Римский орел. Орел-завоеватель

Макрон оттеснил Катона к штандарту центурии. Знаменосец, мельком взглянув на него, усмехнулся и обнажил меч.

– Первые две шеренги. Копья… бросай!

Дюжина с силой брошенных метательных копий взмыла в воздух и полетела к германцам. Миг – и бегущие впереди варвары попадали наземь, словно бы налетев на туго натянутую веревку, а дикари, напиравшие сзади, повалились на них.

– Следующие две шеренги, копья… бросай! – четко и уверенно приказал Макрон.

Смертоносный град превратил первые ряды атакующих в спутанный клубок мертвых и еще шевелящихся тел. Мгновенно оценив ситуацию, центурион взмахнул мечом:

– Вперед, ребята! В контратаку! За мной!

Он сорвался с места и устремился на варваров, прикрываясь щитом и целя коротким мечом в горло ближайшего из врагов. Катон все еще держал в руке копье и перед тем, как влезть в тесную свалку, решил метнуть его как можно дальше, а уж потом взяться и за меч. Правда, выяснилось, что проделать это в бою несколько посложней, чем на тренировках.

Стоило ему отвести правую руку назад, как древко копья отбили в сторону и пробегающий мимо легионер проорал:

– Эй, тупица! Поосторожнее! Ты что, тут поставлен увечить своих?

Побагровев от стыда, Катон торопливо сделал бросок, но от волнения рука его дрогнула, и копье пошло ниже, чем надо бы, задев шлем Макрона. Тот бросил назад гневный взгляд, и Катон нервно сглотнул, однако выискивать виноватого центуриону было некогда, и всю свою ярость он обратил на германцев. Катон выхватил меч и устремился вперед, думая уже не об опасности, а лишь о том, как бы командир не догадался, кто умудрился съездить его по макушке. Впрочем, в сражение он не вступил, ибо дрались лишь те, кто был впереди, остальные бойцы подбадривали их громкими криками. Римляне, более умело, чем варвары, орудующие мечами, шаг за шагом продвигались к воротам, убитых тут же заменяли другие бойцы.

Увидев первого павшего легионера, Катон был потрясен, однако потери римлян росли, и потрясение перешло в тупую горечь. Он никого не знал из этих парней, но легче от этого не становилось. Убитые полусидели, привалившись к камням сельских хижин и взирая в немом изумлении на свои страшные раны. Уличная грязь под подбитыми гвоздями солдатскими сапогами сделалась красной от крови. Катон неуклонно приближался к первой шеренге и внутренне трепетал в ожидании того страшного мига, когда между ним и противником не останется никого.

Оттесняемые к воротам германцы отчаянно пытались расширить фронт схватки и, чтобы воспользоваться своим численным превосходством, стали взбираться на крыши ближайших хижин. Однако Макрон предвосхитил их намерения, и легионеры задних рядов по его знаку засыпали врагов градом копий. Германцы отпрянули и снова сбились в тесную, беспорядочно шевелящуюся толпу.

Миг – и штандарт центурии вынесло прямо к валу. Еще один натиск, и римляне вытолкнули дикарей из деревни, заняв проем ворот.

– Стоять здесь намертво! – рявкнул Макрон. Он поразил мечом очередного варвара и, повернувшись, протиснулся к сгрудившимся в арьергарде колонны бойцам.

– А вы, парни, дуйте на вал. Да поживей. Нам нужно расчистить площадку перед воротами. Бросайте камни, копья, все, что угодно, лишь бы их отогнать.

Легионеры, рассыпавшись, ринулись к земляным скатам. Макрон увидел Катона и мощным рывком выдернул его из толпы:

– Оптион! Стой, для тебя у меня есть задание. Возьми шестерых солдат. Вот бревно. Запорное. Его надо поднять и, когда я скомандую, накинуть на скобы. Ясно?

– Так точно, – ответил Катон, не в силах оторвать взгляда от кровоточащей багровой раны на командирской руке.

– Действуй.

Макрон, властными криками ободряя людей, поспешил к месту схватки. Катон, встрепенувшись, окинул взглядом ближайших к нему солдат.

– Приказ слышали? – крикнул он, стараясь придать своему голосу максимальную твердость. – Шесть человек. Мечи в ножны. Щиты на землю. И живо ко мне.

Поразительно, но бойцы беспрекословно повиновались. Избавившись от тяжелых щитов, они ухватились за грубо отесанную шершавую балку. Катон, прислонив свой щит к стене хижины, тоже наклонился:

– Готовы? Тогда поднимаем!

Юноша медленно выпрямился и пошатнулся. Балка была тяжеленной.

– Хорошо, – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Теперь пошли.

Осторожно переступая через поверженные тела, они повлекли гигантский засов вглубь проема и замерли там в ожидании, хотя дикари, похоже, начинали брать верх. Во всяком случае, тонкая цепь яростно защищавшихся легионеров опасно прогнулась под натиском многолюдной, свирепо вопящей толпы.

– Эй, на стене! – закричал Макрон. – Отгоните засранцев! Бросайте в них что есть под рукой!

Солдаты, метнув в наступавших последние копья, обрушили на их головы лавину тяжелых, вывороченных из ближайших хижин камней. Толпа дикарей дрогнула и отхлынула на безопасное расстояние.

– Все назад! Внутрь. Закрыть ворота!

Макрон попятился, увлекая бойцов за собой. Римляне, швырнув наземь щиты, ухватились за толстые дубовые створки и стали толкать их в сторону варваров. Сообразив, что происходит, те разразились безумным ревом и, не обращая внимание на сыпавшиеся сверху камни, вновь рванулись вперед. Вел их свирепый, пышущий звериной ненавистью гигант. Видя, что ворота вот-вот закроются, он опередил соплеменников и, размахивая копьем, бросился на ближайшего легионера.

– Ну уж нет! – Макрон, резко взмахнув мечом, отбил острие копья в сторону.

Германец, споткнувшись, стал падать в сужающуюся щель и получил сильнейший удар в переносицу. Он взвыл, и Макрон пинком ноги отшвырнул его от себя:

– Иди отлей, пидер!

Ворота с глухим скрипом закрылись. Не дожидаясь приказа, Катон громким криком велел своим людям перекинуть балку через концы запорных скоб. Засов встал на место и спустя миг застонал: орда навалилась на створки. Однако дубовая, потемневшая от времени балка только спружинила, давая понять, что способна выдержать и не такой напор.

Некоторое время Макрон выжидал, желая лично в том убедиться, потом оставил в проеме лишь стражу, велев всем прочим подняться на вал.

Он представлял собой жалкое сооружение, предназначенное главным образом для отражения набегов диких племен из-за Рейна. Обкопав деревню рвом, жители использовали извлеченную почву для возведения вала, обложив его торфом, чтобы не осыпался. По верху этой стены был проложен узкий дощатый настил, перед которым дыбился невысокий, по грудь мужчине среднего роста, частокол, однако коренастому Макрону, чтобы рассмотреть, что творится возле ворот, пришлось подняться на цыпочки.

Бурлящая масса германцев стала растягиваться. Все это выглядело так, будто селение, где заперлись римляне, пытаются обхватить две гигантские руки. Новый камнепад опять отбросил варваров от ворот, площадка перед которыми была усеяна мертвыми и умирающими дикарями. Впрочем, германцы, похоже, сообразили, что ворота им высадить не удастся, и побежали к кучам хвороста, заготовленного селянами на зиму. Добежав до них, дикари принялись споро вязать фашины, чтобы засыпать вязанками ров и атаковать римлян по всей длине вала. Шестая центурия, разумеется, удержать такой фронт не могла. Макрон повернулся к деревне. Там слышались приглушенные крики и лязг, легионеры Вителлия поднимались на насыпь. Позиция была надежно прикрыта. Хорошо. Пришло время для рапорта.

Бросив взгляд на устлавший улицу ковер из растоптанных тел, Макрон прикинул, что примерно пятая часть его солдат выведена из строя. Он повернул голову и увидел Катона, тот с сосредоточенным любопытством рассматривал копошащихся в поле врагов.

– Оптион! Пригни свою долбаную башку, если не хочешь, чтобы какой-нибудь германец сделал ее мишенью.

– Да, командир.

– Иди сюда. Для тебя есть работа.

Позволив себе на какое-то время расслабиться, Макрон снял шлем и отер здоровой рукой лоб, потом указал на вмятину под металлическим гребнем.

– Есть соображения, чья это работа?

Катон покраснел.

– Наверное, нет. Но если кто-нибудь попытается еще раз заехать мне таким манером по темечку, я спущу с него шкуру. А сейчас ступай на тот край деревни. Отыщи трибуна и скажи ему, что ворота мы держим. Еще скажи, что у нас осталось около семидесяти боеспособных солдат и что я жду приказов. Усвоил?

Катон кивнул.

– Тогда иди! – Макрон хлопнул олуха по тощему заду и, провожая его взглядом, лениво подумал, что помощничек у него все-таки вроде бы неплохой, однако с копьем обращаться пока не умеет. Надо будет поговорить с Бестией… если они вообще выберутся из этой хреновой заварушки.

Стуча сапогами, Катон мчался по той же улице, что привела центурию к дальним воротам. Только бежал он теперь не в строю и потому чувствовал себя неуютно. К счастью, никаких германцев он по дороге не встретил, а возле площади наскочил на римский патруль. Завидев бегущего, солдаты, вскинули копья, но, разглядев, что это свой, успокоились.

– Где трибун? – спросил, задыхаясь, Катон.

– Что стряслось, оптион?