Государь

Вейлонг нервно улыбнулся. Он не был уверен, что внимание бледного принца можно считать желанным событием. Ему было куда уютней в своих ходах и траншеях, чем в излишней близости к столь важной особе. Или, поправился он, к столь страшной особе.

– Тогда мне лучше вернуться к делу, – пробормотал он и, наполовину отвесив поклон, а наполовину отдав честь, потащился к своим ходам.

«Хороший офицер, – подумал про себя Эйджер. – В будущем нам понадобится кто-то вроде него. Надо будет поговорить об этом с Линаном».

Он находил странным придерживаться столь высокого мнения о капитане из Хаксуса. Большую часть своей воинской жизни Эйджер провел сражаясь как раз с людьми вроде Вейлонга – даже сам некогда был капитаном. Если же разобраться, между ними практически не было разницы, за исключением перспектив. И, по иронии судьбы, теперь они с Вейлонгом вместе работали против города королевства.

Он покачал головой. От таких мыслей мало толку. Нужно выиграть битву, убивать врагов. А если слишком глубоко задумываться над этим, можно сойти с ума.

С тех пор, как Чариону перенесли во дворец, она один раз приходила в сознание. Сделав какое-то замечание по поводу того, что лежит без рубашки перед столькими мужчинами, королева снова впала в беспамятство. Врачи провели с ней не один час, убеждаясь, что нет серьезных внутренних повреждений помимо трех треснувших ребер. На лиловый синяк наложили мази, а правую руку вдели в перевязь, чтобы не дать ей двигаться. Гален навещал раненую, когда только мог.

И все это время, не покидая ее ни на миг, рядом с ней сидел Фарбен. Он изумлялся самому себе, поскольку ничуточки не волновался. Впервые с тех пор, как началась война, он обрел спокойствие. Его королева пострадала, и все прочее не имело для Фарбена значения. Чариона была центром его мира, и когда он нашел ее среди трупов, то подумал, что мир рухнул. Когда же он уразумел, что она еще жива, то понял, насколько несущественным было все прочее в его собственной жизни.

Чариона пошевелилась во сне, застонав от боли. Фарбен обмакнул тряпицу в теплую душистую воду и провел по лбу королевы. Ее черты разгладились, и она продолжила спать.

Он слышал, как позвякивают во внутреннем дворе доспехи. Это эскадрон Галена, готовый к последней отчаянной битве. Он знал, что Гален практически взял на себя командование обороной города и сам находился на западной стене, откуда исходила большая опасность. Фарбен подумал, что его королева сделала хороший выбор; то есть, если она собиралась сделать Галена больше, чем просто любовником. Он тяжело вздохнул. У нее была своя законная доля любовников, ни один из которых не мог, на взгляд Фарбена, считаться особенно хорошим: по большей части ловцы удачи, а один-два настолько глупы, что, по мнению секретаря, Чарионе повезет, если она сможет хоть чего-то от них добиться. Но Гален был знатного происхождения и прирожденный командир. И, как видел Фарбен, Чариона ему нравилась.

«Может быть, – подумал он, – Гален даже любит ее».

Он улыбнулся. Вот уже много лет он был, как ему думалось, единственным человеком в королевстве, который любил Чариону. Она отличалась изрядной вспыльчивостью, но была безгранично предана Хьюму и всегда держала слово. Служить одним из ее секретарей было легко, коль скоро привыкнешь к крикам и брани.

До него донесся шум боя. Снова с запада. Сколько же еще четты будут так храбро и кроваво бросаться на штурм этой стены? Сколько еще смогут продержаться Гален и защитники?

Чариона вскрикнула и заплакала от боли. Фарбен мягко удержал ее на месте, шепча успокаивающие слова.

Вейлонг зажег специально приготовленный факел из еще зеленого дерева, обмотанного увлажненной бечевой. Взглянув в последний раз на западный горизонт, он вошел в подкоп. Первые несколько шагов он шел почти не пригибаясь, но по мере того, как продвигался на север и уходил все глубже под землю, ему приходилось горбиться все больше, пока он совсем не согнулся. Наконец ход достаточно расширился, чтобы снова можно было выпрямиться. Здесь его рабочие навалили сухих веток кустарника вокруг деревянных балок, не дающих помещению обвалиться под тяжестью проходящей прямо над ним северной стены. Кроме того, они приготовили два столика, сделанных из сучьев мертвых деревьев; на каждом стоял большой круглый чан, наполненный мелким порошком.

Двое саперов все еще были здесь, медленно и осторожно убирая колья, соединяющие потолочные балки и стенные стойки. Когда они закончили, он взмахом руки отослал их, опустился на колени и поджег ведущую к деревянным опорам дорожку из наломанного сухого кустарника.

До этого он дважды проделывал такое – и каждый раз возникало искушение остаться и увидеть обвал выкопанной полости, но осмотрительность в его характере была сильней любопытства, и он как можно быстрее пошел прочь. Вейлонг сделал не больше сорока шагов, когда услышал шипение, означавшее, что сушняк вокруг балок и самодельных столиков занялся огнем. Он попытался ускорить шаг, несколько раз стукнувшись головой о потолок.

Вейлонг одолел почти половину хода, когда столики рухнули, взметая порошок в воздух. Последовавший взрыв погнал по ходу стену плотного воздуха, взвихрившего волосы и одежду, и пышущего жара, обжигающего не защищенную одеждой кожу. Вейлонг задержал дыхание, а затем несколько раз осторожно глотнул воздуха. Впереди виднелся золотистый дневной свет. Когда ход расширился, и офицер перешел из согнутого положения в сгорбленное, он пустился бежать, думая, что со стороны несколько смахивает на Эйджера при полном параде. Эта мысль заставила его хихикнуть, и он чуть не выронил факел.

Последние несколько шагов из хода он одолел одним прыжком, а за ним вырвалась огромная туча дыма. Саперы окружили его, стряхивая с одежды грязь и сажу, но он, не обращая на них внимания, выглянул из-за прикрытия – посмотреть, как там северная стена.

И внутренне застонал. Та по-прежнему стояла себе как ни в чем не бывало, и ее каменная поверхность отливала бронзой в лучах заходящего солнца.

Малли полупринес-полуприволок на северную стену ведро воды. Каждые двадцать шагов он останавливался и отливал три ковшика каждому стражнику, пока наконец не добрался до над-вратной башни, где оставил ведро, чтобы постоять рядом с дедом. Бреттин служил сержантом стражников, оборонявших надвратную башню, и Малли не мог бы гордиться больше.

– Они снова штурмуют западную стену, – сообщил ему Малли.

Бреттин кивнул.

– Но прорваться не сумеют.

– Один раз сумели, – указал Малли.

– И были вырезаны за свои старания.

– Почему они не перестают лезть на ту стену?

– Потому что они варвары, Малли, и по-другому не умеют.

Малли подумал об этом, прежде чем осторожно заметить:

– Я слышал, с ними были и какие-то хаксусцы.

Бреттин посмотрел на него и нахмурился. По его мнению, не следовало говорить малышам вроде Малли вещей, которые могут испугать их.

– Я не видел никаких хаксусцев.

– Они роют траншеи и сооружают махинерию. – Малли наклонился поближе к Бреттину и прошептал: – И говорят, они также ведут подкоп.

Бреттин взял Малли за руку и вывел его на стену, где показал проложенные по эту сторону стены их собственные траншеи. В них лежали, распластавшись на животах и приникнув ухом к земле, три человека.

– Видишь их? – Малли кивнул. – Они расслышат работу вражеских саперов. Такие слухачи рассеяны у нас вдоль всех стен, обращенных к суше. Никто к нам не подкопается.

Малли ничего не сказал, но увидел, как двое слухачей переглянулись и пожали плечами. Может ему и было всего девять лет, но он знал, как понимать этот сигнал. Им ничего не удавалось расслышать из-за звуков штурма на западной стене и треска вражеских снарядов о камень.

Его внимание привлекла увиденная уголком глаза яркая вспышка света. Он повернулся лицом к ней и увидел, как огненный шар описал дугу над западной стеной и упал на центральную улицу. Он разлетелся на угли и искры, но там нечему было загораться. Затем через стену перелетел еще один огненный шар. Он упал так же далеко от стены, как и первый, но южнее, и исчез, пробив крышу склада. Сначала ничего не происходило, но потом с крыши поднялись языки пламени. Рабочие на улицах подняли тревогу, и вскоре образовалась цепочка из мужчин и женщин, передающих ведра с водой. В скором времени они, похоже, стали добиваться успеха.

– Они побеждают пожар, Бреттин! – гордо крикнул деду Малли.

– На этот раз, – спокойно отозвался Бреттин.

Он знал, что враги будут выстреливать по два-три огненных шара за раз, пока не увидят пламя, свидетельствующее, что они угодили в хорошую цель. Миг спустя по траектории второго огненного шара последовало целое скопление новых, и большинство попало в то или иное здание. Даже отсюда Малли слышал вопли людей, угодивших под неожиданный обстрел.

– Им понадобится больше, чем ведра с водой, – тихо проговорил Бреттин.

Они услышали глухой взрыв, и стена, казалось, сместилась.

– Это от того склада, да? – спросил Малли.

Глаза деда расширились.

– Малли, я хочу, чтобы ты передал маме мое сообщение. – Голос его оставался спокойным, но Малли показалось, что Бреттин очень старался сохранять его таким. – Я хочу, чтобы ты сказал ей, что я вернусь домой позже, чем думал. Сегодня вечером у меня дополнительный караул.

Малли с любопытством посмотрел на Бреттина.

– _Но ты же караулил с ПРОШЛОГО вечера.

Бреттин схватил Малли за руку и поволок его к лестнице.

– На случай, если ты не заметил, нас атакуют! – рассердился он> – А теперь ступай домой и передай маме, что я сказал. – Он подтолкнул Малли в спину, ставя его на путь. – Скорее!

Сбитый с толку внезапной переменой в тоне деда, Малли на секунду заколебался, но Бреттин снова подтолкнул его, и мальчик со всех ног сбежал по лестнице. Пробегая последние две ступеньки, он подумал, что упадет, так как внезапно закачался, словно вот-вот потеряет сознание. Затем его ноги коснулись земли, и он снова обрел равновесие. Малли оглянулся помахать деду на прощанье, но Бреттина уже не было видно. Слегка обидевшись, мальчик побежал домой, но остановился, услышав звук, похожий на зубовный скрежет великана. Обернувшись, он увидел нечто совершенно невозможное. Стена двигалась. Это выглядело так, словно белые камни кладки стали мягкими, как жир. Не понимая, что это означало, Малли сперва счел происходящее забавным, но когда увидел, как некоторые стражники падают со стены и разбиваются насмерть, сердце его замерло от страха.

– Бреттин! – закричал он и побежал было обратно, но прямо перед ним стена накренилась, удаляясь от него, и исчезла в клубящейся туче пыли и дыма, прихватив с собой и сторожевую башню. Туча эта окутала и его, превращая день в ночь. Какой-то камень рикошетом отскочил от мостовой и ударил его в голову. Мальчик упал, истекая кровью, и потерял сознание.