Проклятие рода Лёвеншёльдов

– Мне очень жаль, – перебил ее Адриан. – Я хотел бы вам рассказать… и знаете, почему? Мне кажется, вы могли бы мне помочь. Он это заслужил.

– Кто?

– Генерал, конечно. Ему пора обрести покой. Я его не боюсь. Если он поманит меня, я пойду за ним. Но почему он никогда мне не показывается? Все его видели, а я – ни разу.

Х

Если бы не белая июньская ночь за окном, если бы не открытое окно, молодой барон Адриан ни за что бы не увидел гостя. Он проснулся в своей угловой мансарде на чердачном этаже от тихого скрипа. Дверь медленно приоткрылась. Сквозняк, решил он, и уже закрыл было глаза – и увидел, как в дверном проеме появилась темная фигура.

Пожилой человек в кавалерийской форме едва ли не прошлого века. Расстегнутый камзол, кожаный колет, ботфорты выше колен. Длинный кавалерийский палаш незнакомец немного приподнял и сунул палец между клинком и ножнами – очевидно, опасался, что тот начнет громыхать.

Это же генерал! – разволновался Адриан. Замечательно! Наконец-то генерал увидит человека, который его не боится.

Все, кому случалось повидаться с привидением, рассказывали: стоит на него пристально посмотреть, оно исчезает. Но не на этот раз. Генерал никуда не исчез. Он так и стоял в дверях, а когда убедился, что Адриан проснулся и смотрит на него, медленно поднял свободную руку и поманил к себе.

Адриана словно пружина подбросила. Он сел в постели.

«Сейчас или никогда, – подумал он. – Ему, наверное, нужна моя помощь, и я ему помогу».

Наверняка читатель помнит: молодой барон ждал этого мгновения много лет. Готовился, представлял встречу с прадедом в лицах, убеждал себя, что бояться ему нечего.

Нельзя терять время. А вдруг генерал исчезнет, как всегда исчезает при встрече с людьми?

Адриан поспешил встать. Не одеваясь, завернулся в простыню и уже почти подошел к двери, но остановился и отпрянул. Стоит ли вот так, бездумно, доверяться созданию из другого, непостижимого для нас мира? Не опасно ли?

И вдруг генерал сунул свой палаш в ножны и протянул к нему обе руки; этот жест можно описать только одним словом – умоляющий. Генерал умолял его о чем-то.

«Что за глупости, – подумал Адриан. – Чего мне бояться?»

И пошел за генералом.

Призрак задом двинулся по узкой галерее, не спуская глаз с Адриана, будто боялся потерять его из виду. Адриан перешагнул порог спальни и вновь почувствовал тошнотворную судорогу страха – сквозь синий камзол генерала смутно, но узнаваемо просвечивали темные дубовые балясины. Он остановился.

«Захлопни дверь и возвращайся в постель, – прошипел голос разума. – И поскорее».

Только сейчас до него дошло: он переоценил собственную храбрость. С чего он решил, что он один из тех, кому дано безнаказанно заглянуть в иной мир? Мир, полный тайн, не открывшихся до сих пор никому из живущих?

Но бесшабашное бесстрашие если и покинуло его, то не окончательно. Совершенно ясно, что генерал не собирается ему навредить. Он хочет показать, где спрятан его перстень. Что же еще? Сам он не может его взять, он же прозрачен, даже бесплотен, вот и решил попросить правнука о помощи. Продержаться еще пару минут, не дать стрекача – и он, Адриан, сделает то, о чем мечтал едва ли не всю жизнь: вернет усталому воину мир и покой.

Генерал остановился у мансардной лестницы, он дожидался Адриана. Здесь было темней, чем в спальне, но молодой барон все равно ясно различал полупрозрачную фигуру. Руки по-прежнему сложены в просительном, едва ли не молитвенном жесте.

Он заставил себя сдвинуться с места.

Генерал убедился, что юноша следует за ним, и начал спускаться по лестнице. Он так и шел задом наперед, не спуская глаз с Адриана, и останавливался чуть ли не на каждой ступеньке, словно хотел убедиться, что юноша не струсил и идет за ним. Несгибаемая воля старого воина тянула Адриана за собой, как коня на аркане.

Они шли очень медленно, то и дело останавливаясь. Адриану было очень страшно, но он заставлял себя идти. Вспоминал, как хвастался сестрам: уж если я встречу генерала, я-то уж не побоюсь, пойду за ним, уж я-то… как же так, меня с детства влекло к тайнам жизни! Познать непознаваемое, проникнуть в наглухо закрытый для человека мир. И вот подвернулся случай, а я трушу. Ну нет. Проделаю путь до конца, и будь что будет.

Но слишком близко подходить к генералу Адриан все же опасался, держался на расстоянии. Небольшом, пара локтей, но все же на расстоянии. Генерал уже спустился, а Адриан все еще был на середине лестницы. Призрак, по-прежнему задом наперед, пошел к сеням.

И тут Адриан остановился. Совсем рядом с лестницей темнела дубовая дверь в спальню родителей. Он положил ладонь на ручку. Отворить? Нет… холодная медная ручка показалась ему теплой. Если бы мать с отцом только знали, в чьем обществе он бродит по ночному дому! Сейчас бы броситься в объятия матери… и Адриан понял: если он отпустит эту спасительную ручку, ему уже ничто не поможет.

В эту секунду генерал открыл наружную дверь, и комнату залило томительным светом белой северной ночи. На мансардном этаже и в гостиной было довольно темно, там он еле различал колеблющуюся в полумраке фигуру, а сейчас впервые ясно увидел генерала.

И с ужасом понял: нет, это не безобидная полупрозрачная копия парадного портрета. Перед ним стоял мертвец в истлевшей одежде. К голому черепу прилипли пряди волос, отчетливо пахнуло сырым могильным смрадом.

Ухнуло и застонало что-то за перелеском, наверняка на кладбище, и Адриану померещилось, что в этом мучительном стоне он явственно различил:

– Отда-а-а-й…

К нему потянулась костлявая, без кожи и мускулов рука с непрерывно шевелящимися косточками пальцев. Повеяло знакомым каждому похоронным запахом, когда душный аромат лилий и калл смешивается с запахом разлагающейся плоти. Но самое страшное, отчего у Адриана мгновенно заледенела душа, – чудом удерживающиеся в глазницах глаза. Они сверкали злобной яростью, а челюсти с хищно фосфоресцирующими зубами исказила жуткая победная ухмылка.

Все мы не раз подмечали выражение подобных чувств у людей, но увидеть такое на лице мертвеца… Мы представляем себе царство мертвых как сонное царство, обитель неподвижности и умиротворения, даже повторяем формулу «мир и покой праху твоему». Это пожелание искренне, мы и в самом деле желаем нашим мертвым мира и покоя, заранее отказывая им в чувствах и желаниях.

Но на лице генерала, упорно отказывающегося покинуть царство живых, Адриан прочитал только одно: этот жуткий мертвец, этот злой дух покоя не хочет. Он хочет отомстить, и отомстить не кому-то, а ему, Адриану.

Его охватил такой ужас, какого он не испытывал ни разу в жизни. Он рванул на себя дверь родительской спальни, отчаянно закричал: «Генерал!» – и упал замертво.

* * *

Я и сейчас с трудом пишу эти строки, потому что они мне кажутся бессмысленными. Все то, что я вам пересказала, я впервые услышала в сумерках, у камина. До сих пор вспоминаю спокойный, убедительный голос рассказчика, и по спине бегут мурашки. Начинает бить дрожь, но вот что удивительно: не только от страха.

Это дрожь ожидания.

Ожидания чего? Возможно, чуда. Потому что рассказ словно бы приподнимал краешек завесы, скрывающей непостижимое. И какое странное чувство оставалось – будто на ваших глазах приоткрывается дверь в никуда и оттуда, из вечной тьмы, вот-вот кто-то появится…

Но насколько она правдива, эта история? Ее передавали из поколения в поколение, каждый рассказчик наверняка добавлял что-то от себя, что-то упускал, но хоть крупица, хоть маленькое зернышко правды-то в ней есть?

Призрак бродит по богатой усадьбе Хедебю, показывается то одному, то другому, помогает найти потерянные вещи, сам что-то ищет… кто он, этот призрак? И был ли он вообще?

Если и был, то для привидения вел себя более чем необычно. Привидения в старых замках и усадьбах – не редкость, это знают все. Но привидение в Хедебю – не обычное привидение. Чересчур уж оно материально. Никто и никогда не слышал, как привидения кидаются яблоками в стену, а фрекен Спаак слышала. Или совсем уж загадочная история – необычное привидение пригласило молодого барона Адриана следовать за ним, спустилось по лестнице и открыло входную дверь.

Но если это все правда, если… не знаю, может, кто-то из тех, кого Бог одарил способностью видеть что-то иное, мир за гранью той реальности, в которой живем мы, земные люди, – может быть, кто-то из них и сможет разгадать эту загадку.

XI

Молодой барон Адриан лежал на огромной родительской кровати, бледный и неподвижный. Кровь еще бежала по сосудам, но почти неощутимо; надо было долго прилаживать пальцы к запястью, чтобы уловить ее слабые толчки. Он так и не пришел в сознание после перенесенного потрясения. Но жизнь еще не угасла.

В приходе Бру доктора не было. В четыре утра послали конюха в Карлстад. Туда шестьдесят километров, назад шестьдесят километров, так что даже если доктор дома и согласится поехать, раньше, чем к вечеру, ждать его не стоит. А скорее всего – день или два.

Баронесса Лёвеншёльд сидела у постели, не сводя глаз с бледного лица любимого сына. Мать была уверена: пока она на него смотрит, искра жизни не может, не должна угаснуть.

А барон никак не мог усидеть на месте. То и дело брал безвольно повисшую руку Адриана, щупал пульс, вскакивал, смотрел в окно, опять садился. Или выходил в гостиную глянуть на часы и ответить на взволнованные расспросы дочерей, гувернера и челяди.

Из домашних в спальню была допущена только Мальвина Спаак. В ее походке, голосе было что-то, что делало ее присутствие у постели больного не только желательным, но и необходимым. Настоящая сестра милосердия.

Ее разбудили крик Адриана и звук упавшего тела. Быстро, но тщательно оделась, сама не зная как, – таковы были ее жизненные правила: если не можешь привести себя в порядок, то и пользы от тебя никакой. Помогла родителям уложить Адриана на широкую супружескую кровать. Все трое поначалу думали, что Адриан мертв, но Мальвине Спаак все же удалось нащупать слабое биение пульса.

Попытались привести Адриана в чувство, но, как оказалось, малейшее прикосновение только ухудшает состояние больного. Оставалось сидеть и ждать.