Политика-Малитика

Живописный Онежский район расположен на северо-западе Архангельской области. Граничит с Республикой Карелия. Омывается водами Белого моря. Население 40 тысяч человек, из них в районном центре, городе Онеге, удаленном от Архангельска на двести километров по убитой грунтовой дороге, проживает 25 тысяч.

Приезжая в Онегу впервые, понимаешь, что городок остался где-то в конце 80-х. Перестройка уже началась, но даже лихие 90-е еще не настали, не говоря о тучных 2000-х. Новостроек в городе не возвели, разве что несколько шикарных частных коттеджей, их владельцы – директора лесопильного комбината и гидролизного завода. Домов выше пяти этажей в Онеге нет, бизнес в зачаточном состоянии. Единственное приличное кафе под названием «Старый город» держит азербайджанец Расул, но не для прибыли, а для себя, друзей и дорогих гостей.

На другом берегу реки Онеги располагается левобережный район, Поньга, больше похожий на обычное село, мост с городом его не соединяет.

Молодежь массово эмигрирует из унылого города в Северодвинск, Архангельск и за пределы региона. Но для людей окрестных поселков Онега остаётся центром вселенной, они заменяют собою уехавших в большие города. Самое выдающееся в Онежском районе – неповторимые памятники северной деревянной архитектуры в Малошуйке, Нименьге, Ворзогорах, Турчасове, Пурнеме, Сырье. Но они не голосуют.

***

Для старта избирательной кампании мне был нужен статус. Ведь не будешь баллотироваться как «хороший человек Александр Савкин из Архангельска». Следовало быть кем-то значимым, а прикинуться директором местного завода или школы, как и известным предпринимателем-филантропом не получится.

Пост профсоюзного лидера лесной промышленности области делал реноме не самым лучшим, но не таким уж и плохим. Край у нас лесной и в Онежском районе леспром был представлен несколькими предприятиями. От этого можно оттолкнуться, но лишь оттолкнуться, я никак не был связан именно с Онегой. Я не родился там, мои бабка с дедом не прожили в нём всю жизнь, а родители не работали в юности. У меня не было ни одного родственника ни в районном центре, ни в окрестных деревнях.

«Если статуса нет вообще, его надо придумать», – решил я. «Никто не помешает мне создать и возглавить в округе общественное движение. На любой вкус и цвет. Хоть «За чистые дворы», хоть «За порядок в ЖКХ», хоть «За честную власть».

Надо выбрать самое актуальное, – продолжал я размышлять, расположившись в кофейне за столиком, который бариста Юля каждое утро придерживала для меня, – Глядишь, и бабки начнут шушукаться:

– А что это за типчик такой симпатишный, про него в газете пишут, народ по домам собирает?

– Это – Александр Николаич из движения «За чистые дворы», субботники проводит, порядок нам организует. Молодец!

– Нам бы его в депутаты!

Я мечтательно смотрел в окно, наслаждаясь бодрящим напитком без утренних криков домашних, а уже к обеду взял и создал ни много ни мало – «Молодежное движение Александра Савкина».

– Наша первая задача, – напутствовал я зама, тоже молодого парня, лёгкого на подъём, но рождённого исполнять решения, а не принимать их, – Хоть как-то проникнуть в среду ПТУшников и подросшего до восемнадцати лет, поколения. Вторая – показать старшим, что молодежью стали заниматься, ей уделяют повышенное внимание и уделяет, кто бы вы думали? Александр Савкин!

– Не слишком самонадеянно? «Молодёжное движение» … – робко спрашивал он, но я был непреклонен, – В самый раз! Время и наглость – всё, что нужно для успеха, если уж не свезло родиться членом датской королевской семьи.

Молодёжное движение проводило разные мероприятия – мы убрали мусор в Парке победы, организовали теннисный турнир и множество конкурсов. Я везде участвовал: махал граблями, дарил призы, фоткался с прыщавой молодежью и бурно воспевал свои подвиги на этом фронте в районной газете и по местному телевидению.

Делая вид, что забочусь о самом дорогом – о нашей смене, я был обречён стать уважаемой личностью в городе. Уже через пару месяцев такой «движухи» меня одолели звонки из школ и дворов – «Проведите у нас то или это». Тут и там появлялись юноши и девушки в футболках с логотипом «Молодежного движения Александра Савкина». Футболки были яркие, название резало слух, мне было неловко. Но эффект получился что надо. Денег на всё ушло не больше 50 тысяч. Ракетки и майки юным теннисистам закупались на местной оптушке, и я с воодушевлением тряс их хилые руки, вручая призы.

После выборов движение не распалось, оно нигде не было зарегистрировано, поэтому и распускать было нечего. Энтузиасты прекратили проводить какие бы то ни было мероприятия, а человек на телефоне ушёл в отпуск за свой счёт и перестал брать трубку.

Но вопрос увеличения узнаваемости в совершенно чужом для меня Онежском районе по-прежнему стоял остро. Поликарпова знали в каждой деревне, а меня никто не знал. Если в городе удалось засветиться, то в посёлках я оставался неизвестен. Захват драгоценной сельской местности стал промежуточной целью.

Но как? Под каким предлогом приехать в деревню, где помимо сотни жителей есть только почта да магазин, торгующий всеми видами товаров – от детского питания до погребальных венков? Ещё есть таксофон на автобусной остановке посреди деревни и коровы, вокруг которых снуют вечно суетящиеся неопрятные деревенские бабы с пустыми вёдрами.

– Здрасьте, моя фамилия Савкин. Интересуюсь вашим посёлком, хочу избираться депутатом. Запомните меня, человек я порядочный, не забудьте прийти голосовать и фамилию мою запишите! – такую самопрезентацию на местах не оценят, решат, что охамел, и наваляют горожанину.

Думай Александр Николаевич, думай!

Я смекнул, что ехать надо с поводом. Приезд городского дяди должен быть заметен. О нем должны говорить, как о пуске нового ракетоносителя с космодрома Плесецк.

«Из всех искусств важнейшим для нас является кино». Хоть эту фразу в произведениях Ленина найти так и не удалось, но каждый советский школьник помнит, что вождь завещал продвигать здоровое кино в массы в городе, а более того – в деревне. После размышлений о том, как замутить что-то масштабное и при этом бюджетное, родилась идея выступить в роли организатора съемок фильма «о нашем прекрасном Онежском районе и его замечательных людях». Мы-то знаем, что не смотря на нефть и газ наше главное богатство – люди! А охотник за бюллетенями с галочками напротив своей фамилии, мыслит ещё конкретнее – люди, но только обладающие правом голоса. Съемки фильма – веская причина приехать в гости к односельчанам и поведать, что я на самом деле им земляк, а не абы кто. В конце концов, не на Бетельгейзе же баллотируюсь.

Человек с камерой нашелся быстро, а с ним и говорун, чья задача – элегантно презентовать достойного гражданина, то есть меня. Оба были из местной рекламной конторы, которая за весь эпохальный проект взяла какие-то смешные деньги. Компания занималась организацией праздников и владела кабельным телевидением, опутавшим центр города. По вечерам там выходили новости о незатейливых местных происшествиях и в штате имелись корреспондент и оператор. Они оказались не прочь подхалтурить и легально отлучиться из семейного очага.

Мы приезжали, шли в клуб или на почту. Так мол и так, Поонежье наше прекрасно, да рассказать о нем некому. Важно было не накосячить с названиями населенных пунктов, а они как назло были каверзные.

«Деревни побольше – Хачела и Пияла. Хачела и Пияла, – зубрил я, пока мы тряслись по просёлочным дорогам. – А между ними Хаяла. Хаяла, Хаяла, Хаяла, потом, блять, Пияла. Сука!»

И вот как тут не сбиться? В этих местах и без того тьма древних финно-угорских названий, но тут они стоят совсем рядом. Я с предельной концентрацией внимания изучал специфику тяжёлых геополитических противоречий хачельцев, пияльцев и хаяльцев. Население хоть и поредело, но дедки помнят, как хачельские давали тумаков хаяльским, но терпели в свою очередь побои от пияльских. Перепутать их означало нарушить хрупкое равновесие в горячей точке. Гегемоном в 2006-м была Хачела и мы поехали в первую очередь туда.

– Эх деревня ваша – красота то какая! Просторы! Река, дрова… А люди! Мать честная! Где же тот человек, кто поведает всему миру о таком величии? – вздыхал оператор, окидывая куцые, подгнившие постройки с заколоченными ставнями и жухлую, некошеную траву полным восхищения взором.

– Да вот же он, вот! – поддерживал разговор корреспондент-говорун – Совсем рядом с вами! Александр Николаевич, идите сюда, прошу, прошу, в центр!

Недоумевающие селяне, всю жизнь ждавшие пришествие того, кто разнообразит их быт, таращили глаза, и спрашивали кто я, откуда, как величать. Приходилось объяснять, что самобытность Онежского района меня буквально травмировала своей неповторимостью и не влюбиться в здешние места я не мог. Намекая, что при всей сентиментальной тонкости устройства души, я человек серьезный и страшно занятой.

– А ну, подавайте-ка сюда лучших людей в Хачеле! – со всей страстью восклицал я, и корреспондент брал интервью у фермера, директора школы, ветерана войны…

А в Пияле нашу съемочную группу ждала невиданная удача – показали местную достопримечательность – делегата XXII съезда КПСС. В те времена делегатов принято было разбавлять рабочим классом. Находившийся, как и большинство достопримечательностей России в дряхлом состоянии, он в сьёмках участвовать не мог, но посмотреть на себя разрешил. На аудиенцию меня вели всем селом. Дедушка оказался весёлым, ясно припомнил все подробности банкета в кремлёвской столовой, и женщин-делегатов в одинаковых платьях, среди которых он имел успех.

Взяв интервью у достойнейших селян, я отправлял оператора снимать красивые виды села, природы, речушки, часовенки и еще чего-нибудь, а сам общался с земляками. В этот момент важно было завести своего представителя в поселке. Про выборы не заикался, рано, а вот о том, как хочу приехать на день деревни, поприветствовать, отдать дань уважения – об этом рассказывал очень эмоционально!

– Многострадальная наша глубинка, край забытых стариков из которого и сбежать то некуда… глухая, непролазная, безработная…

Бабы выражали тихий восторг, округляя глаза, мужики сморкались в усы, выражая полное согласие с озвученными тезисами. За время пред-предвыборной кампании постоянно пополнялся и рос список моих сторонников. Сторонники не догадывались, что они к таковым относятся, и что, высказав малейшую симпатию к происходящему, попадали в черную книжечку, где были рассортированы по степени лояльности и внушаемости.

За полгода до выборов я делился с ними планами. Не в лоб, а как и полагается в деревне, подъехав на кривой козе.

– Марьванна, скоро выборы. Мне уже несколько серьезных людей предложили от нашего района идти в депутаты. Из вашей деревни тоже звонили. Говорят, сможешь, да и район знаешь хорошо. Хочу с вами посоветоваться. Стоит ли? А если решусь, поддержите?

Марья Ивановна на мгновение прекращала хлопотать и замерев с тряпкой в руках, смотрела повыше переносицы испытующим взглядом:

– Наши-то вас подержат, – кивала она, – Вы у нас столько раз бывали! Но вам-то нужна эта ноша?

«Ноша» – думал я, «В словаре Ожегова – «тяжёлый груз», а в словаре Ушакова «улов, добыча», а вслух отвечал:

– Воз приличный! – и вздыхал, изображая сомнения перед принятием тяжелого, но неотвратимого решения, – Но у меня есть силы, есть знания, есть желание. Смогу!

Вот только сами понимаете, чтобы спросить такое и получить нужный ответ поселки и деревни пришлось исходить вдоль и поперёк. Выборы в сельской местности делаются именно ногами.

***

В мою первую кампанию 2008 года мне повезло, в Онеге ещё оставалось телевидение, оно создавало телепрограммы о районе и новости. Правда, вещание охватывало только центр города, но это обширная аудитория – жители пятиэтажек, к которым вот так запросто, как в деревне руки жать не пойдёшь.

В местных новостях стали выходить сюжеты о съемках фильма об Онежском районе. Навязчиво подчеркивалось, что вдохновитель и двигатель сего прекрасного начинания Александр Савкин. Конечно, все материалы были платные, но их стоимость на «Онега-ТВ» оказалась смехотворной. За те деньги, что были уплачены местным энтузиастам, я не купил бы и нескольких минут на областном ТВ. Новости попадали в эфир после каждой поездки в очередное село. Люди быстро привыкли к ним и ожидали следующих выпусков. Многие жители райцентра были выходцами из села и им нравилось смотреть передачи о родной деревне и видеть знакомые лица. Такого эффекта в большом городе не достичь. Получилось добиться главного – растопить лед низкой узнаваемости своей персоны, и попутно сформировать образ руководителя, знающего лично самые отдаленные уголки.

Уже позже, в период собственно предвыборной кампании мне иногда тыкали тем, что я не местный.

– А вы были в Пурнеме, Унежме, Лямце? – с лёгкой обидой в голосе восклицал я в ответ, – Или в какой другой богом забытой деревеньке?

Спросивший отрицательно качал головой. Из этого я делал публичный вывод, что знать Поонежье можно и без местной прописки, а я бывал в таких дырах, о каких онежане ничего не знают кроме названия. И озвученная претензия снималась сама собой.

Сьёмки стали сюжетами о каждом поселке, а вместе они составили обещанный фильм. В предвыборную горячую пору я ездил по району, показывал фильм на встречах и оставлял диски в местных клубах. Лучшие люди видели себя, и гордились собой. Их односельчане смотрели на лучших людей и гордились ими. И все видели меня, снявшего фильм про лучших людей, и гордились тем, что их оценили. Я чувствовал себя Кустурицей, творящим «Аризонскую мечту». Некоторые поселения, в том числе Хачела, Пияла и Хаяла, забыв стратегические разногласия, вместо золотой пальмовой ветви дали мне по 80% голосов.