– Теперь ты знаешь, лис, каково придётся тому, кто дерзнёт поднять лапу на Акку с Кебнекайсе! – напоследок крикнули дикие гуси прямо ему в ухо.
С тем они и улетели, оставив наконец Смирре в покое.
III
Жизнь диких птиц небесных
В крестьянской усадьбе
Четверг, 24 марта
В эту самую пору случилось в Сконе происшествие, о котором немало толковали в округе. О нём даже писали в газетах, но многие сочли его просто-напросто небылицей, так как не могли найти ему объяснения.
А произошло вот что: в орешнике на берегу озера Вомбшён поймали белку и принесли её в ближнюю крестьянскую усадьбу. На крестьянском дворе все от мала до велика обрадовались красивой зверюшке с пушистым хвостиком, умными любопытными глазками и проворными лапками. Обитатели усадьбы собирались целое лето любоваться ловкостью белочки, её весёлыми забавами. Они живо привели в порядок старую беличью клетку – маленький, зелёного цвета домик – и проволочное колесо. В домике с дверцей и оконцем белке предстояло кормиться и спать: туда положили подстилку из листьев и несколько орехов, поставили плошку с молоком. А проволочное колесо предназначалось белке для забав: здесь она могла бегать, кружиться, карабкаться.
Люди думали, что осчастливили белочку. И очень удивлялись, что она не хотела обживать свой домик, а печально сидела, забившись в уголок, и время от времени жалобно повизгивала. К корму она не притрагивалась и ни разу не покружилась в проволочном колесе.
– Боится, видать, – говорили люди. – Завтра, как освоится, станет и есть, и забавляться.
Но вскоре белочка была забыта – в крестьянской усадьбе спешно готовились к празднику, и никто даже не думал, каково зверюшке в неволе. Женщины усердно жарили и пекли. Но то ли у них медленно поднималось тесто, то ли сами хозяйки замешкались, только с выпечкой сильно припозднились и кухарничали ещё долго после того, как стемнело.
Одна лишь старая хозяйка не могла ни стряпать, ни печь – уж очень преклонных лет она была. Удручённая тем, что осталась в стороне от праздничных хлопот, старушка не легла спать, а села в чистой горнице у окошка и стала глядеть на двор. Из открытых дверей поварни струился яркий свет зажжённых свечей. Двор, со всех сторон обнесённый постройками, был так хорошо освещён, что старушка видела даже трещинки в штукатурке на противоположной стене. Видна ей была и ярче всего освещённая беличья клетка и белка, неустанно прыгавшая из домика на колесо и обратно. «Чем это обеспокоена белка?» – подумала старая хозяйка, но тут же решила, что яркий свет мешает зверюшке спать.
В усадьбе между хлевом и конюшней были широкие крытые въездные ворота, на которые также падал свет. И вот когда время уже близилось к полуночи, старушка вдруг увидела, как из-под арки ворот осторожно крадётся на двор крохотный мальчуган. Сам ростом с ладонь, но в деревянных башмаках и кожаных штанах, ну что твой работник! Не иначе, это домовой, подумала старушка, но нисколечко не испугалась. Ведь она не раз слышала, будто домовой водится в здешней усадьбе, хотя никогда прежде его не видывала. А домовой, все знают, где ни появится, всюду приносит счастье.
Домовой тем временем уже бежал по мощённому камнем двору прямо к беличьей клетке. Но клетка висела высоко, дотянуться до неё он не смог и пошёл к сараю, где хранилась рыболовная снасть. Взяв удилище, он прислонил его к клетке и в один момент взлетел по нему вверх – прямо как заправский моряк по канату. Очутившись у клетки, он стал трясти дверцу зелёного домика, чтобы отворить её. Старая хозяйка спокойно сидела на своём месте: она знала, что дети заперли дверцу на висячий замок из боязни, как бы соседские мальчишки не украли белочку. Малыш и в самом деле не смог отворить дверцу клетки. Тогда белка вскочила на проволочное колесо и долго что-то говорила домовому. Выслушав пленницу, он съехал по удилищу вниз на землю и выбежал из ворот усадьбы.
А старушка осталась сидеть у окошка, словно надеялась ещё раз в эту ночь увидеть домового. И впрямь немного погодя малыш вернулся. Он мчался так, что ноги его едва касались земли. Старая хозяйка явственно видела его своими дальнозоркими глазами. Она даже различила в руках домового какую-то ношу, но не могла понять, что же это такое. Ношу из левой руки он положил на камни, а ношу из правой взял с собой наверх и передал белке, выбив стекло в оконце домика своим маленьким деревянным башмачком. Затем он съехал вниз, поднял то, что положил на камни, и, снова вскарабкавшись наверх, отдал это белочке. А потом так же поспешно умчался прочь.
Тут уж старая хозяйка не могла усидеть в горнице. Она поднялась, вышла на двор и тихонько притаилась в тени насоса. Только в засаде она была не одна: кое-кто, также заметив малыша, сгорал от любопытства. То была домашняя кошка. Осторожно подкравшись, она прижалась к стене дома в нескольких шагах от яркой полоски света. Немало времени провели старушка и кошка в ожидании этой холодной мартовской ночью. Старушка начала было подумывать, не пойти ли ей обратно в горницу, как вдруг услыхала стук деревянных башмачков по мощёному двору. Она увидала, что малыш-домовой, как и прежде, что-то несёт и это что-то пищит и барахтается у него в руках. И тут старую хозяйку осенило: домовой-то бегал в орешник за детёнышами бельчихи и принёс их ей, чтобы они не подохли с голоду.
Старая хозяйка затаила дыхание, боясь спугнуть домового, но тот, видно, не заметил её. Зато сверкнувшие рядом зелёным огнём кошачьи глаза заставили его замереть на месте, как раз когда он собирался положить одного бельчонка на камни, а с другим махнуть к клетке. Он стоял и беспомощно озирался по сторонам. Внезапно домовой увидел старую хозяйку и, недолго думая, протянул ей бельчонка.
Старушке не хотелось оказаться недостойной его доверия. Нагнувшись, она взяла бельчонка и держала его в руках, пока домовой относил в клетку другого. Потом он вернулся за первым бельчонком и тоже переправил его в клетку.
Утром за завтраком старушка, не в силах таиться, рассказала домочадцам о том, что произошло ночью. Её, ясное дело, высмеяли: привиделось, мол, всё старой во сне. Да и никаких бельчат в эту пору, ранней весной, не бывает. Но старая хозяйка упрямо стояла на своём: кто не верит, пусть заглянет в беличью клетку. И вот в зелёном домике на подстилке из листьев все увидели четвёрку полуголых, полуслепых бельчат, которым было не более двух дней от роду.
Увидев их, хозяин усадьбы сказал:
– Быль это или небыль, одно ясно: все в нашей усадьбе повели себя так, что нам надобно стыдиться и людей, и зверей.
С этими словами он вытащил из клетки молодую бельчиху со всем её выводком и положил их в передник старой хозяйки.
– Ступай с ними в орешник, матушка, – велел он, – и отпусти на волю!
Вот об этом-то происшествии и шли немалые толки. О нём даже писали в газетах. Но большинство людей в него не верили: просто не могли объяснить, как такое могло произойти.
Витшёвле
Суббота, 26 марта
Несколько дней спустя случилось ещё одно удивительное событие. Однажды утром на засеянном поле, неподалёку от большого поместья Витшёвле, что в восточной части провинции Сконе, опустилась стая диких гусей. Тринадцать из них были обычные, заурядного серого цвета, а один гусак – белый. У него на спине сидел малыш, одетый в жёлтые кожаные штаны, зелёную безрукавку и белый колпачок.
В поле, на которое опустились гуси, земля была с заметной примесью песка, как и повсюду в приморье. Ведь Балтийское море было совсем близко! Повсюду, куда ни кинь взгляд, виднелись обширные сосновые леса. В былые времена здесь, видимо, укрепляли наносные пески.
Дикие гуси паслись уже целый час, оставив в дозоре одного из стаи. Внезапно гусь-сторожевой взмыл в воздух, громко хлопая крыльями, чтобы предупредить об опасности, – на меже появилось несколько ребятишек. Гуси тотчас поднялись в воздух, и только белый продолжал спокойно пастись. Увидав, что другие улетают, он поднял голову и закричал им вслед:
– Чего испугались? Это всего-навсего дети!
Малыш, прилетевший на спине гусака, сидел на бугорке у лесной опушки, пытаясь вылущить из сосновой шишки лакомые семена. Меж тем дети подошли к нему уже так близко, что он не осмелился у них на виду пересечь поле. Вместо того чтобы бежать к белому гусаку, он поспешно спрятался под большим сухим листом репейника, криком предупредив гусака о грозящей опасности.
Но белого, видно, не так-то просто было испугать – он даже не смотрел, куда идут дети.
А они тем временем свернули с межи, пересекли поле и уже подходили к гусаку. Когда он наконец поднял голову, дети были совсем рядом. Ошарашенный, сбитый с толку, гусак совсем позабыл, что умеет летать, и стал поспешно спасаться бегством. Дети помчались за ним, загнали в канаву и там схватили. Старший, сунув его под мышку, понёс в усадьбу.
Увидев это, малыш, лежавший под листом репейника, вскочил, намереваясь отнять гусака у детей. Но, вспомнив, как он мал и слаб, в бессильном бешенстве бросился на свой бугорок и замолотил кулаками по земле.
Гусак кричал что есть сил:
– Малыш-Коротыш! Помоги! Малыш-Коротыш! Помоги!
– Нашёл кого просить о помощи! – горько рассмеялся мальчик. Но всё-таки поднялся и пошёл следом за гусаком: «Не могу помочь, так хоть узнаю, что они с ним сделают».
Дети намного опередили его, но Нильс не упускал их из виду до тех пор, пока путь ему не преградила ложбина, на дне которой с шумом бежал весенний ручей. Ручей был совсем неширок, да и глубиной не отличался, но мальчик всё равно долго бежал вдоль ручья, не находя местечка, где бы его перепрыгнуть.
Пока Нильс переправлялся через ручей и выбирался из ложбины, дети исчезли. Правда, на узкой тропке, что вела вглубь леса, остались их следы.
И мальчик пошёл по этим следам.
Вскоре он добрёл до перекрёстка, где, должно быть, дети расстались: отсюда следы расходились в разные стороны. Мальчик растерялся.
Но тут на поросшем вереском пригорке он вдруг увидел белую пушинку. Мальчик понял: Мортен нарочно бросил её у обочины, чтобы подать ему, Нильсу, знак, показать, куда его понесли. Малыш снова двинулся в путь, уже по лесу. Гусака он так и не увидел, но всюду, где только возникала опасность заблудиться, лежали белые путеводные пушинки. Он так и шёл от одной к другой. Они вывели его из лесу, провели пашнями прямо на дорогу, а оттуда – на аллею господской усадьбы. В самом конце аллеи мелькнул вдруг фронтон дома и башни красного кирпича, украшенные вверху светлыми узорами. Вот тут-то Нильс и смекнул, куда девался гусак. «Дети, видать, потащили его в поместье на продажу. Может, беднягу уже успели заколоть», – сказал мальчик самому себе.
Чтобы проверить свою догадку и поточнее разузнать о судьбе гусака, он с удвоенной быстротой помчался вперёд, к дому. К счастью, в аллее ему не попалось ни одной живой души – ведь теперь ему приходилось бояться встреч с людьми.
Перед большими сводчатыми воротами старинного поместья, выходившими на восток, Нильс остановился. За ними он увидел огромный внутренний двор, обрамлённый каменным четырёхугольником замка. Туда он идти не посмел и застыл в раздумье: что же ему делать?
Малыш всё ещё стоял в нерешительности, приложив палец к носу, как вдруг услыхал за спиной шаги. Оглянувшись, он увидел длинную вереницу людей и, поспешно шмыгнув за бочку с водой, которая, по счастью, стояла у самой арки, притаился.
Это были ученики Высшей народной школы, совершавшие прогулку в сопровождении учителя. У сводчатых ворот учитель велел молодым людям немного подождать, а сам отправился узнать, нельзя ли осмотреть старинный замок Витшёвле.
Путники, видимо, совершили длительный переход, им было жарко, они устали. Одному из них захотелось пить, и он подошёл к бочке зачерпнуть воды. На плече у него висела жестяная коробка на ремне – ботанизирка. Он снял её и бросил на землю, чтобы не мешала. При этом крышка отскочила, и все увидели лежавшие в жестянке весенние цветы.
Ботанизирка упала совсем рядом с малышом, и он мгновенно решил этим воспользоваться: вот он, счастливый случай попасть в замок и узнать, что же сталось с гусаком! Быстренько юркнув в жестяную коробку, Нильс притаился под цветами мать-и-мачехи и подснежниками.
Не успел он спрятаться, как молодой человек поднял ботанизирку и снова повесил её на плечо, предварительно захлопнув крышку. В это время вернулся учитель – его ученикам разрешили осмотреть замок, – и вся вереница потянулась на внутренний двор, где учитель повёл рассказ про старинное поместье Витшёвле.
Он вспомнил о первобытных людях, живших здесь тысячи лет назад в скалистых гротах и земляных пещерах, в палатках, крытых звериными шкурами, и в плетённых из ветвей шалашах. Немало времени прошло, прежде чем они научились ставить дома из древесных стволов. А потом! Сколько им пришлось трудиться в поте лица, прежде чем они смогли вместо бревенчатых лачуг с одной-единственной горницей воздвигать замки с сотнями покоев, подобные Витшёвле!