Искупление

Джик сел на колени, потому что ноги сильно дрожали. Он продолжал смотреть на труп. Казалось, что он ему знаком, но в памяти ничего всплыть не могло, чтобы дать объяснение этому чувству.

Вдруг, как будто кто-то дёрнул за ниточку, он потянул руку к глазам убитого. Он закрыл их и увидел странную картину: родной город, в котором кипела жизнь. Тот город, в котором Джик сам жил, работал, когда-то учился и пытался выживать.

И вот идёт тот самый умерший человек. Идёт по улице и вдруг резко падает, схватившись за сердце. Неравнодушные люди подходили и пытались пробудить его, но этот человек не просыпался. Он уже был мертв. Тело медленно остывало, а процессы, которые необходимы для жизнедеятельности каждой клетки, стали замедлятся и в итоге останавливались.

Джик резко отпрянул. В голове вертелись сотни мыслей, но поставить их в упорядоченную цепочку не удавалось. Что с этим человеком случилось? Почему он видел его в своём мире? В своём родном городе, который чуть не убил его?

– Даже не жаль его. Столько грехов накопил, – произнесла какая-то старая женщина, опираясь на свою маленькую палочку, искусно вырезанную из какого-то темного дерева. В её глазах и вправду не было сожаления, а морщинистые губы были поджаты, выдавая недовольство.

– В смысле? – немного заикаясь и с небольшим волнением спросил парень.

– Ты-то чего удивляешься? – раздражённо спросила она. – Тебя ждёт та же учесть. Тоже состоишь из одних грехов. Но у тебя ещё есть время их исправить. Тем более по тебе даже составлена целая книга. У тебя в подвале стоит. Если не успеешь, то сдохнешь также, как и этот нищий. Хотя чего тебе объяснять: всё равно вновь пойдёшь пропивать свои несчастные копейки и трахаться со своей Вики.

Кёнджик с удивлением смотрел на нее, потом перевел взгляд на лежащего мужчину, а потом вновь хотел посмотреть на женщину, но ее уже не было видно. Он проморгал раз десять, пытаясь понять, почему в словах старушки было столько гнева и отвращения к нему, а потом побежал в свой ночлег, быстро спустился в подвальную и стал среди немногочисленного количества книг искать ту, в которой могли содержаться все его грехи. «Какие у меня могут быть грехи? Я спокойно жил в своём мире и старался исправить свою жизнь. Сделать её более комфортной, чтобы никто не мог сказать про меня, что я был низшим слоем общества» – проносились мысль в его голове, пока в руках не оказалась книга, большую часть похожая на большой блокнот. Черная обложка с золотым крестом по середине. В нижнем крае чем-то красным было выцарапано его имя.

Руки предательски задрожали. Парень понимал, что сейчас немного больше узнает об этом мире. Что между собой соберутся первые части пазла. Что сейчас он сможет понять, что нужно делать дальше. Но почему-то было страшно. Почему-то он не мог открыть этот толстый красивый переплёт.

– Что там может быть такого? – скороговоркой проговорил Джик и открыл первую страницу.

Он быстро пробегался глазами по аккуратному острому почерку и всё больше удивлялся, как подробно была описана его жизнь в привычном мире, где правят цифровые технологии: бродяжничество, вандализм, пьянки, драки, небольшой период употребления наркотиков, кражи. Для полного счастья не хватало изнасилования.

– Теперь тебе понятен твой путь. Надеюсь теперь ты сделаешь всё, чтобы не попасть под коготь, – раздался всё тот же манящий женский голос, но в нём уже были нотки удовлетворения.

Парень стал оборачиваться, но незнакомки в помещении не было.

– Кто ты?! – прокричал он в пустоту, вот только ответа не последовало.

Глаза добежали до последней страницы. Осознавать, что это придётся делать, было трудно, но, видимо, придётся. «Ты должен быть честен, миролюбив. Должен идти на встречу всякому. Обязан за детьми следить и слушать природу, которая тоже живая. Если хочешь подняться на ранг выше, то заслужи уважение существ, среди которых живёшь».

– Опять идти у всех на поводу, – взвыл Кёнджик. Вновь раздражение кислотой разлилось по телу. Он привык подчинять себе. Он отвык подчиняться. Он таким трудом добился своего положения. Он стольким людям чуть ли ботинки не вылизывал, а теперь ему вновь нужно это делать? Злость разлилась по телу жаром. Его это всё сильно раздражало. Ему хотелось швырнуть эту книгу, но что-то подсказывало, что её стоит держать при себе. Раньше же это приходилось делать? Раньше же это ему нужно было для выживания? Но это было раньше. Это – прошлое, которое он избегал как только можно.

Первые пазлы в картине были собраны. Теперь у Джика стояла задача – сделать всё, чтобы все эти существа стали уважать его, ведь только благодаря им он сможет подняться на одну ступеньку выше. Только он ещё не понимал, в какую историю попал. Он не понимал, что всё будет не так просто. Ему было невдомёк, что унижаться придётся намного больше, чем в мире, в котором он жил с рождения.

***

Солнце очень медленно клонилось к горизонту. Создавалось чувство, что оно не хочет уходить на другую сторону этой круглой, по верхам приплюснутой планеты. Пушистые радостные облака плыли по ярко-голубому небу, немного окрашенному в красный цвет. Они улыбались всему живому, что могло увидеть их. Природа радовалась жизни и как будто пела незамысловатые мелодии, слегка расслабляя. Джик сидел на крыльце и вертел в руках злосчастный блокнот, который был книгой его грехов и подсказкой, как их искупить. Но вот как перебороть себя и заставить вновь угождать всем этим существам, о которых он мало что знает? Единственное, что он понимал, эти неизвестные существа были ключом к его повышению. Они – ключ к выходу из этого мира. Была надежда, что всё это быстро закончится. Или что всё это просто сон из-за того, что он перетрудился в течении недели.

Подбежал маленький щеночек. Его уши были такие же острые, как и у всех этих людей. Шерсть была огненно-рыжей. Черные глаза светились от радости. Бледно-розовый язык был высунуть. Маленький серповидный хвост двигался из стороны в сторону. Парень погладил его. Зверь начал ласкаться, а потом стал слегка кусать руку, как бы играя. Кёнджику это нравилось. «Ну вот. Вновь эта слабость перед братьями нашими меньшими» – с усмешкой на устах подумал парень и вспомнил, как у него когда-то тоже был верный пёс, когда он только-только поднялся с низов. Пёс, с которым он не мог расстаться ни на минуту.

Это был выброшенный далматинец. Большие и маленькие черные пятна рассыпались по всему худому маленькому белому телу.

Когда они только встретились, этот щенок сильно укусил его за ногу. Крови было много, но вот только это Джика не разозлило. Он взял этого малыша к себе домой и стал за ним ухаживать. Ухаживал долго. Приходилось тратить много денег на его лечение. Спал с ним почти в обнимку. И в одну из прогулок его сбил какой-то мотоциклист. Пёс смотрел на своего хозяина любящими глазами перед смертью в течении минуты, а потом медленно закрыл их. Так же медленно он сделал свой последний выдох и больше не почувствовал кислород. Он больше не смог вдохнуть кислород, в котором были выхлопные газы.

Джик тогда очень долго рыдал. Дома с полок слетало всё что могло разбиться. Стены украсили кровавые отпечатки. У него вновь жизнь отняла самое дорогое. Она вновь оставила его в одиночестве.

Кёнджик после далматинца не завел ни одного питомца. Это животное слишком сильно засело в его сердце, и он не смог изменить своей любви. Любви к животному, которое стало смыслом жизни. Он вспоминал о нём часто, а потом ещё сильнее погрузился в работу, чтобы не страдать по своему «ребёнку».

– Как жаль, что ты – не он, – с небольшой грустью промолвил парень и, поднявшись, направился в цент городка. Щенок расстроился уходу нового друга, но решил, что дождётся его возвращения.

На пути Джика встретился старик, с трудом несший корзинку, прикрытую цветной тканью. Парень предложил ему помочь донести ношу, при этом чувствуя отвращение к своим словам и к самому себе. Но нужно было с чего-то начинать путь возвращения к привычной жизни, да и нужно сделать первый шаг к возвращению в свой родной мир.

– На бутылку нужно? – зло ответил незнакомец. – Иди к другому. У меня нет денег на грешников, при том для тех, кто в шаге от смерти.

Парень выругался всеми нецензурными словами про себя. «И как тут подняться с помощью них?!» – прокричал он мысленно. И тут же возник вопрос: почему эти жители так ненавидят низшие слои общества? При том их ненависть была больше, чем размер Вселенной.

Второй попыткой стала женщина, которой на вид было за семьдесят, которая не могла передвинуть стол. Стол был дубовый, тёмный, резной. Либо на заказ сделанный, либо кто-то из родственников подарил. Джик вновь предложил свою помощь, но уже заранее был готов к отказу.

– Да пошел ты к черту, – прошипела старуха и позвала двух молодых дриэлей, которые с улыбкой и радостью помогли передвинуть стол, после чего получили щедрое вознаграждение. После своей работы один из них с насмешкой посмотрел на Кёнджика, а второй одарил его взглядом, который содержал сожаление, но ничего существенного не дал и ушёл вместе со своим соратником.

Расстройство и раздражение разлилось по телу, не смотря на небольшую моральную подготовку. В груди зародился страх. Ему не хотелось умирать в мире, который был чужим. Ему хотелось вернуться домой. Вернуться к своему делу, в которое вкладывал душу. Написание песен и составление танцев были его страстью. Страстью, которая иногда доходила до обезумевшей любви. «Сказала, что нужно быть милосердным и помогать кому только можно, но тут от меня шарахаются, как от человека, заразившегося чумой. Как в такой ситуации помогать?» – пронеслась мысль в голове, которая искала выходы из сложившейся ситуации.

Грустная усмешка скривила губы. Он стал вспоминать танцы, но их как будто не было. Он чувствовал, что тело хочет танцевать, но не мог вспомнить ни одной связки, ни одного движения, которое придумывал ранее. Не мог заняться тем, что раньше заставляло его жить и дышать, при этом помогая заработать на лишний кусок хлеба и на небольшую комнату в разваливающемся здании.

Вдруг в памяти стали всплывать чужие воспоминания. Воспоминания, которые в одно и то же время были родными и неродными.

Большая сцена. Несколько рядов скамеек из светлого дерева, которые были все заполнены дриэлями. Многие шептались, ожидая концерта. Кто-то равнодушно смотрел по сторонам, иногда поглядывая на карманные часы. Джик стоит за кулисами, облаченный во все белое. Черные волосы бережно завязаны в хвост. Резинка скрыта под белоснежной шелковой лентой. Сердце от ожидания трепещет, как будто собираясь выскочить из груди.

Вот раздалась скрипка, а за ней ноты, издаваемые пианино. Моторчик резко стукнул, после чего наступило спокойствие. Парень стал медленно выходить на середину танцпола. Сердце вновь бешено колотилось. Во рту появился сладкий привкус. Он ждал этого момента. «Самое главное не накосячить» – думал он.

Резкая остановка в шаге от середины сцены. Затем изгиб спины, а потом резко распрямление с вытянутой рукой. Голова поднята за ней. На лице читается грусть. Но грусть это была актерская, но это поймёт только знаток театрального искусства. Любитель подумает, что эта грусть реальна.

Вот ещё один изгиб. Ещё один. И последний. Затем резкий поворот с раскинутыми в стороны руками. Правая нога согнута. Белая великоватая одежда развивается парусником, заставляя публику следить за каждым его движением.

И вот он на полу. Лег на спину. Поднял сначала правую руку. Потом поднял левую. Резко положил их на скрипучие доски. В очередной раз выгнулся в спине. Стал рисовать узоры ногами. Казалось, что он умирает. Печальная музыка заставляла сжиматься сердце у каждого любителя и того, кто ни разу не был на таком мероприятии.

Неожиданно мелодия закончилась. Танцор остался лежать на полу. Зрители несколько секунд смотрели на него молча, а потом один за другим стали громко аплодировать, при этом поднимаясь со своих мест. Джик поднялся, отряхнулся, при этом тяжело дыша. На его лице сияла довольная улыбка. Он радовался, что зрителям понравилось его хоть не долгое, но выступление. Он был рад, что не оплошал. Рад, что они смотрели на него восхищёнными глазами и старались как можно громче аплодировать.

Кёнджик медленно открыл глаза. Воспоминание было яркой вспышкой. Из-за неё он оказался на земле, упираясь одной рукой о гравийную дорожку, а второй держась за голову.

– С вами всё хорошо? – спросила маленькая девочка в нежно-голубом платье, рукавчики и низ подола которого были обшиты неширокой полосочкой кружева. Рыжие волнистые волосы прикрывали плечи. Голубо-зелёные глаза смотрели на него с тревогой.

– Вроде, – сухо ответил Джик, продолжая держаться рукой за голову. В висках пульсировала кровь. Во рту пересохло.

Девочка исчезла так же быстро, как и появилась. Парень думал, что она больше не придёт, но это маленькое существо вернулось с большим кувшином молока. Она протягивала напиток ему своими маленькими бледными ручками. Тоненькие губки изгибались в лёгкой доброй улыбке. Он принял тяжёлый кувшин и сделал несколько глотков. «Парное» – с наслаждением подумал он и выпил всё до последней капли, хотя раньше не употреблял молоко в пищу, либо же это было очень редко. Силы медленно стали медленно возвращаться, а девочка всё стояла. Он не мог её прогнать, а она не собиралась так быстро уходить.

– Спасибо огромное, – стесняясь, но искренно произнёс Джик, смотря на неё.

– Не за что, – радостно ответила крохотная незнакомка. – Теперь с такой же искренностью предлагай помощь всем жителям Мариона.

Её ручка указала на какое-то здание, мимо которого ходило множество людей. Кёнджик мельком посмотрел в указанную сторону, но этого незнакомке хватило, чтобы исчезнуть. «Да что за чертовщина?» – с небольшим расстройством подумал Кёнджик. Он не понимал, почему некоторые особи так резко пропадают. Или же это просто игра разума?

В тени стояла старушка, лицо которой не было покрыто глубокими морщинами. Седые волосы скрывались под тёмно-фиолетовым плащом. Сухие тонкие губы сделали дугу. Девочка в нежно-голубом платьишке подбежала к ней и встала рядом, смотря на парня.

– Умничка, внучка, – произнесла старушка, поглаживая рыжую макушку. Девочка ничего не ответила. Им оставалось только наблюдать, как незнакомец будет применять их совет.

***

Нежно-желтая луна освещал несколько сотен гектаров земли. Темная ночь стала бегать по улочкам города. Природа медленно погружалась в мир снов. Облака уплыли куда-то далеко. Им не нужно было спать. Они привыкли к активному образу жизни. Привыкли наблюдать за теми, кто находится под ними. Привыкли изображать то, что живые существа видят в мечтах. Им было все равно, над каким городом нависать. Самое главное – свобода, которая не кончалась.