– Харчо! – доносится с кушетки.
– С перцем?
– Коне-е-еечно, а как ещё?
– Понятно… Я болван… Давайте, пока эти десять дней пособлюдаем диету? Вы не против? – спрашиваю для приличия, понимая, что нужно объяснить ему самые азы. Либо, как вариант, хотя бы отдать команду: что можно, чего нельзя.
– Давайте попробуем, – глухо доносится с кушетки, на которой товарищ докторов лежит лицом вниз.
* * *
– Ничего острого. Причём давайте попробуем в течение всего месяца, – говорю ему через час, сидя за столом и глядя на его кислое выражение лица при этом.
– Совсем?
– Совсем. Тут без вариантов. Шансы есть, но их не много. Мы хотим их уменьшить? – откровенно информирую «в лоб».
– Нет! – открещивается пациент.
– Здорово. Далее. Ничего жирного. Солёного. Жареного. Как можно меньше простых углеводов.
– А что это – простые углеводы? – он старательно записывает то, что слышит от меня.
– Картофель, хлеб, мучное, рис, манка, сахар… Особенно сахар!
– Ясно… с этим как раз не сложно… смогу…
– Поменьше баранины и говядины. Лучше – рыба. Творог, сыр. Сахар можете заменить мёдом: он как раз способствует выработке синовиальной жидкости… только мёд должен быть натуральный.
– Какой жидкости? – поднимает на меня глаза пациент.
– Не важно… той, без которой у вас нарушается подвижность сустава… Хотите – перейдём в другой кабинет, там я вам на схеме покажу. Это – личный кабинет Игоря Витальевича, он не держит наглядного иллюстративного материала.
– Да нет, не надо… – качает головой пациент. – Значит, мёд всё-таки можно…
– Ну, и пищевые добавки. Это – не лекарства, это – хондропротекторы, – передаю ему листочек с записями. – Они здорово могут помочь, но вы должны активно нагружать нужные мышцы: без этого всё будет оседать не в тех тканях сустава, где надо, – касаюсь указкой его бедра. – А где попроще. Например, в плечевых суставах.
– Да я помню, мне у Бубновского то же самое сказали…
Делаю себе пометку: спросить докторов, что есть «Бубновский».
– На сегодня всё. До завтра.
* * *
Следующий час пробую «применить силу» с Анной.
Вначале пытаюсь наложить поверх имеющейся клеточной программы «правильную». Не получается, правильная постоянно «слетает».
Потом пробую «стереть» имеющуюся перед наложением своей. Не получается: со всей опухолью работать не получается, а обрабатываемая часть «переписывает» раз за разом старую программу с основной части опухоли.
В конце концов, делаю то, что задумал: ввожу кончик нестерильной иглы. И очень тщательно запоминаю, что является маркером для лимфоцитов. Кажется, запомнил.
Наверное, со стороны это кажется вдумчивой работой человека, который точно знает, что делать.
А на самом деле я всего лишь подбираю технику воздействия.
ЧТО делать, я действительно знаю. Пока только не понял, как.
Выбираю тазовый лимфоузел, в котором четко вижу метастазы. Концентрация. Скан. Частота.
Стараюсь держать частоту как можно ближе к той, которую лимфоциты воспринимают как сигнал к атаке.
* * *
Минута. Две. Пять. Не считаю времени. Пот на лице. Пот на спине.
Держать частоту. Есть результат. При «подсветке» лимфоциты «видят» чужака и работают, как надо.
Держать частоту.
Держать частоту.
Держать частоту.
* * *
Краем глаза замечаю, что Котлинский и Стеклов, неслышно войдя, молча сидят у стены.
Держать частоту.
Нельзя отвлекаться.
Как только я сбиваюсь, и частота немного отклоняется от нужной, лимфоциты «перестают видеть» клетки, которые необходимо убирать.
Похоже на то, как вы вдеваете нитку в иголку. Это нужно сделать одним быстрым движением, положить иголку с вдетой ниткой на конвейер, и взять следующие иголку и нитку.
Когда я сбиваюсь, иголки и нитки начинают падать на пол, и процесс стопорится.
* * *
Прекращаю, когда чувствую, что сегодня себя исчерпал. Нужно отдохнуть.
– Спасибо, на сегодня всё, – вытирая пот со лба, говорю Анне.
* * *
Через пять минут с благодарностью принимаю чашку с чаем от Котлинского: