Когда почуял воскрешённым
Себя гулящий Агасфер?
Я вскормлен джунглями под бит
Босых битлов и Чака Берри
В чужом тебе СССРе,
Чей герб на гордости набит.
Стихи – как пара голубей
У Белорусского вокзала.
Зачем ты мне весну сказала?
Не верю ей, не верю ей.
* * *
Все наши фавны и сатиры
И повзрослевшие кумиры
Уходят мартовской водой
За город мой, за берег мой.
Смеются гении рекламы,
Цветные киноэпиграммы:
Вот Штрилиц, едущий в «Макдак»,
Вот кокаинщик Дональд Дак.
Из нас, когда-то настоящих,
Слепили общество просящих –
За два рубля, за двадцать йен,
За невозможность перемен.
Почуйте, дети карнавала,
Какая кровь за нами встала:
В джинсе, свитшотах и пальто
Идут великие никто.
Следили за советской лентой
Френды, подписчики, клиенты.
Но Ариадны больше нет –
И лента поменяла цвет.
В Большом стареют балерины,
Их дети им плюются в спины
И вырастают из людей
В охотников на лебедей.
Я лебедь, меченый прицелом.
И кровь моя на пухе белом –
Как отрицание вины,
Что я не чувствую страны.
А дети вовсе не со злобы
На нас картечью ставят пробы:
Они жалеют наш отряд
Летучих чёрных лебедят.
Они жалеют в самом деле,
Как мы бы их не пожалели.
Для них мы – век отборной дичи,
А никакая не добыча.
И потому они стреляют,
Что в нас бессмертие вселяют,
Чтоб мы, смиренные глаза,