Политика-Малитика

***

Когда баллотировался в первый раз, я не исповедовал никакой политической идеологии. Был беспартийным и работал на себя, но понимал, что возможности после избрания даёт только мандат от главной партии страны. У депутатов оппозиции никакой реальной власти нет, я же хотел увеличить свой лоббистский потенциал максимально.

Это желание, впрочем, не мешало мне в случае надобности лягнуть иной раз Поликарпова, редко появлявшегося в округе. В то время еще существовал избирательный залог и, чтобы избежать риска быть снятым с гонки, я решил идти по этому пути. Изменил мои планы спикер заксобрания, он же – секретарь политсовета крупнейшей партии страны Виталий Фурыгин, пригласив молодого профсоюзника на разговор в свой большой спикерский кабинет.

Фурыгин был старше всех действующих политиков и самой авторитетной личностью в Архангельской области. Он не был замечен в коррупционных скандалах, время от времени сотрясавших регион. Правильно умел держать нос по ветру и поддерживал отличные отношения с губернаторами, хотя они менялись каждую пятилетку. Ефремов, Киселев, Ковальчук, Орлов – со всеми находил общий язык богообразный старичок с хитрыми глазами. Он всегда правильно улавливал настроения, даже малейшие волнения и полунамёки, идущие от товарищей из Москвы. Разговаривал со всеми – защитниками животных, оголтелыми коммунистами, непрошибаемыми профсоюзниками, каратистами, ушуистами, ветеранами локальных конфликтов, активистами психдиспансера, любителями скандинавской ходьбы и прочими, прочими, прочими. Всех умел выслушать, независимо от партийного окраса, для всех находил нужные слова и все его уважали.

Убеленный сединами Фурыгин по-отечески пожурил меня, молодого да прыткого, что не спросясь старших стал активничать на территории, закрепленной за Поликарповым, и спутал партии власти карты сразу по нескольким округам.

– Александр Николаевич, какого хуя в Онегу лезешь? Партия тебе такое задание давала? Не давала. А почему не давала? А потому, что ты не в партии, – выдал он, протирая очки носовым платком.

Логика безупречная, возразить было нечего. Я и сам однажды думал, а какого хуя я туда лезу? Как мне, пацану 28 лет, пришло в голову бодаться с Поликарповым? Ведь он может партийным катком по мне проехаться. Все-таки, есть в молодой безрассудности рациональное зерно. Люди постарше осматриваются, просчитывают, опасаются, здесь же – принял решение, и больше не рефлексируешь, сразу в бой! И ведь верно сделал, что ввязался.

Вспахивая почву, я не работал целенаправленно против Поликарпова, который был ещё и замом Фурыгина, и его другом, но многие заряды рикошетили по нему.

– Эх, молодой ты ещё слишком, не знаешь, что с нашей партией главное не поторопиться, но ещё важнее не опоздать, – спикер посмотрел на меня испытующим взглядом поверх очков.

Взгляд я выдержал и после моего согласия с тезисом, что промедление – худшая форма отрицания Фурыгин заулыбался в бородку, прочерчивая какие-то стрелки в бумагах:

– Полли "запустим" по другому району. Пойдёт от закрытого города Мирный, там большинство избирателей – военные, если надо хрюкнут хором. Отправим торпедой в следующий созыв, – мне он предложил идти от Онеги под партийными знаменами.

Я, пытаясь не улыбаться во весь рот, чинно согласился, решив, что момент для расставания с беспартийностью настал. С того момента прошло много лет, и я только сейчас понимаю, что именно та победа – кулуарная, подковерная была самой крупной в моей политической карьере. Два года топтания онежской земли и успехи в деле кинопроизводства не прошли даром: я стал выдвиженцем главной партии страны. Залог вносить не пришлось, впрочем, он тут же был поглощен каким-то столичным бутиком, в который жена слетала на выходные. Из кабинета спикера я выходил преисполненным гордости Фридриха Великого, тот благодаря своему праву восходящей силы, как поименовал его Томас Манн, изгнал с насиженного округа политического тяжеловеса. Богатый, матерый и, казалось, несменяемый Поликарпов был щелчком морщинистых пальцев Фурыгина перекинут из своей родной Онеги в другой округ. Меня, вчерашнего студента, выдвигали вместо него. Я ликовал.

Официальными кандидатами в депутаты тогда, в 2008 году по моему округу значились лишь я и Валерий Митропольский от справедливой партии. Ни коммунисты, ни жирики своих кандидатов не выставили. Митропольский, влиятельный бизнесмен из столицы региона, вышедший из комсомольского актива 80-х, как и многие молодые ленинцы обладал высокими адаптивными способностями и быстро сориентировался в постперестроечной России. Владел торговыми центрами в Архангельске и Северодвинске, сдавал площади в аренду и получал немалые доходы. Я не на шутку струхнул, узнав, что появился серьёзный соперник. Хотя у него был такой же недостаток, как у меня – он не был онежанином. С тем лишь отличием, что к моменту его регистрации я «топтал поляну» уже давно.

Митропольский всерьез рассчитывал мощью своего кошелька пошатнуть воздвигнутые мною, уже довольно высокие, крепостные стены. Ведь если не жалеть финансы и в каждом посёлке сделать небольшое, но значимое и, главное – видимое действие, шансы есть на любом этапе гонки. В одном месте перекрыл крышу клуба. В другом – починил водозаборную колонку. В третьем – поставил детскую площадку во дворе школы, и – вуаля! Естественно, при параллельном запуске потока информации о имени мецената. Я, признаться, очень занервничал.

Но Митропольский вёл себя странно. Он ничего не делал сам, только перечислял суммы через своих помощников, снявших штаб над местной пекарней и то и дело с блаженным лицами бегавших за улитками с корицей. Первое время я полагал, что это хитрый и непонятный моему разумению план, и скоро он выскочит, неожиданно, как чёрт из табакерки. Ведь сделано – не то, что сделано, а то, о чем сказано. Мало сотворить доброе дело. Для избирателей мы все «из ларца, одинаковы с лица». Выборы требуют отбросить ложную личину скромности и трубить о добродетели на каждом углу. Иначе электоральный эффект будет не максимальным, а минимальным.

Но Митропольский никуда не ездил лично, чтобы блеснуть своей солидной физиономией. А она у него была именно солидная – крупная, широкая, с мохнатыми седыми усами. И благодаря своей респектабельности, могла работать на результат сама по себе, отдельно от предвыборной программы.

Я же полагал, что конвертировать деньги в голоса, не общаясь душевно с избирателем, нельзя. Поэтому, на правах профсоюзного лидера, организовал визит в Онегу заместителя губернатора. Алексей Шалвович приехал в самый удачный момент, незадолго до выборов. График встреч был расписан на целый день. Я нёс стандартное – сделано, сделаем, наметили план, сформировали команду. А пожилой, тучный и важный вице-губернатор кивал, обращался ко мне по имени отчеству: «Александр Николаевич, я озвучу это губернатору», «Я приму все меры для решения этого вопроса» и говорил на автомате прочие чиновничьи фразы.

В местном обществе инвалидов, куда мы зарулили под конец дня, в тесное и душное помещение набилось человек пятьдесят. Через час оживлённой беседы за житьё-бытьё, когда по раскрасневшимся лицам и расстёгнутым воротникам я понял, что настала пора закругляться, председатель движения неожиданно произнесла:

– Мы должны поддержать кандидатуру Александра Савкина! Вы только посмотрите на это – чтобы решить наши вопросы он привез в Онегу настоящего замгубернатора! Выше него только сам губернатор! И я вижу, как уважительно он нему относится и прислушивается. Они смогут помочь нам в наших заботах, – и не дав никому опомниться заявила, – Кто за это предложение – покажитесь!

Инвалиды дружно подняли руки. Все. У жены появился дополнительный повод ехидничать на тему сохранения ментального здоровья населения.

– Инвалиды, говоришь, за тебя… Ну, ну… Работай, Савкин, глядишь и мёртвые встанут рядом с живыми у избирательных урн, – а у меня – уверенность в выбранной тактике.

Я не стал уточнять, что пожилой толстяк вовсе не второй человек в регионе, поскольку замов тогда было двенадцать. И ничего не решает, а приехал, потому что считал себя обязанным, что устраивал его отца после инсульта в профсоюзный санаторий на грязевые ванны. Мы поспешили попрощаться, пока плохо слышащим, но тоже проголосовавшим, кто-нибудь не объяснил чего лишнего языком жестов.

За месяц до выборов, когда еще можно было выдвигаться меня осенило – а что, если к концу кампании Митропольский поймет, что проигрывает и снимется с выборов, чтобы испортить мне всю малину и дождаться «второго тура». Бросило в холодный пот, столько работать и всё псу под хвост.

Пришлось схватить Аню, жену Арсения, говоруна-корреспондента, ездившего со мной по деревням и снимавшего эпохальным фильм, и заставить ее стать третьим кандидатом в депутаты. Техническим. Девушка долго сопротивлялась, ссылаясь на то, что политика – дело грязное и она в ней ничего не понимает.

На моё счастье, муж страстно желал этой грязи, ведь я пообещал ему корочки помощника депутата. Ради них он был согласен окунуть супругу и в более глубокие инфернальные бездны, поэтому тихо, по-семейному, принудил благоверную сделать первые робкие шаги в политике. Мои затраты составили две тысячи рублей на распечатку подписных листов. Потом она уехала на сессию в Архангельск и до выборов в Онеге уже не появлялась. С тех пор мой сон улучшился.

Самым занятным оказалось то, что в ходе голосования техническая кандидатша смогла стать реальным конкурентом. Если не мне, то Митропольскому точно. Он набрал 22%, Аня – 18%. При том, что кампании она не вела и ни рубля не потратила. На избирателя с плакатов смотрела симпатичная молодая женщина с онежской пропиской, а не усатый зрелый крендель или молодой гладко выбритый карьерист без неё.

***

В 2008 году я набрал 60%. Это была победа.

Глава 2. «Советская Онега»

Газета «Советская Онега» издавалась с 20-х годов прошлого века и не претерпела особых изменений в веке нынешнем, отпугивая названием немногих прогрессивных онежан. Выходила она три раза в неделю большим тиражом. Пять тысяч экземпляров для района с населением в 40 тысяч жителей. Ее выписывала каждая семья. Писалось обо всём – о юбилярах, о посиделках кружка любителей бардовской песни, о буднях сельских учителей, о визитах в Онегу гостей, о всех мало-мальски значимых мероприятиях. Были там и объявления о продаже мормышек, подержанных сепараторов, не новых, но ещё пригодных к использованию капканов на росомаху, а также ценимая всеми бабушками телепрограмма.

Лучшего носителя информации, оповещавшего «земляков» о деятельности Молодёжного движения Александра Савкина и всякой другой активности, которую Александр Савкин собирался проявить, придумать было невозможно. Большинство материалов подписывалось двумя фамилиями – Горбуньков и Иконников. Один представлялся с горбом, а второй с разбитым перед образами лбом от трудной жизни и обилия работы по наполнению двенадцати полос газеты три раза в неделю.

С решительностью Чичикова я распахнул дверь в кабинет главного редактора. Людмила Сергеевна, женщина в годах, в сером вязаном полувере, осведомленная во всех темах в подконтрольном ей издании, была осторожной. Задавала много вопросов, всячески присматривалась и принюхивалась, пытаясь уловить какие мною движут истинные намерения. Расспрашивала про родителей, учёбу в университете и планы относительно дальнейшего развития карьеры. В конце концов решила, что я – тупиковая ветвь развития, неравнодушный борец социального фронта. Этакий молодой пассионарий, защитник интересов трудового народа и дала зелёный свет моему паровозу.

– Александр Николаевич, материалы обо всём, что касается Онеги, здешних людей, предприятий и прочего газета будет брать беспрекословно. Приезжайте, пишите, приносите, нам тут очень не хватает молодой энергии.

На том и сошлись. Я предложил не терять время и немедленно влить поток этой самой энергии в зацветшее озерцо «Советской Онеги».

– А давайте, Людмила Сергеевна, проведём прямую телефонную линию! Такой формат сейчас крайне востребован, в других районах подобные мероприятия проходят неплохо, – сказал я, хотя до этого нигде ничего подобного не проводил. – Буду дежурить у телефона в редакции, допустим, в следующий вторник, с 18 до 19 часов. У онежан наверняка много вопросов к профсоюзу лесной промышленности. Отвечу, дам рекомендации, расскажу о стратегии эффективного поведения с работодателем.

– Ой, что вы, Александр Николаевич, это у нас не пойдет, народ пассивен, косноязычен и пуглив.

Я и сам понимал, что тема трудовых отношений, да еще и конкретно в лесной отрасли волнует рядового онежанина непристойно мало, поэтому применил всё своё красноречие, убеждая редактора, что необходимо поднимать эти вопросы. Драматически жестикулируя, рассказывал о несправедливости, неправомерности и повсеместных нарушениях техники безопасности.

– Будем выносить все страхи человека труда на поверхность, шевелить болото коллективных договоров!

Под натиском силы, способной дать отпор буржуям, разорившим лесную отрасль, она сдалась.

В следующий вторник, ровно в 18:00 раздался первый звонок. Говорил мой дружбан Артем из Архангельска. К лесной отрасли он имел отношение посредственное, так как работал в сфере реализации российского трикотажа, зато завёл много связей в среде рубщиков-нелегалов. Дрова были нужны для богатырских парений в три захода. Баньку он организовывал каждые выходные, постоянно меня зазывал окунуться в купели после берёзового веничка.

Крановщик Онежского ЛДК, за которого Артём себя выдавал, важно покашливая в трубку, живо интересовался коллективным договором и бойко читал по бумажке то, что записал с моих слов. Я оказался хорошим знатоком этого документа и профессионально его проконсультировал, пожелав на прощание не сдаваться и отстаивать свои права перед начальством. Позже, когда он звонил пригласить в баньку по-чёрному, всегда ржал как конь:

– Хватай, Николаич, профсоюзные взносы и срочно выезжай консультировать работниц древнейшей профессии по правовым вопросам коллективного участия в оргии!

Затем дозвонились ещё трое моих хороших знакомых и задали вопросы о предстоящей пенсионной реформе, структуре зарплаты лесорубов, проблемах в ЖКХ, на что получили развернутые чёткие ответы. Звонки не прекращались. Даже тёща, которая отговаривала брать замуж её непутёвую дочь, которая «ни постирать, ни приготовить», согласилась позвонить. Телефонная трубка раскалилась от вожделеющих получить информацию. Только я клал её на место, тут же раздавался новый звонок.

– Александр Николаевич! Помогите разобраться, очень нужна ваша помощь! –шепелявил очередной проситель и Александр Николаевич демонстрировал удивительные компетенции во всех вопросах и свежий взгляд на отраслевые проблемы.

– Спасибо! Спасибо вам огромное, вы мне очень помогли! – полным благодарности тоном закончил беседу «работник леспромхоза» Кирилл Дмитриевич, по совместительству бывший мой одноклассник Кирюха Белка, ныне шеф-повар столовой колледжа культуры, просивший звать на весь подобный движ, так как чувствовал в себе нереализованный потенциал в области сценического искусства.

Последний разговор закончился в четверть восьмого. Из полутора десятков позвонивших лишь один оказался настоящим онежанином. Он случайно прорвался на горячую линию и жаловался на председателя профсоюза «Онегалеса», так как тот отказал ему в оплате лечения зубов.

Редактор была изумлена активностью жителей во время прямой линии. То и дело размешивая в чашке растворимый кофе, она кивала в мою сторону и подбадривала, вероятно опасаясь, что сейчас спросят что-то такое в чем я не силён и с облегчением выдыхала каждый раз, когда я, чеканя слова, всё разъяснял.

– Я думала никто не позвонит, – ошарашенно бормотала женщина, недооценившая земляков, – Александр Николаевич, это было блестяще!

В награду я получил целый разворот в газете с заглавием «Профсоюзы – это лихо, здесь не отсидишься тихо!» с моей большой фотографией и обещанием повторять подобное, «раз уж люди так живо интересуются». Людмила Сергеевна приняла волюнтаристское решение – брать все мои публикации в газету на бесплатной основе.

– Бесплатно, то есть даром? Это хорошооо – одобрила мою тактику супруга.