Зов из могилы

Поскольку убийца оказался за решеткой, общественность успокоилась. О Монке стали постепенно забывать. А о том, что тела трех погибших от его руки девушек так и не нашли, предпочитали молчать. Такое бывает.

И вот теперь ситуация начала проясняться. Похоже, обнаружили первое захоронение, над которым сейчас криминалисты разбили ярко-синюю палатку, напоминающую светящийся маяк на фоне однообразной желтовато-коричневой вересковой пустоши. Это было почти рядом с узкой, запруженной грязью проселочной дорогой. Не очень далеко от шоссе.

Я постоял несколько секунд под мелкой изморосью, вдыхая резкий запах влажного торфа, а затем направился к палатке.

2

От дороги к палатке тянулся коридор, образованный натянутой полицейской пленкой. Сновавшие по нему люди изрядно намесили грязи, так что двигаться приходилось с трудом. У входа в палатку, переминаясь с ноги на ногу, стоял кинолог с собакой, немецкой овчаркой. Она напряженно следила за моим приближением.

– Мне нужно видеть старшего следователя Симмза, – сказал я, вопросительно посмотрев на кинолога.

Тот не успел ответить. Откинулся полог палатки, и оттуда выглянул некий полицейский чин лет сорока, но начальственный вид делал его старше. На странно гладком для такого возраста лице выделялись усы. Они как бы сглаживали эту нежелательную моложавость и делали похожим на военного. Белый одноразовый комбинезон этого человека не украшал, и он смотрелся в нем нелепо. Когда он отбросил назад защитный капюшон, стали видны черные волосы, причем аккуратная прическа была нисколько не потревожена.

– Доктор Хантер? Я Симмз.

Разумеется, кому еще мог принадлежать этот голос, подчеркнуто официальный и властный. Он пару секунд поелозил по мне тусклым оценивающим взглядом, затем буркнул:

– Мы ожидали вас полчаса назад, – и исчез за пологом.

Вот и познакомились.

Кинолог посторонился, пропуская меня в палатку. Привыкнув к полумраку, я разглядел там нескольких криминалистов в одинаковых белых комбинезонах. Каждый был чем-то занят. Исходящий от синих стенок палатки рассеянный свет придавал предметам таинственный вид. В холодном влажном воздухе пахло затхлостью, свежевскопанной землей и еще чем-то менее приятным.

Захоронение находилось в центре. Его освещали поставленные по кругу переносные фонари. Их лучи влажный воздух слегка окутывал паром. Я вгляделся в темный торфяной прямоугольник, окаймленный металлической сеткой, на краю которого стоял на коленях высокий крупный мужчина – наверное, криминалист. Застыв в позе хирурга, оторвавшегося от операции, он внимательно рассматривал только что извлеченный из почвы перепачканный грязью предмет. В принципе это могло быть что угодно – камень, спутанный корень растения, – но если приглядеться как следует, то становилось очевидно, что из мокрой земли торчит почти разложившаяся человеческая рука.

– Патологоанатом здесь был, но уехал по делам, – произнес Симмз. Я и не заметил, что он стоит рядом. – Вернется, когда труп будет готов к перевозке. – Старший следователь на секунду замолчал. – Доктор Хантер, это профессор Уэйнрайт, судебный археолог, он будет руководить эксгумацией. Вы наверняка слышали о нем.

Я пристально вгляделся в человека у захоронения. Разумеется, слышал о нем. Профессор из Кембриджа Леонард Уэйнрайт был одним из самых известных судебных экспертов в стране, чей авторитет придавал основательность любому расследованию. Но в академических кругах его недолюбливали. Уэйнрайт имел обыкновение безжалостно расправляться с любым, кого считал конкурентом. Он обрушивался с уничтожающей критикой на все эти, как он выражался, «новомодные течения в криминалистике». В общем, хорошо было только то, что делал он сам, а все остальное плохо или очень плохо. Не давала ему покоя и криминальная антропология, делающая в последнее время серьезные успехи и частично пересекающаяся с его дисциплиной. Я читал статьи профессора и усмехался. Но одно дело сидеть в кресле с журналом в руках, а другое – работать с этим человеком.

Уэйнрайт поднялся, громко щелкнув артритными коленными суставами. Ему было за шестьдесят – верзила в заляпанном грязью комбинезоне, который с трудом на себя натянул. Он медленно снял с лица маску – его мясистые пальцы в белых латексовых перчатках напоминали сардельки, – открыв грубо вылепленное лицо римского патриция, и произнес с холодной улыбкой:

– Рад знакомству, доктор Хантер. Уверен, что получу удовольствие от работы с вами.

Голос у него был громкий и гулкий, свойственный прирожденным ораторам. Я изобразил на лице улыбку.

– И я тоже.

– Лесник с помощником обнаружили это захоронение вчера вечером, – сказал Симмз, поглядывая на торчащий из земли предмет. – Как видите, неглубокое. Слой земли очень тонкий, фута через три начинается скала. В таких местах покойников не хоронят. Но к счастью, убийца этого не знал.

Я опустился на колени, чтобы осмотреть почву, из которой высовывалась сгнившая человеческая рука.

– О, торф. Тут все может быть по-иному.

Уэйнрайт промолчал, лишь сдержанно кивнув. Как археолог, он, наверное, знал о свойствах торфа замедлять разложение.

– Похоже, дождем смыло верхний слой почвы, и обнажилась рука. Ее-то и увидели лесник с помощником, – продолжил Симмз. – Они, конечно, покопались тут немного, желая убедиться, что это человеческое захоронение.

– Слава Богу, что не сильно напортили, – заметил Уэйнрайт и посмотрел на меня.

Я разглядывал руку, вернее, то, что от нее осталось, – кистевые кости. Почти все мягкие ткани обглодали животные. Отсутствовали первые два пальца. Неудивительно. Ведь здесь побывали лисы, а также вороны и чайки.

Меня заинтересовало одно обстоятельство. Кистевые кости были сломаны. Не перегрызены зубами животных, а именно сломаны.

– Кто-то из обнаруживших захоронение, вероятно, наступил на руку, когда копал, – сказал я.

– Нет, – возразил Симмз. – Они утверждают, что действовали очень осторожно. А в чем дело?

– Да вот, пальцы сломаны. Но животные тут ни при чем.

– Да, я заметил, – медленно проговорил Уэйнрайт.

– Вы думаете, это существенно? – спросил Симмз.

– Судить пока рано, – быстро ответил за меня Уэйнрайт. – Если только у доктора Хантера есть какие-то соображения?..

Я не собирался высказывать никаких соображений.

– Пока нет. А нашли еще что-нибудь?

– Две небольшие кости рядом с захоронением. Но они не человеческие. Их вам покажут. – Симмз посмотрел на часы – Мне пора на пресс-конференцию. Профессор Уэйнрайт введет вас в курс дела. Вы будете работать под его непосредственным руководством.

Все правильно. Эксгумацией должен руководить судебный археолог. А затем свое слово скажет патологоанатом. Но мне не нравилась перспектива становиться ассистентом Уэйнрайта.

– А нельзя ли, чтобы профессор выполнял свою работу, а я свою?

Симмз холодно посмотрел на меня.

– Доктор Хантер, мы с Леонардом давние знакомые. Работали вместе по многим делам. И должен добавить, весьма успешно.

– Я не…

– Вас рекомендовали с самой лучшей стороны, но мне нужна сплоченная команда. Довести до конца это расследование для меня очень важно. Понимаете?

– Да.

– Вот и прекрасно. Да, Джером Монк за решеткой, но моя работа завершится, когда мы отыщем останки его жертв и передадим родственникам. Возможно, мы нашли захоронение одной из них. – Симмз посмотрел на меня со значением. – Итак, надеюсь, мы договорились. Оставляю вас, джентльмены, работайте спокойно. – И он скрылся за полами палатки.

Мы помолчали, затем Уэйнрайт театрально воскликнул:

– Итак, доктор Хантер, давайте начнем!

Время тянулось медленно. Порой казалось, будто оно вообще остановилось в этой палатке. Темный торф неохотно расставался со своей добычей, цеплялся за полуразложившуюся плоть, не отпускал. Границы захоронения, сделанные в обычной почве, определить несложно. Место, откуда земля была извлечена, а затем возвращена, отличается от соседних участков. Если это торф, то все гораздо сложнее. Он пропитан водой, как губка, не крошится и не разваливается, как иные виды почвы. Для работы с ним нужно быть внимательным и умелым.

Уэйнрайт был и тем и другим.

Я бы не удивился, если бы он вообще отказался от моей помощи, но он принял ее охотно. Отбросив предубеждение, я был вынужден оценить, насколько хорош в своем деле этот криминалист-археолог. Его большие руки оказались ловкими и проворными. Они осторожно, с хирургической точностью соскабливали мокрый торф, обнажая останки человеческого тела. Мы стояли на коленях рядом, на металлических пластинах, которыми были выложены края захоронения, постепенно извлекая из земли погребенное там тело.

Наконец Уэйнрайт нарушил молчание, показав мне на лопатке разрубленного пополам земляного червя: