Внеклассные чтения

Очень вероятно, что если бы не твоя несколько странноватая учительница литературы, ты так никогда бы и не узнал всей правды о капусте и аистах. И хрен знает, как тогда сложилась бы вся твоя нелепая жизнь.

Наверное, стала бы ещё нелепее.

Ты вспоминаешь эпизод из своей уже более зрелой жизни. Из позднеинститутской поры, когда довелось проходить практику на геофизическом факультете Горной Академии.

Тебе двадцать два. Ты сидишь где-то почти в тайге в коморке каротажного ЗИЛа с руководителем геологоразведочной группы Степаном Геннадьевичем Жуковым по прозвищу «Фольксваген». Вы пьёте крепкий чай со сгущёнкой.

Степану Геннадьевичу уже за пятьдесят. Половина жизни в разъездах геологоразведки. Весёлый, шебутной.

Он много интересного поведал тебе за полтора месяца заполярной вахты, которая в Академии зачитывалась тебе как практика.

"Фольксваген" наливает себе вторую кружку горячего чифиря и принимается рассказывать очередной случай из жизни.

Тогда вы в виде монолога Степана Геннадьевича беседуете на тему распущенности современной молодёжи.

За стенками каротажной будки – холодное лето 93-го…

И в контексте своих рассуждений о сексуальной озабоченности тогдашней молодёжи говорливый и юморной руководитель геологоразведочной группы задорно щурится и, словно для самого себя неожиданно, вспоминает кое-что забавное.

– О! Что я тебе сейчас расскажу! – глотая горячий чай, Степан Геннадьевич делает жест кистью снизу-вверх. Мол, слушай, обоссышься. – Какие забавные вещи в жизни бывают… Такое, наверное, только в те давние времена произойти и могло. Сейчас такое трудно даже представить…

"Фольксваген" делает ещё глоток и говорит:

– Так вот, это было, когда я сам ещё в Горной Академии учился. Курсе на пятом, вроде…

Прикидывает что-то в уме, бросает взгляд на потолок.

– Это, вроде как, год 66-ой был… Так вот, была в нашей группе пара – Он и Она. Как её звали, не помню, но его – Саня Кирдяпкин. Редкая фамилия и смешная, потому и запомнил. Так вот…

Швыркает горячим чифирем.

– Они познакомились ещё на первом курсе и летом, аккурат после экзаменов, свадьбу сыграли. И потом стали они вместе жить в отдельной комнате в нашем же общежитии. Он, Саня, то есть, парнем был тихим, спокойным, и она тихоня редкая. Нашли, в общем, два сапога друг друга.

Делает ещё глоток.

– Так вот… За всей учебной суетой и пиршеством молодости незаметно пролетел второй год обучения, за ним – третий, четвёртый, а там и пятый подкатил. И вот как-то мы с одногруппниками – исключительно парнями, то есть, – по какому-то вшивому поводу собрались вместе и сидели, опорожняли целый ящик «Анапы». Весело, надо сказать, пили, задорно. Защита диплома скоро, как никак, близилась, и вольные хлеба потом… Хотя, кому вольные, а кому – нет. Я вот от Качканарского ГОКа ведь в Академии учился по направлению. Так что мне вольные хлеба не светили ещё как минимум три года после окончания. А… Ну хотя я не о том…

Ещё раз швыркает горьким чифирем, кашляет в кулак и продолжает:

– Так вот… Весело мы тогда сидели с ребятами, а тут попозже и Саня Кирдяпкин подтянулся. Смурной, правда, весь, как туча над Петрозаводском. Налили мы ему безмерную кружку «Анапы» и дальше все веселиться. И чем дальше, тем веселее всем и безудержнее, а Саня, наоборот, всё мрачнее и мрачнее. И вот примерно через час веселья кто-то спрашивает Саню, который весь уже мрачный, как проводница с тестом на беременность… Спрашивает его, значит, что стряслось, отчего он весь кислый такой?

"Фольксваген" делает ещё глоток чая и заедает ложкой сгущёнки.

– И тут Саню нашего словно прорвало, – продолжает Степан Геннадьевич, слегка вскидывая брови. – После хрен его знает скольких кружек «Анапы» чуть не разрыдался он там перед нами от одного этого вопроса. А потом таки голосом, будто предсмертным, от которого сразу становится понятно, что у мужика на душе тяжесть огромная, Саня нам и говорит, глубоко вздыхая: "Ой, мужики, не знаю, что и делать больше… Столько времени уже прошло, а детей у нас до сих пор нет".

– Это он про себя и супружницу свою говорил, – поясняет Степан Геннадьевич и отхлёбывает чай. – Так вот… Мы сразу к нему с советами душевными кинулись и расспросами всякими. Кто что знает, то и советует, а Женя Семагин говорит, мол, у меня отец – врач как раз по этой части. Обратись, мол, к нему. А потом спрашивает, не застудился ли Саня когда, и как с эрекцией, вообще, дела?

А Кирдяпкин делает непонимающее лицо и спрашивает, мол, что такое, эта твоя эрекция? Женя Семагин по-хмельному серьёзно отмахивается: про «стояк», мол, я. Как стоит у тебя? Проблем нет?

"Фольксваген" по-быстрому несколько раз швыркает чифирем, будто и сам хочет поскорее узнать развязку истории, и продолжает:

– А Саня так в ответ немного выпрямляется, наливается краской, как спелое яблоко, и переспрашивает у Семагина: а причём здесь это? Женя поясняет, мол, во время половых актов никаких трудностей не возникает? Всё ли в порядке?

Лицо Кирдяпкина становится всё менее мрачным и всё более озадаченным. И у нас у всех был просто настоящий ступор, когда Саня спрашивает, недовольно хмуря брови: какие половые акты?…

Степан Геннадьевич на секунду замирает, глядя на тебя с улыбкой и театрально вскинутыми бровями.

– И, в общем, получилось так, что за все четыре года супружества эта тихая парочка Кирдяпкиных ни разу не переспала в самом пошлом смысле этого замечательного слова.

– У них ни разу не было секса, – улыбается тебе «Фольксваген» и швыркает чифирем. – Все четыре года они лишь обнимались и целовались.

Перед сном.

Каждую ночь.

И даже не знали, что такое секс.

Степан Геннадьевич улыбается во всё лицо, а ты пытаешься изобразить искреннее удивление.

И не важно, что ты сам впервые узнал о сексе лишь в пятнадцать лет. Ты изображаешь искреннее удивление.

– Ну а как же эрекция? – удивлённо спрашиваешь ты. Всем своим видом ты показываешь, что в твои двадцать два у тебя уже было хотя бы два десятка женщин. – Во время обниманий и поцелуев ведь должен был «вставать»… Это наталкивало бы на определённые мысли… Да и инстинкт подсказал бы, что там дальше нужно…

Ты говоришь это, а лицо твоё пусть и якобы уверенное, но ты всё же чувствуешь, что оно напряжено со своей маской.

– Определённые мысли у них, конечно, возникали, – усмехаясь, кивает «Фольксваген». – Как только у Кирдяпкина «вставал», и его супружница ощущала Это, соприкасаясь с Ним бедром, так оба тут же, зардевшись, отстранялись друг от друга, отворачивались в разные стороны и, неимоверно стыдясь произошедшего, засыпали…

"Фольксваген" ещё раз швыркает чифирем и заедает ложкой сгущёнки.

– А что касается инстинкта, – говорит он и задумывается, – то очень сомневаюсь, что у людей такой инстинкт есть. Сомневаюсь, что таковое знание присуще человеку от рождения. Априори, как сказал бы Моня Кант.

Он бросает взгляд из маленького окошка каротажной будки на улицу – на огромные размашистые ели и густые стаи комаров прямо за стеклом.

– Если представить себе парня, который был выращен вне всяких контактов с людьми, в изолированном помещении, скажем… Где его через окошечко кормили три раза в день и всё… Этакий Каспар Хаузер, – говорит Степан Геннадьевич и наливает себе уже третью кружку добротного чифиря. – И вот если такого вот хлопца в день его восемнадцатилетия свести с абсолютно такой же девицей, то очень уж сомневаюсь, что он тут ж оседлает её, как ретивого мустанга.

"Фольксваген" опять улыбается и отхлёбывает чай.

– Вообще-то, такой парень даже и ходить-то не будет уметь, поскольку никогда не видел, каким образом ходят люди. Так что ему и в голову не придёт встать на две ноги со своих четверенек… Чего уж и говорить тогда о том, чтобы отпердолить бабу по полной программе?!

И Степан Геннадьевич громко и от души смеётся. А ты сидишь напротив него и по-деловому так, довольно ухмыляешься, будто в твоей половой жизни было уже три десятка женщин.

А была-то лишь Нина Васильевна в девятом классе аж шесть лет назад да Марина уже как три месяца.

Она-то и станет твоей женой ещё через год. Но тогда ты этого ещё не знаешь…

Всего две женщины в твоей жизни. Но в тот вечер в будке каротажного ЗИЛа в глухой тайге под Ивделем в твоей ухмылке – все сорок женщин…

– Секс – такая штука, – говорит «Фольксваген», поглядывая на тучи комаров за окном, – что о нём узнаёшь или от своего старшего брата, или от более шустрых и продвинутых друзей с их старшими братьями. Ну или же узнаёшь о нём путём подглядывания в замочную скважину двери в комнате старшей сестры, которая в момент отъезда ваших родителей на никому не нужную дачу почти выпинывает тебя, салагу, из квартиры и тащит к себе дерзковатого парня из соседнего двора, а ты, испачкав футболку, ненароком тихо возвращаешься домой и слышишь все эти странные звуки из её комнаты…