировано на фарфоре.)

Mein Teil – Rammstein

Под ногой хрустнула сухая ветка. Шпатц остановился и прислушался. Ватную тишину Заубервальда сегодня не нарушало даже легкомысленное чириканье птиц. Ночная буря улеглась, тучи разошлись, с неохотой уступив место на небе неяркому осеннему солнцу. Правда здесь, под почти черными кронами исполинских елей этого было незаметно. Мрачные густые сумерки обволакивали, глушили звуки и краски. Редкие замшелые валуны выпирали из коричневой от прелой хвои земли как почерневшие зубы. Шпатц оглянулся на своего молчаливого спутника. Но его непроницаемое лицо ничего не выражало. Прогулку по лесу он воспринял с философским спокойствием, и, похоже, не считал ее особенно опасной. Впрочем, возможно Шпатц торопился с выводами. Вряд ли его телохранитель был настолько беспечным, чтобы сбросить со счетов семь найденных трупов за последний месяц. Кроме того, здесь явно должны водиться крупные хищники… Шпатц снова посмотрел на едва заметную тропинку, огибающую циклопический шатер из колючих еловых лап. Ее протоптали явно не лапы.

Крамм, ожидаемо, отказался сопровождать Шпатца, резонно заявив, что в лесу он становится слепым и глухим, кроме того, не готов к активным действиям до завтрака. Шпатцу же, после вчерашнего визита великана на Эйхенплац, плохо спалось и не хотелось сидеть на месте. Он своими глазами видел, как огромная фигура с топором удалилась в сторону Заубервальда, не мог же такой гигант не оставить никаких следов!

Шпатц решительно свернул на узкую тропинку. Телохранитель двинулся следом в паре шагов позади. Упругий хвойный ковер глушил звук шагов. Тишина стояла такая, что сложно было представить, что совсем рядом стоят уютные жилые дома, люди в которых как раз сейчас просыпаются, готовят семейные и одинокие завтраки, что совсем скоро заверещит лесопилка, займут свои рабочие места пивовары, кожевенники и скорняки. Казалось, что во всем мире нет ничего, кроме этого леса. Шпатца сложно было назвать опытным следопытом. Конечно, как и все сеймсвилльцы, они с отцом выбирались несколько раз в год на охоту, разумеется, он представлял себе, как разводят костер и готовят еду в полевых условиях. Он знал достаточно, чтобы не чувствовать себя в лесу абсолютным чужаком, даже несколько раз здесь в Шварцланде почувствовал что-то вроде уколов ностальгии. В Билегебене даже обычные пикники были не в ходу, не говоря уж о многодневных походах. Охота и рыбалка в лесах вокруг Билегебена была строго регламентирована, нельзя было как в Сеймсвилле просто купить ружье и отправиться на промысел. Требовалось собрать множество бумаг, подписать массу документов и получить разрешающие документы. Впрочем, леса вокруг Билегебена не производили впечатление богатых дичью. Скорее это были перелески вперемешку с полями.

Шпатц почувствовал на своем плече руку телохранителя и остановился. Молчаливый громила решительно отстранил Шпатца в сторону сделал несколько шагов вперед. Остановился, держа руку на кобуре, огляделся, повернул голову в сторону Шпатца и молча кивнул. Шпатц выбрался из цепких объятий еловых веток, куда его отодвинул громила, пожелавший первым осмотреть небольшое открытое пространство, к которому привела тропа. Попытался отряхнуть плащ, испачканный смолой. После беседы с Кальтенкорблом у него не возникло даже мысли, что ему понадобится одежда, подходящая для прогулки по дремучему лесу. Шпатц остановился на краю круглой поляны. Центром ее был гигантский пень. Если бы Шпатц на него лег, то ни ноги, ни голова не свешивались бы с его края. Когда было спилено великанское дерево сейчас уже сложно было сказать. Ясно было, что довольно давно.

Шпатц посмотрел на телохранителя, тот с невозмутимым видом заложил большие пальцы за пояс и расставил ноги. Как бы предлагая Шпатцу самому решать, какие выводы сделать из увиденного. Шпатц обошел поляну кругом. Света здесь было чуть больше, чем в остальном лесу, из мохового ковра кое-где даже торчали бледные осенние цветочки. Шпатц опустился на колени и посмотрел на мох сбоку. «И что я хочу таким образом разглядеть? Даже если здесь кто-то проходил вчера, мох уже вернулся в свое первозданное состояние…» – подумал он, встал и отряхнул колени. Подошел к спиленному дереву. Пень доходил ему примерно до пояса. Коснулся рукой поверхности дерева. Она была гладкой, словно кто-то ее долго и старательно полировал. От центра, пересекая годовые кольца, расходились глубокие темные бороздки. Всего их было четыре, от края до края. В центре они пересекались. Шпатц обошел пень вокруг, всмотрелся поближе в что-то буро-темное, застрявшее в одной из борозд. Выглядело так, словно поверхность пня не очень тщательно мыли, и кое-где осталась грязь. Покорябал ногтем. Грязь раскрошилась на крупинки и стала еще больше напоминать то, о чем Шпатц подумал в первую очередь – на следы запекшейся крови. Шпатц поманил своего громилу поближе.

– Ты можешь определить, это кровь или нет? – спросил он. Телохранитель склонился над поверхностью пня. Плюнул на темно-бурую грязь, потер пальцем. Пожал плечами.

– Я не криминалист, герр штамм Фогельзанг, но скорее всего, это кровь, – произнес он медленно. – Свежая, не так давно запеклась, краснеет, когда намокает, видите?

Он продемонстрировал испачканный в красно-буром палец. Шпатцу вспомнились слова пакт Вользе о человеческих жертвах. Потом, почему-то про детскую сказку о самом высоком дереве, которое надо спилить, чтобы победить Герра Гроссмана. Снова посмотрел на пень со следами запекшейся крови, застрявшими в бороздках узора, отдаленно напоминающего восьмилучевое солнце Вейсланда. Ватная тишина леса стала угрожающей. Шпатц тряхнул головой. Может это просто мелкий хищник пообедал на удобном столе пойманным кроликом, а он уже нарисовал в голове мрачную картину людей с факелами, скрывающих лица капюшонами, и распятую на пне исполинского дерева несчастную жертву, чьи крики глушит безжалостная тишина Заубервальда.

Шпатц еще раз осмотрел поляну, но больше ничего, достойного внимания, ему на глаза не попалось. Зато он обнаружил, что тропа, по которой они сюда пришли, продолжается с другой стороны поляны. Он поднырнул под хвойную лапу, стараясь не задевать смолистые ветки, чтобы не испортить окончательно свой светло-серый плащ, и двинулся дальше. Тропа извивалась среди толстенных стволов, покрытых причудливым узором лишайников, валунов, заросших мхом разных оттенков, изредка ее перегораживали низкие ветви елей. «Интересно, – подумал Шпатц. – Почему одни елки растут подобно шатрам, и под их ветвями можно найти надежный ночлег, а другие тянутся голым стволом ввысь, и раскидывают лапы настолько высоко от земли, что даже допрыгнуть до них не получится?» Почему-то представил, как задает этот вопрос своему школьному учителю герру Фитенгофу, усмехнулся и даже замурлыкал под нос шутливую песенку, которую они разучивали на уроке пения. Все-таки, он скучал по прогулкам по лесу. А уж Заубервельд был не просто лесом, это прямо-таки древняя твердыня, кажется, что если вдруг человечество исчезнет из-за бесконечных войн и эпидемий, то с этим лесом ничего не случится – равнодушные исполины будут все так же стоять на своих местах, загадочные и молчаливые великаны…

– Хальт, – тихо сказал телохранитель и коснулся плеча Шпатца. Тот остановился. Дальше по тропе отчетливо звучали человеческие голоса. Похоже, им навстречу кто-то двигался, не особенно скрываясь. Из-за поворота показались две фигуры. Первый мужчина шел, не глядя под ноги, обернувшись ко второму и что-то ему рассказывал. Заметив Шпатца, резко остановился. Рука его машинально дернулась к ремню на плече, потом он подслеповато прищурился и расслабился.

– Гулять изволите, герр незнакомец? – спросил он, с вызовом выпрямляя спину.

– Бать, это же инспектор, они вчера на люфтшиффе прилетели… – пробормотал из-за плеча второй. Теперь Шпатц смог рассмотреть обоих. Они были одеты в брезентовые штаны и куртки с капюшонами. На ногах – высокие брезентовые сапоги. Первый был уже в возрасте, борода и волосы почти полностью седые, хотя до старика ему, пожалуй, было еще далеко. Второй – молодой, безбородый, давно нестриженные рыжие кудри буйной шапкой обрамляли круглое лицо.

– То-то я смотрю одежда у него неподходящая для леса, – старший заложил большие пальцы рук за ремень, совсем как телохранитель недавно. Хотя сложением он громиле Кальенкорбла уступал раза в полтора.

– Доброе утро, уважаемые, – Шпатц вежливо кивнул. – Я Шпатц штамм Фогельзанг. Удивительный лес у вас тут.

– Ого, вервант! – громким шепотом проговорил младший. Старший ткнул его локтем.

– А я Иво Ингваз, – сказал он. – А это мой сын Клос.

– Вы охотник, герр Ингваз? – спросил Шпатц.

– А этот за спиной у тебя кто?

– Охранник, герр Ингваз, – Шпатц развел руками. – Я все-таки официальное лицо, мне не полагается в одиночку ходить.

– Ааа… ну это ясно, это понятно, – Иво сменил позу на менее агрессивную. Но на вопрос о роде занятий ничего не ответил. Повисло неловкое молчание. Шпатц пытался сообразить, о чем бы спросить местного жителя. Про пень с бороздками в километре отсюда? Про Герра Гроссмана, который вчера бродил по площади? Или про убийства рабочих с флюгплаца? Наверняка, они могут рассказать много интересного, если их разговорить…

– А вы не боитесь, герр вервант, что вас медведь задерет? – спросил Иво.

– Так нет же здесь медведей, последнего пять лет назад Курзе завалил… – встрял в разговор рыжий Клос. – разве что, приблудный какой…

– А то приблудный медведь добрее местного, – буркнул Иво. – Или волки какие-нибудь опять же…

– Волки только к зиме приходят, – Клос во все глаза пялился на Шпатца. Пожалуй, он младше, чем показалось сначала. Жениться ему еще точно рановато, просто ростом вытянулся выше отца.

– Думаете, рабочих медведь задрал? – спросил Шпатц.

– Каких еще рабочих? – быстро спросил Иво, глаза его стрельнули в сторону сына.

– С флюгплаца, бать, ты же сам мне говорил… – Клос ойкнул и замолчал.

– Ну вы гуляйте дальше, герр вервант, а нам работать пора, мы сюда не прохлаждаться пришли, – Иво толкнул сына с тропинки куда-то в сторону. Тот, кажется, сообразил, что сболтнул лишнего, так что без вопросов продрался через колючие лапы и скрылся из вида. Было слышно только, как под его сапогами трещат сухие веточки. – Вот туда дальше по тропинке пойдете, будет дорога, по ней свернете налево, вернетесь в Шриенхоф. Вам долго здесь гулять нельзя, герр вервант, ботиночки испортите!

Шпатц опустил глаза на носки своих кожаных ботинок. Да уж, неподходящая обувь для лесной прогулки. Раздался треск, и на месте, где стоял Иво, остались только качающеся лапы могучей ели. Через несколько мгновений звук удаляющихся шагов поглотила тишина Заубервальда.

Крамм отодвинул от себя опустевшую тарелку и откинулся на спинку стула.